Чёрные сердца

— Это решать вам, прародитель, — уважительно ответил другой.

— Я знаю, что решать мне, — ответил Брик резким тоном. — Я спрашиваю твоего совета. Я не могу ничего решить, не зная, что я буду им показывать.

Другой вампир кивнул, выражение его лица осталось неподвижным.

После небольшой паузы он ровно произнёс:

— Прародитель, это поистине зависит только от вашего решения. Это и есть мой совет, если в общих чертах. Лично я не вижу никакого стратегического преимущества в утаивании этого, но я также не в курсе, какие именно у вас планы в отношении команды Блэка. Я лишь добавлю, что если вы решите придержать эту информацию, это будет лишь временная задержка, и они сами узнают об этих событиях. Я не знаю, даст ли эта задержка вам какое-то преимущество… Полагаю, вы сумеете просчитать это самостоятельно после того, как увидите записи.

Вампир пожал плечами, его лицо оставалось лишённым выражения и странно пустым.

Он выглядел почти так, будто пребывал в шоке.

Он и был в шоке, осознал Брик.

— …В любом случае, — произнёс другой вампир. — Эта информация никак не сможет оставаться в тайне. Все люди Чарльза знают об этом, учитывая, где и когда это произошло. Я не представляю, как люди Блэка могут не узнать об этом… может, они уже узнали. Все, кто работает хотя бы на среднем уровне в Вашингтоне или Пентагоне, уже знают или скоро узнают. Это нельзя похоронить. Невозможно. Только если устраивать массовые зачистки воспоминаний.

Вампир помедлил.

— По правде говоря… — начал он.

Кассиус снова помедлил.

Он прочистил горло, хотя будучи вампиром, он в таком не нуждался. Брик нахмурился, услышав, как изменился голос вампира, переключившись на тот низкий, мрачноватый, застигнутый врасплох тон, который Брик слышал в начале их разговора.

— …По правде говоря, — повторил Кассиус. — Я не знаю, как они будут скрывать это от общественности, прародитель. Это выплывет. Я не могу себе представить, как это может не выплыть. Кто-нибудь сольёт запись видеорегистратора или камеры видеонаблюдения с места событий. Сразу несколько систем наблюдения запечатлели инцидент, который я вам посылаю, и к концу это видели сотни людей. Более того, это всё ещё происходит. Само здание…

Вампир умолк, затем, похоже, решил не продолжать.

И вновь Брик нахмурился.

Он подумывал потребовать, чтобы другой попросту описал ему суть на словах.

Он подумывал спросить у другого мужчины, какого чёрта с ним не так.

В итоге он не сделал ни того, ни другого.

— Ты уже послал это? — спросил Брик чуть посуровевшим тоном.

— Всё ещё работаю над этим, сэр. Шифрование замедляет процесс, — виновато добавил он. — Дайте мне ещё одну минуту для подтверждения. Я пошлю вам ссылку сразу же, как только убежусь, что всё находится на защищённом сервере.

Брик кивнул, слегка нахмурившись.

Ожидая, он исподтишка посмотрел на окружавшие его бледные лица, освещённые мерцающим светом факелов. Он буквально слышал, как они слушают, напрягаются в периоды его молчания и пытаются разобрать, что раздаётся на другом конце линии.

Может, к этому времени они уже говорили со своими людьми в Сан-Франциско или самом Вашингтоне. Возможно, сейчас они даже слушали такое же загадочное описание того, что произошло в столице страны.

А может, информация, которую они получали от своих шпионов, была куда более полезной и конкретной, чем расплывчатый бред, который он получил от Кассиуса.

Как раз когда он подумал об этом, слева от Брика раздался голос.

В этот раз он доносился не из гарнитуры.

Он звучал снаружи, в пещере.

— У тебя есть кто-то внутри? — спросил женский голос, и в её словах слышалось лёгкое отвращение. — И это первый раз, когда кто-то с нашей стороны узнаёт об этом?

Брик резко развернулся на пятках.

Он оказался лицом к лицу с миниатюрной человеческой женщиной, которую он знал как Кико. Он уставился в её тёмные глаза в свете пламени, думая о том, какой маленькой она казалась, стоя рядом со всеми этими мускулистыми видящими и человеческими солдатами.

Он знал, что часть этой миниатюрности вызвана её человеческим японским происхождением.

Он также знал, что для неё это в некотором роде преимущество — он видел, как она эффективно использовала это преимущество даже в то недолгое время, что он её знал.

Она определённо намного сильнее, чем казалась.

Она также была необычайно эффективным и смертоносным бойцом, даже против вампиров.

Неудивительно, что Блэк её так ценил.

— Какое-то партнёрство, — холодно добавила Кико. — Когда ты собирался сказать нам, что у тебя есть кто-то в команде Чарльза? И вообще, собирался ли ты говорить нам об этом?


Брик подавил искушение показать ей клыки.

Он этого не сделал.

Как бы это ни было весело, последствия того не стоят.

Эта женщина была именно той, на кого Наоко напал перед тем, как отправиться за Мириам. Наоко едва не убил её по причинам, которые Брик понимал лишь косвенно. Конечно, Наоко, скорее всего, понимал свои эмоции и мотивы ещё меньше, чем Брик. Судя по тому, что понял Брик, все эти поступки Наоко, скорее всего, имели отношение к его внутренним конфликтам и расстройству из-за превращения в вампира, и практически никак не были связаны с Кико, Мириам или даже самим Блэком, в чём бы ни заключались их «проблемы», когда Наоко был ещё человеком.

