Чудеса в кастрюльке

Звуклетел из детской. Чуть не упав на повороте, я вылетела в коридор и побежала по узкому бесконечному помещению.

– Помогите… – неслось мне в уши, – ну кто-нибудь…

Распахнув рывком дверь, я увидала Асю, держащую на руках Лялю. Ребенок лежал, откинув голову и свесив руки.

– Она не просыпается, – сказала Ася, – открой скорей балкон.

Я распахнула дверь. Холодный ноябрьский воздух ворвался внутрь. Ася выскочила наружу.

– Лялечка, открой глазки, Ляленька…

Но девочка продолжала безвольно висеть. Несмотря на ощутимый холод, ее бледная кожа не покрылась мурашками. Я повнимательней посмотрела на круглое личико и схватилась за стену. Лялечка, не мигая, смотрела куда-то вдаль. Маленький рот приоткрылся, нос вытянулся, а глаза… Я просто не могу описать вам их выражение. Ляля, казалось, видит нечто скрытое от всех, недоступное нам, пока еще оставшихся на земле.

– Ляля!!! – заорала Ася. – Ляля!!!

На соседний балкон выглянул мужчина. Я достаточно хорошо знаю этого дядьку. Зовут его смешным именем Ежи, и он квалифицированный кардиолог. Когда у Олега начались неприятности с давлением, Ежи живо подобрал ему препараты, которые поставили моего мужа на ноги. Его необычное имя сочетается со смешным отчеством, и, на мой взгляд, он немного комично представляется: Ежи Варфоломеевич. Правда, мне, наверное, не следует посмеиваться над чужими именами, поскольку у самой в паспорте стоит Виола Ленинидовна Тараканова.

Ежи мигом оценил обстановку, перескочил на наш балкон и, втолкнув Асю в комнату, приказал:

– Налей ей воды.

События понеслись, словно скорый поезд на зеленый свет. Невесть откуда появился Сережа и принялся обнимать жену. Потом появился врач, отчего-то только один. Всех посторонних, включая родителей, выпихнули в коридор. Мы с Сережей привалились к косяку и стали вслушиваться в непонятные звуки, доносившиеся из детской.

– Сюнечка, – полетело из коридора, – поди сюда. Словно сомнамбула, Ася двинулась на зов.

– Ты пойди сядь в гостиной, – остановил ее муж.

– Розалии Никитичне надо сменить памперс, – тихо ответила жена.

– Ничего, полежит так, – отрезал Сергей.

– Она не любит…

– Перебьется! – побагровел мужчина. Он хотел сказать еще что-то резкое, но тут из детской вышел врач и устало сказал:

– Все.

Ася дернулась и прошелестела:

– Пойду дам Розалии Никитичне новый памперс.

– В каком смысле все? – пробормотал Сережа, сникая на глазах. – Хотите сказать, что Лялечка проснулась?

Доктор слегка замялся, но потом решительно ответил:

– Ваша дочь умерла.





Глава 2




Я прижалась спиной к стене. Умерла? Да быть того не может. Ум отказывался верить в этот кошмар. Пару часов назад подпрыгивающая Лялька получила от меня “Киндер-сюрприз”, тут же разломала и слопала шоколадку, а пластмассового бегемотика понеслась показывать полупарализованной бабушке, потом она начала капризничать, упираться, не желала укладываться спать, и Аське пришлось шлепнуть дочурку. Та мигом заревела… Одним словом, все шло так, как и должно было быть.

Умерла! Да Ляля за всю свою недолгую жизнь ни разу не болела. Она пошла в полтора года в частный садик, такой, где на двух детей четыре няни, и благополучно избежала разнообразных инфекций. Что с ней приключилось?

Ася отчего-то не упала в обморок. С милой улыбкой на лице она предложила:

– Хотите чаю?

Ежи глянул на соседку и толкнул Сергея:

– Немедленно уложите жену, ей плохо. На мой взгляд, отец чувствовал себя намного хуже, чем мать. Бледный до синевы Сережка трясся на пороге детской комнаты, не решаясь войти внутрь. Неожиданно Аська рассмеялась, весело, звонко, словно смотрела самую лучшую комедию. Врач и Ежи переглянулись и начали вытаскивать шприц, ампулы, резко запахло спиртом.

– Сюнечка, – донеслось из спальни Розалии Никитичны, – Сюнечка, поди сюда, и скорей.

Внезапно Сережа покраснел и со злым лицом двинулся вперед. Я схватила его за рукав:

– Ты куда?


– Пусти, – сердито ответил мужик и принялся выворачиваться из моих пальцев, – пусти.., убью эту старую дуру, надоела! Орет целыми днями, никак не умрет! Сегодня же скажу Андрею, чтобы забирал мать. Ишь, придумал, сам женился и не хочет своей новой супруге неприятности доставлять. Свалил на глупую Аську инвалидку и доволен.

