Делай что должен

– Что? – Корнев на пару секунд призадумался. – Да, наверное, то же, что и вам. Поставки напрямую от производителей, кооперативы, крупные компании-перевозчики…

– Вот вам и ответ, – Лозинцев стал похожим на школьного учителя, довольного успехами способного ученика. – У нас в России мелкому торговцу и перевозчику делать почти что и нечего. Можно, конечно, наняться со своим корабликом хоть к поставщикам, хоть к получателям, хоть к кооперативам, можно и самому в кооператив вступить, но если хочешь работать один и только на себя – даже не думай, не развернешься. А здесь для таких самое раздолье… – Дмитрий Николаевич широко улыбнулся. – Конечно, крупные перевозчики с Запада сюда потихоньку лезут, пытаются создавать представительства. Но мы пока что быстрее реагируем на потребности местного рынка, так что выдавить нас они долго не смогут…

– Думаете, смогут потом? – прервал собеседника Корнев.

– Они в любом случае к этому стремятся и будут стремиться, – посерьезнел Лозинцев. – Деваться им некуда. Нам, впрочем, тоже.

– И что? – спросил Корнев.

– Да ничего. Мы же просто так не отдадим свой кусок, да и Фронтир на месте не стоит, – видно было, что обрисованные им же самим перспективы конкурентных войн Лозинцева сильно не пугают. – Да, с каких-то планет нас так или иначе вытеснят, но на каждой новой планете Фронтира мы все равно будем первыми.

– А немцы?

– А что немцы? – Лозинцев пожал плечами. – Все то же самое, что и с Западом. Тоже пытаются на Фронтире закрепиться, с той лишь разницей, что не везде им тут рады. Да и сами знаете, что за примерами далеко-то ходить. Ну и нам с ними, – Лозинцев довольно усмехнулся, – проблем меньше из-за этого. Так что не переживайте, Роман Михайлович, и на мой, и на ваш век тут дел хватит.

Корнев, конечно же, и не думал переживать. Обстановку на Фронтире и свои личные перспективы он, в общем, оценивал примерно так же. Правда, в отличие от Лозинцева, чувствуя все это больше интуитивно, а вот Дмитрий Николаевич сумел эти вещи просто и доступно изложить.

Нет, кто бы что ни говорил, русские на Фронтире чувствовали себя прекрасно. Корнев иной раз даже искренне жалел всех тех, кто не имеет счастья быть русским. Ну не обязательно русским, в России не одни только русские живут, хотя здесь, на Фронтире, если ты из России, значит всегда русский. Впрочем, почему-то почти все соотечественники, кого Роману доводилось встречать на Фронтире, были как раз русскими, а не кем-то еще. Редко попадался кто-то из армян или греков, еще реже сербы, ну вот, пожалуй, и все. Ни болгар, ни татар, да вообще никого больше из нерусских граждан империи Корнев на Фронтире за эти два года не видел.

Ну не видел – и ладно. Главное, что ему, Роману Корневу, тут хорошо. Не то чтобы, конечно, совсем уж хорошо, нет. Вот жить на Фронтире постоянно Роман никогда бы не согласился. Жить надо дома, в России. Зато Фронтир позволял зарабатывать на эту самую жизнь дома. И зарабатывать, чего уж прибедняться, совсем неплохо. Понятно, что и трудностей своих хватало – и мотаться постоянно с планеты на планету, и искать фрахт, и самому иной раз что-то покупать-продавать, и деньги поменять…

Хорошо хоть, с преступностью проблем нет. Пиратов на Фронтире общими усилиями России, Запада и Райха уже лет тридцать как повывели. Если какие совсем уж отчаянные смертники пытались из Черного или Желтого космоса залететь, то всегда было кому их встретить – военные корабли под флагами Райха и Демконфедерации ревниво следили друг за другом и если где появлялся один, тут же рядом объявлялся и второй, а иной раз и третий – Россия свой флаг на Фронтире забыть не давала. А уж от двух, тем более трех корветов ни одному пирату уйти еще не удавалось. То есть от самих корветов уйти-то было и можно, даже в Черном и Желтом космосе непонятно откуда появлялись очень даже скоростные кораблики, но шансов удрать от управляемых ракет не было и у них. Потому что и русские, и германцы, и даже самые демократические западники, при всех своих противоречиях, сходились в одном: хороший пират – мертвый пират. Впрочем, байки о пиратах по Фронтиру все-таки ходили, вот только ни разу Корнев не слышал, чтобы в этих байках говорилось о каком-нибудь конкретном пострадавшем корабле. Так что относился к этим байкам Роман, да и не он один, сугубо скептически.

