Чёрные сердца

Элли была более дипломатична.

Она объяснила, что их с Ревиком роли специфичны и ограничены, и с их стороны было бы совершенно неэтично отправляться на незнакомую планету и вмешиваться в ситуацию, пытаясь создать желаемый исход.

Она выразилась вежливо, как я и сказала.

И всё же, чем дольше она говорила, тем больше я понимала, насколько это ужасная тема даже для шуток.

В конце концов, Элли и Ревик практически разрушили их мир.

Надо отдать должное, у них были весомые причины.

Но да, приводить их на нашу Землю — это всё равно что притащить две ходячие ядерные бомбы в ситуацию, которая и без того напряжена и потенциально смертоносна, и надеяться, что ничего не случится, что они не окажутся в неправильных руках… и не нацелятся в неверном направлении.

Думаю, последствия дошли и до Блэка по мере того, как Элли продолжала говорить.

К концу его лицо залилось тёмно-красным румянцем. Напомнив им обоим, что он пошутил, он действительно извинился за то, что вообще поднял эту тему.

В любом случае, смысл в том, что мы с Блэком — не Элли с Ревиком.

Как бы нам с Блэком ни хотелось верить, что мы достигли той конечной точки, победного этапа в жизни, это не так. Мы оба знали, что это не так.

Мы ещё не закончили.

Мы оба это чувствовали.

Именно это чувство, не дававшее покоя моему разуму, в первую очередь говорило мне, что пора возвращаться домой.





Глава 1

Накануне




— Тебя там быть не должно, — сказал Декс. — Тебя там правда быть не должно, Кикс.

Наверное, он сказал это в двадцатый раз.

То есть, за один лишь этот разговор.

Слова и голос Декса одновременно ранили и успокаивали её. Трогательно знакомый, трогательно переполненный эмоциями в своём глубоком ворчливом баритоне, трогательно милый вопреки всем угрозам и язвительности, трогательно оберегающий, он делал ей больно всякий раз, когда открывал свой рот.

Просто от звуков его голоса её сердце болело.

— Ты должна быть здесь, Кикс, — выразительно повторил он. — Прямо здесь. Возле меня. По крайней мере, пока не встанешь на ноги. Я честно не знаю, чем, чёрт его дери, думал Блэк, посылая тебя туда.

Кико отключила видеоданные.

И всё же она буквально видела, как Декс стоит там, наверное, в главном конференц-зале на верхнем этаже здания на Калифорния-стрит, которое они с недавних пор прозвали Гнездом Раптора.

Раньше у них никогда не было прозвища для этого здания, но ведь оно и не являлось каким-то подобием главной операционной базы, как теперь. А ещё там никогда не жило так много людей, так или иначе связанных с командой Блэка.

Декс вздохнул — наверное, в ответ на её молчание.

Она буквально видела его глубокие карие глаза.

Она буквально видела его обеспокоенно поджатые хмурые губы, небольшие морщинки в уголках глаз после всего времени, проведённого на открытом воздухе, часто в боевых операциях, как эта. Его красивое лицо наверняка приняло суровое, напряжённое выражение.

Она видела его выражение даже здесь, хоть и не видела в буквальном смысле — ту перемену в его глазах, когда он перестал быть милым и приготовился высказать, что он думает на самом деле.

Почему-то от этого ей захотелось плакать.

Ей захотелось плакать и одновременно орать на него.

Это заставило её жалеть, что его здесь нет, и одновременно радоваться этому.

Она знала, что будь он здесь, она в итоге расплакалась бы на его груди, а она не делала такого чертовски долго… лет, может быть, двадцать.

Если она заплачет сейчас, разговаривая с ним по коммуникатору, он узнает.


Хуже того, он наверняка прыгнет на вертолёт и прилетит сюда.

Или позвонит шести самым крупным парням в её команде и заставит их силой притащить Кико обратно к нему, в Сан-Франциско.

Он почти не оставлял её одну с тех пор, как…

Кико опустошила свой разум.

Она подавила образ обеспокоенного лица Декса, его длинного подбородка, того сострадания, злости и беспомощности, которое она увидела в его глазах, когда впервые пришла в себя в больнице.

Она подавила это всё, продышавшись сквозь комок в груди, заставив себя сосредоточиться на том, где она находится. Она задышала глубже, вспоминая успокаивающие упражнения, которым научил её мозгоправ из общества ветеранов, чтобы помочь справиться со всем дерьмом после Афганистана.

