Чёрные сердца

Я смотрела, как его лицо расплывается в ленивой улыбке, и он наклонился поближе к золочёному столику. Он сжал ладони между коленями, пристально наблюдая за мной и явно испытывая удовольствие от того, что он наконец-то завладел моим безраздельным вниманием.

— Я желаю увидеть жест доброй воли, моя маленькая птичка, — сказал он.

— Какой жест?

Я знала, что он имел в виду. Я намеревалась добиться, чтобы он сказал это вслух.

Он развёл руками.

— Уверен, ты сможешь что-нибудь придумать.

— А я уверена, что не смогу, — холодно ответила я.

— Ну же. Ты же умная, да? Изобретательная? Уверен, что ты сможешь придумать что-нибудь, что утихомирит бушующего во мне зверя. Что-то, что позволит мне прийти в благодушный настрой и не расстраиваться из-за всех отличных подарков, которые я приношу.

Я уставилась на него, не моргая.

Затем я пожала одним плечом в манере видящих.

— Боюсь, мне ничего не приходит в голову, — кротко сказала я.

Подавшись вперёд, я подняла чашку чая с блюдцем, которую он оставил на столике передо мной. Откинувшись на спинку кресла, я сделала глоток, сохраняя нейтральное выражение лица.

— Ничего такого, в результате чего тебя не убьёт мой муж. Или я сама, — я наклонилась, поставив чашку и блюдце обратно на столик. — Но с другой стороны, если ты убьёшь моего щенка, или хоть напугаешь его… я определённо убью тебя. Вот тут я непременно буду изобретательной.

Молчание вернулось.

Опять-таки, оно отличалось от прежних пауз между нами.

Улыбка Алексея сделалась ещё более жестокой.

Как и его глаза.

У меня определённо сложилось впечатление, что ему не понравился мой ответ.

Более того, я испортила ему забаву. Я лишила его веселья от попыток шантажом принудить меня к действиям сексуального характера, порушила кайф, которым он упивался, имея надо мной власть. Я не отреагировала так, как ему хотелось. Хуже того, я не отреагировала так, как он ожидал — он не получил той реакции, какую привык получать от людей в подобной ситуации, особенно от женщин.

Я всё ещё пристально смотрела на него, сохраняя нарочито нейтральное выражение, когда он шарахнул кулаком по золочёному столику, заставив чайный сервиз задребезжать.

Чай пролился через края обеих чашек.

Он разлетелся по столику светлыми брызгами, но по большей части оказался в блюдцах. Моя чашка, находившаяся так близко к краю, пролила немного коричневой жидкости на белый ковёр, покрывавший ту часть пола.

— Ты будешь сосать мой член, мелкая сучка, — произнёс он с сильным акцентом. — Ты будешь сосать мой член, а эта твоя бл*дская псина будет смотреть…

Я уже качала головой.

— Ты уверен, что хочешь совать его мне в рот? — поинтересовалась я, вскинув бровь. — Ты, может, и способен ударить меня током через ошейник, но я всё равно успею откусить тебе член.

— После этого ты проснёшься и обнаружишь своего щенка со сломанной шеей, бл*дь…

— А член у тебя всё равно будет как у Франкенштейна, — ответила я. — Или, может, я прожую его и проглочу. Тогда у тебя вообще не останется члена.

Его глаза выпучились.

Шок, который отразился на его лице, когда он переварил мои слова, мог бы быть комичным, если бы моё чувство юмора не испарилось почти полностью. Я уставилась на него в ответ с неподвижным выражением, и я видела, как в его глазах промелькнул страх.

— Ты е*анутая сука, — пробормотал он. — Ты действительно сделала бы это.

— Ещё как сделала бы, — согласилась я.

— Кем, бл*дь, ты себя возомнила? Ты должна понимать, кто мы. Ты должна знать… — он запнулся, и его лицо покраснело, пока он пытался подобрать слова. — …Мы можем убить тебя в любое время, когда нам вздумается. Ты это знаешь, да? У тебя, может, и есть магические способности, но, в конечном счёте, важен твой муж, а не фригидная киска его жены…

— Если ты думаешь, что сможешь хоть как-то контролировать моего мужа без меня, ну удачи тебе, — сказала я, гладя Пантера по ушкам. — А ещё тебе надо получше узнать мой вид, если ты думаешь, что можешь убить меня и всё равно заполучить его.

Увидев непонимающий взгляд Алексея, я закатила глаза.