С другими попытками сделать русских жертвами преступности было еще проще. Сам Роман с этим вообще не сталкивался, но русские капитаны, кто мотался по Фронтиру уже давно, про такое рассказывали. Рассказывали они и о том, как эти попытки кончались. Россия очень быстро приучила местных любителей легкой наживы к тому, что любое сделанное русскому капитану предложение «купить безопасность» кончалось обращением этого капитана к русскому консулу, которые были почти на каждой планете Фронтира. Дальше варианты рассказов были разными – одни говорили о бравых русских десантниках, которые объясняли местным «продавцам безопасности» всю ненужность их услуг для граждан Российской Империи, другие – о том, что почему-что вдруг местные шерифы начинали доступными им способами увещевать вымогателей взяться за ум (понять этих шерифов можно – поди потом доказывай, что порядок на планете наводишь именно ты, а не какие-то залетные русские), третьи вообще утверждали, что в разговорах русских консулов с местными уважаемыми людьми мелькали такие нехорошие слова как «блокада», «эмбарго», а иногда и совсем уж неприличное словечко «десант». Но все сводилось к тому, что уже давно никто даже не пытался предлагать русским на Фронтире какие-то особые условия безопасности. Кстати, то же самое говорили и о кораблях из Райха. Про всех местных капитанов Корнев сказать не мог, но слышал, что кое-кому из них как раз и приходилось платить каким-то непонятным «защитникам». С одним таким своим местным коллегой Корнев даже однажды чуть не подрался – тот очень уж агрессивно жаловался, что дикие русские не соблюдают общепринятых правил поведения, отчего совершенно безосновательно имеют неоправданные конкурентные преимущества перед местными перевозчиками. Подраться, правда, не вышло, этот сторонник цивилизованного сотрудничества с вымогателями просто не смог встать из-за стола – до того перегрузился выпивкой. Наверное, очень уж расстроили его злые русские…

– Ну, Роман Михайлович, – усмехнулся Лозинцев, открывая упаковку с настоящим покровским пряником, большим, килограмма на два, – вы же знаете этих… западников. – Чувствовалось, что в уме Лозинцев произнес совсем другое слово. – Вы вот если на Фронтире или в Райхе что-то увидите, чего у нас нет, о чем думаете, а?

Разливая свежезаваренный крепкий чай, Корнев задумчиво выровнял чайник в руке, чтобы ненароком не пролить.

– О чем? Не знаю даже… Сравниваю, наверное, с тем, что у нас.

– Вот именно! – Лозинцев походил на учителя все больше и больше. Роман вспомнил историка из гимназии, Валерия Филипповича. Тот тоже все время задавал такие вопросы, чтобы ученик как следует подумал и ответил правильно. – Вы сравниваете! И если видите, что что-то здесь лучше, чем у нас… – тут Лозинцев осекся. Видимо, понял, что сказал что-то не то. – Ну не тут, конечно, а в том же Райхе… – да уж, чтобы на Фронтире где-то что-то было лучше, чем в России (ну кроме деловых возможностей разве что). – Вы думаете: а хорошо бы, так и в России было, так ведь?

– Так, – не стал спорить Корнев.

– Это для вас так. И для меня так. И для любого нормального русского человека так. А для западника не так. Для него, если у русских что-то лучше, значит, русские – жулики, каким-то заведомо нечестным путем получившие это преимущество. Потому что всем известно, что русские все и всегда делают неправильно.

Да уж, умел Лозинцев заставить собеседника задуматься, умел… Самое смешное – и здесь он прав. Сколько ни вспоминал Корнев свои разговоры с местными, это у них всегда сквозило, как только доходило дело до сравнений. Ну, или почти всегда. Хотя не так уж много этих разговоров и было, тут через одну планету ни с кем и поговорить нормально нельзя, если не о деле… Немцы, те еще на людей похожи, на отвлеченные темы с ними побеседовать интересно бывает. Особенно за пивом. А остальные… Ну и ладно, пошли бы они все, мать их с низкого старта!..