Тот контракт — возвращение после месяцев, проведённых там, и увиденных там вещей — был первым случаем, когда ей пришлось иметь дело с симптомами ПТСР. Не будь с ней тогда Декса и, в конечном счёте, Блэка, возможно, она не задержалась бы в этой сфере работы.

Она могла бы отправиться домой, в Сан-Диего, где жила её семья.

Её семья не особенно уважала мозгоправов… или психиатрию.

Как и семья Декса, если на то пошло, и поэтому он знал, как надавить на неё, как не дать отмахнуться от этого, прижать её к стенке и заставить честно разобраться со своим дерьмом.

Забавно, но во второй раз именно Блэк сильнее всех донимал её обратиться к специалисту, когда они взяли несколько боевых контрактов, которые пошли не по плану и привели к нескольким смертям в их команде. Она не знала, стоял ли за этим Декс или, что вероятнее, Блэк сам просто что-то уловил.

Вот одна вещь, которая ей всегда нравилась в Блэке — он не боялся и не стеснялся открыто разбираться с эмоциональными проблемами. Он не притворялся, будто такие проблемы его не беспокоят. Он не зацикливался на мужественности, хоть со своими сотрудницами, хоть с сотрудниками. Он не притворялся, будто у него иммунитет к тем ужасным вещам, которые они видели в ходе работы.

Кико видела, как Блэк плакал.

Ещё даже до Мири она видела, как Блэк плакал.

Блэку было насрать, кто и что о нём подумает. Он не ощущал необходимости притворяться крутым или что-то доказывать. И Декс тоже.

Это заставляло её любить их обоих.

Они были для неё семьёй.

В некотором роде они даже были роднее её биологической семьи.

Считая задом наперёд, Кико сознательно представила свои ноги на утоптанной земле, как учил её мозгоправ. Она ощутила каждый нюанс земли, каждое неровное местечко, жар солнца в песчанике и земле. Как только она ощутила опору под своими пальчиками ног и ступнями, она прочувствовала свои лодыжки, икры, колени… поднималась выше, закрепляла себя в настоящем моменте времени и пространства.

Она ни на секунду не отводила глаз от горизонта.

Она уже бывала прежде примерно в этой части Калифорнийской пустыни, но теперь пейзаж изменился. Там, где ранее она помнила бескрайний бежевый и жёлтый океан, жёсткие кустарники, кактусы и изогнутые пустынные деревья… вид изменился.

Горизонт был поломан.

Вмешалась рука человека.

Тёмная линия змеилась по долине, обрамлённая земляными дорогами, изборождёнными колёсами. Отсюда эта длинная змеящаяся линия казалась трещиной в земной коре.

Но это не так.

Это была стена.

Кико смотрела на кажущийся монохромным ландшафт, который окружал эту линию по обе стороны — желтоватые тона пустыни, испещрённые тенями. Некоторые из этих теней были военными транспортными автомобилями. Поверхность пустыни усеивалась и неровными линиями маленьких теней, которые тянулись от стены; Кико предположила, что что-то из этого было людьми, камнями, мотоциклами.

Она замечала шесты с камерами видеонаблюдения.

Через мощный бинокль, в том числе и тот, что в её гарнитуре, она знала, сколько «птичек», которых она видела, на самом деле были облаками беспилотников, патрулировавшими вдоль баррикады.

Подальше от стены она видела тени, казавшиеся естественными образованиями: впадины и возвышения холмов и канав, низкие корявые кустарники, перекати-поле, кактусы, деревья, булыжники, цветы, даже изредка койоты.

Один узор теней в особенности заинтересовал Кико.

Почти симметричный набор тёмных линий на светло-жёлтой земле рядами тянулся из стены со стороны Соединённых Штатов. Эти тёмные линии и черты, казалось, группировались в скопления, странные скученные схемы, которые концентрировались лишь в нескольких местах.

Глядя на эти тени, Кико поначалу подумала, что они должны иметь геологическое происхождение.

И всё же что-то в их почти симметричном расположении не давало ей покоя.

Это также заставило её подозревать, что они созданы рукой человека.

Её бинокль был недостаточно мощным, чтобы найти ответ на загадку. Она хотела послать туда беспилотник, но незарегистрированные беспилотники будут замечены и наверняка сбиты.

Кико всё ещё думала об этом и рассматривала варианты, когда поднялся ветер и взъерошил её волосы. Она ощутила на губах песок, жар и дым. Этот дым имел слегка сладковатый медовый привкус на её языке и губах — привкус, в котором она теперь узнавала те странные самокрутки, которые курили многие видящие.