Я не стала напоминать парню, что Розалия Никитична находится у себя дома. Ситуация-то немного другая, это она приютила Аську и ее второго мужа. У Сережки нет никакой жилплощади, а крохотную двушку Бабкиной они сдают. Испугавшись, что Сергей и впрямь обидит Розалию Никитичну, я повисла на нем.

– Стой.

– Пусти, – рвался парень, – убью старую идиотку. Дожила до восьмидесяти лет…

Внезапно он сел на пол и зарыдал.

– Сюнечка, – неслось из комнаты, – Сюнечка, ну где же ты?

Боясь, что Сережа сейчас вскочит и побежит к старухе, я толкнула дверь спальни. Розалия Никитична полулежала в подушках. Аська постаралась, чтобы бывшая свекровь не испытывала никакого дискомфорта. Огромная кровать итальянского производства была завалена уютными пледами, на тумбочке чернели пульты от телевизора и видика, здесь же громоздились книги и виднелась тарелка с фруктами.

Можно сказать, что Розалии Никитичне повезло, после инсультов у нее сохранились разум и речь, одна беда, плохо ходят ноги. Впрочем, старуха кое-как, опираясь на чью-нибудь крепкую руку, способна доплестись до туалета. Но Розалия Никитична весит почти сто килограммов, а Аська не дотянула до шестидесяти, таскать по коридорам грузную старуху ей тяжело, отсюда памперсы и судно.

Увидав меня, Розалия отложила газету.

– А где Сюнечка?

– Вам памперс поменять? Давайте.

– Нет, деточка, – с достоинством ответила бабушка, – эту процедуру выполняет только Сюнечка, хотя спасибо за внимание. А где Сюнечка?

– В магазин ушла, – ляпнула я.

– А-а-а, – понесся из коридора женский крик, – не отдам, нет, ни за что! Пусть дома лежит!

– Что случилось? – приподнялась на локте старуха. – Это же Сюнечкин голос! Что происходит? От неожиданности и растерянности я ляпнула:

– У вас горе, Лялечка умерла.

Розалия Никитична нервно воскликнула:

– Как?

– Ничего не знаю. Заснула и не проснулась.

– Доктора вызывали?

– “Скорая помощь” до сих пор здесь.

– И что врачи сказали?

– Ничего сделать нельзя.

– Это все?

– Да.

Розалия Никитична откинулась на подушки.

– Иди, Виолочка, побудь с Сюнечкой, она, наверное, в шоке.

В полном изумлении от невероятного самообладания пожилой женщины я двинулась к двери. Надо же, Розалия Никитична не ужаснулась, не испугалась, не заплакала. Хотя, Ляля ей не родная внучка – у Андрея с Асей детей не было, – но внезапная смерть даже чужого ребенка должна заставить любую женщину хотя бы вздрогнуть.

На пороге я обернулась. Розалия Никитична продолжала полулежать в подушках. Руки ее спокойно держали сложенный газетный лист, а на лице играла легкая улыбка. Я растерялась. Во взоре старухи было явное торжество и плохо скрытая радость.

Сами понимаете, в каком настроении я ехала домой. Прежде чем войти в квартиру, следовало успокоиться. Томочка совсем недавно родила сына Никитку. Представляю, в какой ужас она придет, услышав про то, что случилось у Бабкиной.

Не в силах объясняться с Тамарой, я зашла в первое попавшееся кафе, оказавшееся третьесортной забегаловкой. Столы тут были круглые, пластмассовые, шаткие, зато чай неожиданно разливали не в одноразовые пластиковые, а в стеклянные граненые стаканы. Я давно уже не встречала подобные в системе общепита. Да и весь интерьер харчевни навевал воспоминания о 80-х годах. Слегка обшарпанные стены, в меню сосиски с тушеной капустой и яйцо под майонезом, а между легкими столиками бродит бабища в некогда белом халате и отвратительно воняющим обрывком вафельного полотенца вытирает пролитые на столешницы лужицы того, что гордо именуется тут кофе.

Следовало развернуться и уйти сразу, но на улице неожиданно повалил снег, и я, купив чай, устроилась за столиком рядом с кассой.

Жидкость, плескавшаяся в стакане, вызвала приступ ностальгии. Мне не сунули бумажный пакетик с ниточкой, нет, здесь наливали нечто кирпично-красного оттенка из огромного чайника с деревянной ручкой. На вкус пойло напоминало отвар из веника, точь-в-точь такой, каким нас потчевали в школьной столовой.

Я обхватила ладонями стакан и попыталась успокоится, тут отворилась дверь, и появился дядька в рваной темно-синей куртке. Нетвердым шагом он подошел к буфетчице и попросил:

– Надька, дай стакан.

Баба, хозяйничавшая за стойкой, повернулась, уткнула кулаки в крутые бедра и отрезала:

– Фиг тебе, двигай отсюда.

– Ну, Надюха, – заскулил пьяница, – жалко, что ли? Дверь снова хлопнула, и появился еще один мужичонка бомжеватого типа в засаленном плаще.