Тринидад встретил хмурым и пасмурным, совершенно неприветливым небом. Садиться пришлось вслепую по наведению диспетчера. Гигантские мохнатые черно-синие тучи висели над космопортом так низко, что хотелось идти под ними, пригнувшись, и не идти даже, а перебегать, чтобы они не придавили ненароком. Правда, до портовой конторы удалось добежать раньше, чем эти тучи ударили по космопорту и окрестностям миллиардами тяжелых капель, почти сразу же сомкнувшихся в цельную, на вид совершенно непроницаемую стену.

Оказалось, кстати, что не только для маскировки истинного пункта назначения понадобился Тринидад Лозинцеву. Какие-то дела у него здесь все-таки были. Дмитрий Николаевич сразу же заказал такси, предварительно договорившись с Корневым о времени своего возвращения, и Роману пришлось в одиночку выполнять все предусмотренные формальности, благо, на Тринидаде таковым особого значения не придавали. Поэтому все было сделано быстро, и до возвращения своего пассажира Корнев успел пообедать. Тоже пришлось вызывать такси, чтобы не выходить под ливень, хотя ехать до известного Роману заведения было всего минут пять. Хозяин ресторанчика, колоритный пожилой толстяк с огромными усищами, нашел простейший, зато до крайности эффективный способ завоевать популярность среди пилотов и коммерсантов, прибывавших на Тринидад. Способ этот заключался в том, что всем, кто не был родом с Тринидада, клали специй вдвое, а то и втрое меньше, чем местным. Слава «доброго Лучо», как скромно именовал себя предприимчивый ресторатор, прямо-таки гремела среди непривычных к местным специям гостей планеты, так что экономия на жгучих ингредиентах была явно не самым главным источником его доходов.

Дальше все пошло просто прекрасно, как будто по заказу. К тому времени, как Роман закончил обедать, кончился и ливень, поэтому Корнев решил прогуляться до космопорта пешком. И стоило ему только подойти к портовой конторе, как буквально через пару минут появился и Лозинцев. Диспетчер и стартовые службы тоже были свободны, так что уже очень скоро «Чеглок» снова оказался в космосе.

…Навигация в Райхе сильно отличалась от того, к чему Корнев привык на Фронтире. Даже вводить координаты выхода из гиперпространства не пришлось – достаточно было просто обозначить в качестве таковых навигационную станцию «Райнланд-8». Все было рассчитано заранее и внесено в память компьютера «Чеглока». За пятнадцать минут до прекращения работы гиперпривода и выхода в реальный космос корабельный компьютер услужливо предупредил Корнева о необходимости соответствующих приготовлений. Компьютер, естественно, не обманул – ровно через девятьсот секунд после сигнала Корнев с Лозинцевым увидели на обзорном экране не поднадоевшее мельтешение молочно-белых искр на темно-сером фоне, а строгие очертания навигационной станции «Райнланд-8», висящей на границе планетной системы. Корневу этого времени тоже хватило, так что к моменту выхода из гиперпространства корабль был приведен в режим ручного управления при полной готовности программы автопилотирования. Получив со станции координаты входа в свой коридор, Корнев в ручном режиме вышел к указанной точке, где и переключил управление на автопилот, уже получивший со станции соответствующую программу.

Все, в общем, логично и разумно. Простая и действенная схема обеспечения безопасности на довольно оживленном пути. Сама схема никакого удивления не вызывала – она была стандартной и в России, и в Райхе, и на Западе. Вот только почему-то в исполнении немцев (ну да, немцев; если в России все русские, то в Райхе – все немцы) все это выглядело как-то особенно четко, организованно и эффективно. Иной раз казалось даже, что такого больше нет нигде и во всех планетарных системах за пределами Райха навигация отдана на откуп случайности, анархии и хаосу.

Впрочем, порядок и организованность вовсе не означали того, что работает автоматика, а господин капитан-пилот может заняться какими-то другими своими делами и не участвовать в процессе. Корневу приходилось постоянно быть на связи сначала с диспетчером станции, а потом и с диспетчером космопорта – подтверждая, что все идет штатно, что автопилот действует в полном соответствии с полученными указаниями, что сам Роман готов в любой момент взять управление кораблем на себя, если вдруг что пойдет не так. В том же духе «Чеглок» совершил и посадку в двенадцатом секторе космопорта «Зигмунд-Йен-Раумфлюгхафен»: хотя антиграв подцепил корабль еще до входа в атмосферу, Корнев до самого конца напряженно следил за действиями автопилота.