— Мы связаны на всю жизнь, идиот. Если я умру, он тоже умрёт. И наоборот. Вот только я практически гарантирую, что если ты убьёшь меня, он определённо это почувствует. И перед своей смертью он определённо найдёт тебя. И одни лишь боги ведают, что он сделает с тобой, когда найдёт. Но подозреваю, что он будет очень, очень изобретательным. У моего малыша богатое воображение…

Увидев, как побледнел русский, я заговорила нарочито бодрым тоном.

— О, и ещё один момент… если ты, бл*дь, ещё раз станешь угрожать моему щенку, я прослежу, чтобы он сам сожрал твой член, — помедлив, чтобы убедиться, что он всё расслышал, я добавила: — Если честно, та линия поведения, которую ты сейчас избрал — это для тебя тупик. Если ты действительно хочешь меня… или Блэка… или хоть какое-то преимущество над Чарльзом в лице одного из нас или обоих, тебе лучше убираться отсюда нахер и надеяться, что я забуду весь этот вечер.


Алексей уставился на меня.

Я наблюдала, как меняется выражение его лица по мере того, как мои слова откладываются в сознании.

Поначалу его лицо обвисло, будто смысл моего ответа попросту не дошёл до него.

Затем, пока утекали секунды, оно превратилось в суровую маску, когда он осознал простую реальность — та, от кого он ожидал трусости и раболепства, отреагировала совершенно иначе. Я видела, как все мои слова откладываются в его мозгу вместе с пониманием, что я говорила совершенно серьёзно.

Я видела, что он осознал, как я его вижу.

Я видела, как у него в мозгу щёлкнуло, и он понял абсолютное презрение, которое я испытывала к нему и ко всему, что с ним связано.

Я видела тот самый момент, когда он полностью это осознал.

Его взгляд метнулся к щенку на моих коленях.

В ту же самую секунду Пантер зарычал на него.

Я никогда прежде не слышала, чтобы он рычал.

Это был мягкий, слишком высокий и очаровательный щенячий рык, но не оставалось ни капли сомнений, что Пантер рычал совершенно всерьёз и адресовал это Алексею. Как раз когда я подумала об этом, рык сделался более низким и гораздо более угрожающим.

Я уже упоминала, что однажды Пантер вырастет чертовски крупной собакой?

Я улыбнулась.

Не сумела сдержаться.

— Хороший пёсик, — заворковала я, почёсывая ему за ушками. — Хороший пёсик, Пантер. Нам не нравится мужик, который угрожает мамочке и папочке… да ведь, дорогой?

— Е*анутая сука, бл*дь…

Мой взгляд скользнул вверх, и Пантер снова зарычал на него, ещё громче.

— Думаю, тебе лучше уйти, — посоветовала я ему. — Я вполне рассудительна. Я готова забыть все, что мы сказали этим вечером, но это может измениться, если ты задержишься здесь ещё дольше.

Помедлив, я добавила:

— Я бы посоветовала тебе тоже попытаться забыть сегодняшний вечер. Очевидно, что у тебя нет никаких новостей о моём муже… ничего хоть сколько-нибудь нового… и признаюсь, я немного устала. И Пантер тоже, — добавила я, почёсывая щенка за ушками. — Почему бы нам не закончить на сегодня? Завтра можно попробовать ещё раз. Но уже с уважением и вежливостью, пожалуй. Особенно учитывая, что я замужняя женщина… замужняя женщина, которой сейчас почти нечего терять.

Страх, который я видела в глазах Алексея, исчез.

Там жила ярость.

Ярость и усиливающийся накал, за которым я наблюдала более тщательно.

Он об этом не забудет.

Увидев глубины ненависти, зреющей в этих тёмных глазах, в изгибе полных губ, я на мгновение задалась вопросом, не совершила ли я ошибку.

Люди вроде него не забывали таких обид от людей вроде меня. От тех, кого они считали от природы ниже себя, от тех, кто должен вставать на колени по щелчку их пальцев, и в это они верили каждой фиброй своей души.

Лишь вопрос времени, когда этот мудак найдёт способ нанести ответный удар.

Мне надо выбираться отсюда, пока этого не случилось.

Мне нужно выбираться отсюда к херам.

А теперь, благодаря моим проблемам с гневом, мне нужно сделать это как можно скорее.





Глава 25

Насильник




Ник забрался в кузов грузовика, держась настороже.

Он оставил Солоника в передней кабине.