Конечно, Наоко не говорил этого Брику.

Не то чтобы это имело значение.

Всё, что говорил ему Наоко, было бы практически бессмысленным, учитывая его новорождённое состояние сознания. Наоко по-прежнему пребывал в той эмоционально недоразвитой, ожесточённо социопатичной фазе своего перехода из человека в вампира. Эта фаза обычно характеризовалась усиленными инстинктами «бежать или драться», мощной жаждой крови, нулевыми способностями мыслить на перспективу, полным безразличием к последствиям, нестабильностью, иррациональной яростью, чрезмерно острыми реакциями на мнимые обиды или угрозы… и полным отсутствием эмоциональных связей или эмпатии к кому-либо или чему-либо.

Учитывая всё это, неудивительно, что среди новорождённых наблюдался такой высокий процент смертности.

Ведя себя, как озлобленные бешеные животные и серийные убийцы, они склонны были навлекать на себя гибель.

Или же они намеренно либо ненамеренно убивали сами себя… часто откровенно глупыми способами.

По этой причине главной целью Брика в отношении Наоко было и остаётся сохранение его в живых.

Принимая во внимание его кровную связь с данным новорождённым, потребность в этом была особенно острой. Если Наоко умрёт, сам Брик очень даже может умереть… эта мысль никогда не покидала его головы при обдумывании того, как наилучшим образом подойти к его самому младшему дитя.

Серьёзно, ему вообще не стоило привозить Наоко в Сан-Франциско.

Ему надо было оставить Наоко в Париже.

Он привёз его, желая держать поближе к себе. Он привёз его, думая, что одно лишь его появление перед командой Блэка может сыграть ключевую роль в переговорах. Он привёз его, думая, что непокорному и пугающе сообразительному Наоко будет безопаснее под бдительным надзором Дориана и самого Брика.

Это оказалось серьёзным просчётом.

Правда, это была ужасная ошибка… пожалуй, худшая из всех, что Брик допускал за последние сто с лишним лет.

И урон, который эта ошибка нанесла его дипломатическим отношениям с Блэком — это ещё меньшая из проблем.

Брик куда сильнее беспокоился о самом Наоко, поскольку его новорождённая фаза подходила к концу. Суицид всегда был угрозой для молодых вампиров, особенно в первый год после того, как завершалась фаза новорождённого. Как только вампир «вспоминал себя», если так можно сказать, и вновь обретал способность заботиться о ком-либо и образовывать связи, он часто оказывался опустошённым из-за своего нового статуса вампира.

Адаптация была сложной и болезненной.

Не все новые вампиры благополучно преодолевали её.

Действия Наоко в Сан-Франциско делали суицид в разы более вероятной угрозой. Главной причиной, по которой молодые вампиры совершали самоубийство, было то, что они во время изначальной новорождённой фазы напали на и/или убили того, кого любили.

К сожалению, новорождённые с незапамятных времён нападали на и/или убивали дорогих им людей.

В этом даже имелся смысл.

Новорождённые были сбиты с толку. Неконтролируемые вспышки эмоций в сочетании со смятением, жаждой крови, ожесточёнными чрезмерно острыми реакциями и неспособностью сопереживать…

Это фактически рецепт катастрофы.

Как только Наоко вспомнит себя, он будет безутешен. Он возненавидит себя. Он возненавидит свою вампирскую природу. Скорее всего, он не станет прислушиваться к голосу рассудка, по крайней мере, пока не пройдёт значительный период времени… возможно, годы.

А ещё, скорее всего, он будет страдать от одиночества без своих друзей людей и видящих.

Брику нужно найти своего дорогого Наоко, пока это не случилось.

Даже если не принимать в расчёт угрозу его жизни, если Наоко убьёт себя, Брик ощущал глубинное, почти физическое беспокойство о своём вампирском дитя. Он беспокоился и думал о нём почти постоянно. Он надеялся, что Дориан найдёт его прежде, чем Наоко минует фазу новорождённого. Он надеялся, что Наоко не будет один в момент болезненного пробуждения всей полноты его вампирских эмоций.

От одной этой мысли сердце Брика ныло.

Странно, но Брик также сочувствовал Блэку… несомненно, он чувствовал, что его предал мужчина, которого он считал своим хорошим другом. Блэк ни за что не поймёт, почему его друг обратился против него — как не понимал этого и сам Наоко.

В конечном счёте, проблема носила биологический характер.

Прискорбно, но этого никак не избежать. Все вампиры проходили через это.

В конечном счёте, Брик мог винить лишь самого себя. Как прародитель Наоко, он должен был держать Наоко в изоляции и под контролем. Это он, Брик, должен был дисциплинировать своё дитя и обеспечивать его безопасность — эмоциональную, духовную, физическую — пока эта фаза не завершится. Он потерпел провал. Брик несоизмеримо подвёл своё самое юное дитя, по большей части недооценив его.

В любом случае, Кико ни в чем не повинна.

Как и Мириам… как и сам Блэк, на самом деле.

По этой же причине Брик ощущал почти ожесточённое желание защитить эту человечку.