Таможенник ждать себя не заставил и времени много не отнял. Господин старший таможенный инспектор аккуратно и быстро оформил все необходимые документы, чем и утвердил законность пребывания граждан Российской Империи господ Романа Корнева и Дмитрия Лозинцева на территории Германского Райха.

Собрался Лозинцев быстро. Оно и не удивительно – ему и пришлось-то только переодеться с поправкой на местную погоду, в меру прохладную, зато сухую и солнечную. И уже на выходе задержался, постоял пару секунд и вдруг обернулся.

– А ведь сегодня Прощеное Воскресенье. Вы уж меня простите, Роман Михайлович, если чем обидел…

– Бог простит, – ответил Корнев. – И вы, Дмитрий Николаевич, меня простите…

– Бог простит, – как-то не сильно уверенно и очень тихо сказал Лозинцев, подавая Корневу руку.

Проводив своего пассажира, Корнев еще какое-то время пребывал в задумчивости. Вот ведь человек, Прощеное Воскресенье вспомнил… Не то чтобы Роман был сильно религиозен, но вот попросил у него Лозинцев прощения, сам у Лозинцева прощения попросил – и, честное слово, на душе полегчало… Полегчало? Почему полегчало? Разве была какая-то тяжесть? Мысли Корнева резко развернулись. А ведь и правда, что-то не так было, не так и не то… Или не было? Но откуда тогда это ощущение? Как будто что-то неправильное сказано или сделано?

Корнев попытался вспомнить, что же могло быть причиной таких сомнений, но совершенно безуспешно. Ну да и ладно… Имелись куда более важные в данное время дела, они-то и вытеснили из головы Корнева эти тягостные раздумья.

Для начала надо было убраться в каюте, которую занимал Лозинцев. Впрочем, много времени это не заняло – Дмитрий Николаевич, даже покинув корабль, вновь показал себя человеком предельно аккуратным. Хотя и на корабле он пробыл не так уж и долго – если не считать посадку на Тринидаде, около полутора суток полетного времени. Так что мусора осталось по минимуму, постель Лозинцев убрал сам, где ж тут убираться-то? А если учесть, что груза никакого в этом рейсе не было и, соответственно, грузовые трюмы тоже в приборке не нуждались, то наведение порядка никак не тянуло на гордое звание работы. Так что прибираться Корневу пришлось только в рубке, где они с Лозинцевым почти весь полет и просидели. Да и там ничего страшного не было. Посудомоечная машинка удовлетворилась двумя чашками, двумя же блюдцами, одним блюдом покрупнее да заварочным чайником, а весь мусор уместился в маленьком пакетике. Понятно, что вызывать мусорщиков Корнев не стал, пакетик этот и самому можно выкинуть.

До грузовой конторы можно было бы доехать на маршрутном вагончике, но Роман не поленился пройти пешком, исключительно чтобы размять ноги. Деловая жизнь в конторе била ключом, так что было даже, из чего выбирать. Из конторы Корнев вышел, обеспеченный грузами и пассажирами недели на полторы полетного и погрузочно-разгрузочного времени, а если учесть все необходимые процедуры и потребность в отдыхе между рейсами, то на две с хвостиком недели вперед. Еще более грел душу капитана-пилота аванс фрахта в райхсмарках, часть которого, правда, тут же ушла на оплату заправки. Топливо в Райхе хоть и стоило не так чтобы дешево, зато начисто избавляло покупателей от сомнений в своем качестве. Время, остававшееся до начала погрузки, Корнев решил потратить на небольшую прогулку по ближайшей окраине Ариенбурга – столицы Райха. Если точнее – на поход в известный Роману магазинчик за блоками с записями интересных фильмов, концертов и книг, естественно, с возможностью перевода на русский. А как иначе – хоть и управлял кораблем господин капитан-пилот в одиночку, но свободного времени в полетах хватало, особенно в гиперпространстве. Не только же на сон его переводить? Конечно, можно было заказать все это по местной сети с доставкой на «Чеглок», но куда-то девать время все равно надо. Да и поесть не мешало бы, обед у «доброго Лучо» требовал продолжения в виде ужина, а по местному времени – в виде плотного завтрака.

Вот тоже та еще проблема для маленьких экипажей, а тем более для капитанов-пилотов… Время. Точнее, несовпадение биологических часов организма и официального времени на планетах. Нет, конечно, можно в нужное время выпить нужную таблетку – и все в порядке. Хочешь – спи, хочешь – бодрствуй, не вставляя в глаза спички. Вот только все врачи старательно уверяли, что таблетки эти безвредны… ну, при правильном употреблении, конечно. А правило употребления всего одно – чем реже, тем лучше. Хотя Корнев настроил себя на то, что именно сегодня такой таблеточкой придется воспользоваться, потому как если оставить все на отсчет времени по внутреннему ритму организма, то погрузка и старт с космодрома придутся как раз на самый разгар сна.

…Выйдя из магазина, где он даже получил небольшую скидку (немолодой даме, не поймешь – то ли хозяйке, то ли просто начальнице над тремя юными продавщицами – очень понравилось, что русский капитан-пилот интересуется историей, музыкой, хорошими приключенческими фильмами и полностью игнорирует отдел, где в непрозрачных серых пакетах продаются фильмы «для взрослых»), Корнев вынужден был остановиться и на пару минут отложить попытку перейти дорогу. Причиной задержки стали две сотни молодых парней, с песней маршировавших прямо по проезжей части. В униформе многочисленных военизированных, полувоенных и вроде бы даже и совсем невоенных формирований Райха Корнев разбирался очень слабо. Он даже подозревал, что в этой форме вообще вряд ли кто-нибудь разбирался полностью, учитывая обилие и многообразие всех таких формирований и их обмундирования. Однако же видно было, что слитно топали ботинками и дружно горланили задорную песню про дочку лесника вовсе не солдаты – молоды слишком для армии. Скорее всего, дорогу Корневу перекрыли ребята из каких-то молодежных трудовых формирований, хрен его помнит, как это у немцев называется. Причем, судя по явно не ариенбургскому загару и обношенному обмундированию, уже бывалые, как бы даже не возвращающиеся со службы.

Шли красиво. Правда, красиво. Нет, с военными, конечно, не сравнить. С немецкими военными, разумеется – на фоне этих ребят убого смотрелась бы воинская часть любой армии, кроме, понятное дело, русской. Зато видно было, что сами парни испытывают неподдельное удовольствие от того, что идут в строю с песней. Форма и строй, общее дело и одна на всех песня – что еще надо нормальному парню, чтобы чувствовать себя частью грозной и несокрушимой силы, чтобы совершенно точно знать: пусть хоть весь космос развалится на куски, но тебе на помощь всегда придут такие же крепкие и уверенные в себе парни, как ты сам!


Корнев этих ребят отлично понимал. А еще он теперь, наконец, понимал, что именно не так сделал Лозинцев. Точнее, не так сказал. Еще точнее – вообще не сказал. И если уж быть совсем-совсем точным – не задал один вопрос, который именно он, Лозинцев, должен был задать первым, потому что со стороны Романа задать этот вопрос человеку явно старшему по возрасту было бы неприличным. Да, теперь-то Корнев понимал, что за червячок шевелился в его мыслях после прощания с Лозинцевым.

А вот чего Корнев совершенно не понимал, так это почему не был задан вопрос, всегда встающий там, где встречаются и знакомятся русские. Почему Дмитрий Николаевич так и не спросил: «Кстати, Роман Михайлович, а где вы служили?»…





Глава 3




Полк собирался. Собирался, как это принято в армии – являя невозможный и все же реально существующий коктейль из спокойной деловитости и лихорадочного разгильдяйства. В одном месте все необходимое и в достаточных количествах аккуратно складывалось для удобства погрузки, в другом, от души матерясь, азартно тащили круглое и катили квадратное, искренне удивляясь, почему оно, мать его внахлест и вперехлест, не тащится и не катится.

Корнет Корнев (ага, вот такой каламбур, даже кличка в полку – «Корн-Корн») наблюдал за происходящим с некоторой снисходительностью. Ну да, вся эта суета – удел технарей, летчики пока отдыхают. Впрочем, к этой снисходительности была примешана изряднейшая доза любопытства – все-таки на памяти корнета это был всего второй случай, когда поднимали разом даже не весь родной полк, а целиком дивизию, да еще и первый случай, когда полк (и дивизию) поднимали на авианосцах.

Полк – это сила. Корнев гордился, что ему, как одному из лучших выпускников училища, повезло попасть в Восьмой его императорского высочества великого князя Андрея Константиновича истребительный полк Российского Императорского летного флота. А уж одиннадцатая истребительная авиадивизия, в которую полк входил… Дивизия базировалась на Антонине и имела усиленный по сравнению с обычными истребительными дивизиями состав – четыре истребительных полка вместо штатных трех и один штурмовой. Кое-кто говорил, что такое отличие вызвано исключительно личностью командира дивизии – дескать, не каждой авиадивизией командует младший сын государя императора, и не в каждой авиадивизии есть полк, в котором великий князь состоит шефом, вот и прибавили Андрею Константиновичу лишний полк. Бред, конечно, но многим и такого объяснения хватало, хотя великий князь ко времени появлению в полку новоиспеченного корнета Корнева уже не командовал дивизией, а служил начальником штаба Третьей летной армии. Те, кто поумнее, понимали, что дивизия выдвинута на самый передний край Империи, один из важнейших форпостов на стыке России, Исламского космоса и Желтого космоса, и потому усиленный состав ей не помешает…

Подошел командир звена поручик Хватков, ведомым у которого корнет Корнев начинал службу в полку.

– Что, Рома, интересно?

– Ну да, – ответил Корнев. – Сборы уж точно интереснее, чем на Салафию. Посмотрим, будет ли интереснее на месте.

– Интереснее? – усмехнулся Хватков. – Боюсь, мы даже не представляем себе, насколько!

Салафийская операция как раз и была единственным вылетом дивизии в полном составе, в котором пока что участвовал Корнев. До этого ему только один раз приходилось летать в составе всего полка, а так большинство вылетов проходили эскадрильей или звеном. Да и боевыми назвать эти вылеты можно было с большой натяжкой – так, разведка и патрулирование. Правда, и свою первую победу Корнев одержал как раз в таком вот патрульном вылете. Пара каких-то неопознанных аппаратов, интерес к которым проявило звено «филиппков»[1], попыталась этого интереса избежать и быстренько удрать. Решение оказалось ошибочным – скорость, которую смогли развить беглецы, не оставляла им никаких шансов. На приказы остановиться и зависнуть они не реагировали, на предупредительные выстрелы по курсу тоже, так что последовала команда валить. Вот и завалили – поручик Хватков одного, корнет Корнев второго. Но «завалили» это сказано так, как дань традициям. На самом деле разнесли на куски, хлипенькая оказалась у них конструкция.

А потом была Салафия. С чего все там началось, Корневу знать не полагалось, не корнетский это уровень, хотя история произошла очень даже занятная.

То ли султан, то ли эмир, черт его разберет, как там у них это называется, в общем, правитель Салафии, пожелал править не одной, а сразу двумя планетами Исламского космоса. Планета, которой салафийский правитель захотел пополнить свои владения, располагалась в той же самой системе, так что привлечь для перевозки войск салафийцы могли не только оба имевшихся у них корабля с гиперприводами, но и вообще все, что способно летать за пределами атмосферы. Но тут завоевательные планы этого не то султана, не то эмира пересеклись с делами семейными.

Полузабытый отцом сын салафийского правителя от одной из многочисленных наложниц очень хотел оказаться наследником трона. Но такая перспектива молодому человеку никак не светила – у его отца хватало сыновей и от четырех законных жен. И вот однажды честолюбивого отпрыска посетила интересная мысль. Ведь если завоевательный поход любимого папаши окончится провалом, то многие уважаемые люди и даже многие простолюдины спросят: а нужен ли Салафии такой бездарный и неудачливый правитель? И чему могли научиться у столь непутевого отца сыновья его жен, которые, в отличие от сыновей наложниц, постоянно находились при дворе? Так что целая цепочка преград между почти что незаконнорожденным сыночком и вожделенным троном могла быть устранена одним махом. Следующей мыслью прыткого молодого человека было понимание того непреложного факта, что претензии на папашин трон надо бы подкрепить благосклонным отношением к этому со стороны уважаемых людей и хотя бы безразличным отношением со стороны дворцовой охраны. Для этого требовались деньги, а вот с ними у юноши были проблемы. То есть проблемы-то были, а вот денег… Но пытливый, пусть и совсем молодой еще, ум нашел ключ к решению всех названных затруднений, и вскоре сын наложницы стал настолько богатым, что мог себе позволить вербовать сторонников. А план десантной операции стал известен русским.

На проверку подлинности и анализ плана времени ушло не так много. Еще меньше времени ушло на то, чтобы признать появление вблизи русских планет государства, хоть и карликового, но уже попробовавшего пьянящий вкус победы, интересам Империи никак не соответствующим. Тем более что правителем планеты, над которой нависла угроза завоевания салафийцами, был персонаж вполне вменяемый, хорошо понимавший, что, живя рядом с Российской Империей, нужно быть тихим, спокойным, миролюбивым и по возможности незаметным.

До летчиков все это довели уже в виде боевого приказа, а идейная составляющая выглядела примерно так: «летим замирять буйных дикарей, чтобы не устраивали свои танцы с саблями возле наших огородов». Для людей военных достаточно.

В назначенный день на орбите Салафии собрался флот вторжения в полном составе – около пяти сотен транспортов с десантом, под сотню машин, которые с известной натяжкой можно было назвать истребителями и штурмовиками, и еще полторы сотни летательных аппаратов, на звание истребителей и штурмовиков только претендовавших, да и то безосновательно. Пока вся эта армада принимала отдаленное подобие походного ордера, почти вплотную к ней из гиперпространства вырвалась 11-я истребительная авиадивизия во всей своей красе и мощи – двести сорок истребителей и шестьдесят штурмовиков.

Русские врезались в стадо салафийских кораблей клином. На его острие шел штурмовой полк, за ним эшелонированные в высоту и по горизонту четыре полка истребителей. Назвать боем то, что тут началось, было бы непомерной честью для салафийцев. Была резня, бойня, расстрел – все, что угодно, только не бой. Сначала «шкафы»[2] дали ракетный залп. Сотни взрывов разодрали орду транспортов в клочья. В скопище не успевших ни прогреть маршевые двигатели, ни активировать защитные поля кораблей ни одна ракета не прошла мимо цели. И пусть по две-три ракеты попадали в какой-нибудь задрипанный каботажник, которому за глаза хватило бы и одной, – при взрыве каждой такой старой галоши ее куски доставались соседям, только усиливая эффект ракетного залпа.

Второй ракетный залп дали истребители – этот достался не столько остаткам транспортов, сколько их прикрытию. Проносясь сквозь остатки салафийской армады, «шкафы» и «филиппки» щедро поливали пушечным огнем все, что оказывалось у них на пути.

Затем, развернувшись и рассыпавшись по эскадрильям и звеньям, а потом и по парам, русские начали охоту на тех, кто уцелел после ракетных залпов. Во взрывах одиночных ракет и алых трассах очередей автоматических лазерных пушек разлетались на куски салафийские истребители, штурмовики, катапультировавшиеся пилоты, вывалившиеся из разорванных транспортов наземные боевые машины. Кто-то пытался удрать обратно на планету – этих догоняли и сбивали уже в атмосфере. Впрочем, каким-то счастливчикам и удалось уйти, но уж очень их оказалось мало. Когда из гиперпространства вышли русские боевые спасательные боты и начали подбирать своих сбитых пилотов, попутно беря на буксир поврежденные машины, на месте флота вторжения медленно плыла по орбите бесформенная масса осколков, обломков и ошметков.

Войны без потерь не бывает. Даже такое быстрое и полное истребление противника обошлось русским в семнадцать машин и девять пилотов. Пять машин и двоих человек потерял Восьмой истребительный полк. Для Корнева, впрочем, эта операция прошла более чем успешно, он записал на свой счет сразу шесть побед в добавление к своей первой.

Все же на разборе действий родной эскадрильи корнету поначалу пришлось несладко. Командир эскадрильи ротмистр Мелентьев долго и обстоятельно выговаривал Корневу все его ошибки, Корнев столь же обстоятельно возражал. Вырвался вперед своего ведущего, чтобы записать очередную победу? Никак нет, господин ротмистр, действовал по приказу поручика Хваткова. Хватков подтвердил – хотел, мол, дать корнету набраться опыта, благо условия позволяли. Бил по неприятельской машине вместо того, чтобы прикрывать ведущего? Никак нет, я точно видел, что ведущему угрозы нет, это и на записи видно, и бил, не покидая своего места – противник сам подставился, грех было не воспользоваться. Покинул ведущего для самостоятельной атаки? Так точно, но никто на ведущего не нападал, а семнадцатому этот салафиец в хвост пристраивался. Почему ведущего не оповестил? Так ведь времени не было, господин ротмистр! На разбор более мелких огрехов, отмеченных командиром эскадрильи, Корнев отвечать не стал – во-первых, на то они и мелкие, а, во-вторых, должно же начальство хотя бы в чем-то остаться правым.

Итог оказался для Корнева неожиданным – на следующее утро ротмистр Мелентьев объявил, что берет корнета ведомым к себе, а поручик Хватков получит ведомого из новичков. Как расценивать такой поворот в своей карьере, Корнев не знал, но Хватков его утешил и обнадежил:

– Смотри, Рома, это вроде экзамена. Если комэск будет тобой доволен, вернешься в звено уже ведущим, как только новички появятся. Если нет – он тебя все равно вышколит и отправит обратно ведомым к кому-нибудь. Может, и опять ко мне.

Что ж, экзамен, говорите, господин ротмистр? Значит, будем сдавать. Есть за что, как говорится. Корнеты ведущими не летают, так что если он пойдет в ведущие, то получит поручика. Ради такого и постараться не грех.

Корнев старался. Добросовестно держался своего ведущего, не отвлекался ни на что другое, контролировал обстановку и прикрывал командира. С одной стороны, все это было довольно легко и просто – после Салафии полк вновь вернулся к разведке и патрулированию, летали эскадрильями и звеньями, даже никаких боев не было. С другой стороны, четкое и правильное следование всем этим требованиям Корнев воспринимал как тягостную и беспросветную рутину.

Зато в учебных вылетах и особенно на тренажерах и в учебных боях корнет отводил душу. Нет, он столь же старательно и неукоснительно исполнял положенные обязанности, но в этих полетах, а тем более на тренажерах можно было хоть пострелять, оставаясь тем же старательным и аккуратным ведомым.

Поэтому слухи о том, что дивизия будет участвовать в новой крупной операции, прозвучали для корнета Корнева колоколами надежды. А уж когда эти слухи подтвердились…

В этот раз все было куда серьезней. Господам офицерам объявили, что на планете Желтого космоса Фазан (вообще-то она называлась как-то по-другому, но нормальный русский человек никогда не станет ломать язык, пытаясь такое выговорить), всего в сутках перелета в гиперпространстве от ближайшей русской планеты, к власти пришла группировка, объявившая всех белых людей демонами, подлежащими уничтожению. Причем попыток расправиться с «белыми демонами» следовало ожидать в любое ближайшее время. Как и того, что эти самые «демоны» окажутся, скорее всего, русскими – потому что именно русские планеты были ближе к Фазану, чем любые другие миры Белого космоса.

Накопать сведений о фазанских вооруженных силах (очень, кстати, мощных, по меркам независимых миров Желтого космоса) разведка смогла немало, программы для тренажеров на основе добытых разведданных составили быстро, так что пока в штабах планировали операцию, у летчиков было время разобраться с техническими характеристиками машин будущего противника и тактикой их действий.

По оценкам Главного разведуправления Генштаба содержать такие вооруженные силы экономика Фазана смогла бы еще года два-три, а потом бы их пришлось либо срочно применять, либо столь же срочно сокращать, но дожидаться появления в Русском космосе раскосых «демоноборцев» никто, разумеется, не собирался.

Для нанесения превентивного удара была сформирована внушительная группировка. Основу составили корабли Пятого флота, летный флот был представлен одиннадцатой истребительной дивизией, от сухопутных войск участвовала десантно-штурмовая дивизия, усиленная тяжелым танковым полком. Корнета Корнева, как и других летчиков, участие флота очень даже радовало – лучше провести сутки в кубрике, чем полсуток сидеть на пятой точке и рассматривать унылые серо-белые разводы гиперпространства.

…Наконец все сборы были закончены, и, когда на орбите Антонины повисли махины тяжелых резервных авианосцев «Нестеров» и «Кожедуб», машины одиннадцатой авиадивизии стали занимать просторные корабельные ангары. Каждый из авианосцев принял два истребительных полка, а штурмовой полк, спасательные и штабные боты разделили пополам между обоими кораблями.

– Ох, и ни хрена ж себе! – не удержался Корнев, со смешанным чувством восхищения и легкого испуга наблюдая, как гигантский корабль заполняет почти все поле зрения. На разные лады этот возглас подхватили и другие пилоты.