#черная_полка

— И что оценщик?

— Сказал, что на аукционе за нее дали бы миллиона полтора.

— Долларов? — ахнула Инга.

— Не рублей же! — Софья Павловна смерила Ингу презрительным взглядом. — Что вы как маленькая!

— А больше ничего не пропало?

Софья Павловна покачала головой.

— Сейф не вскрыт, картины на месте. Документы, деньги, всякие золотые побрякушки, вроде запонок и булавок для галстука, которые он так любил.

— Вы в полицию написали заявление?

Софья Павловна горько улыбнулась.

— Они подняли меня на смех.

— Послушайте, — сказал Инга, когда они дошли до парковки. Водитель открыл дверь темно-серого «Ягуара». — Я поеду с вами в полицию. Я свидетель. Они обязаны не только нас выслушать, но и начать расследование.





* * *


Придя домой, Инга нашла в сети Starjest.com и полную запись интервью с Волоховым.

Профессор был оживленным, рассказывал охотно, не будучи связан жестким телевизионным форматом.

— Мы живем в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте без прошлого и будущего, — говорил интервьюер. — Вы согласны, что наша страна похожа на легкомысленного ребенка? Как вы считаете, мы когда-нибудь вырастем, станем «умственным средоточием Европы»? Вы верите в это?

Ты подумай, как легко цитирует Чаадаева. Достойный собеседник! Среди коллег-журналистов таких не часто встретишь.

— Средоточием? — Волохов подался немного вперед. — Вы позволите, я начну с небольшого эпизода. Однажды мне посчастливилось быть представленным самому Жану Кокто. Это случилось в недолгий период оттепели. Наши фильмы тогда гремели на европейских фестивалях: Чухрай, Калатозов, Бондарчук. Редактор «Советского экрана» отправил меня в Канны освещать фестиваль. Хоть я и был неприлично молод, зато прилично знал английский и французский. И вот я беру интервью у Кокто, его пригласили в жюри, и приехал он буквально на пару дней. Волнуюсь, естественно. Стоим в холле, вокруг толчея. Надо признать, интервью получилось не блестящим. Вопросы я задавал примитивные, да и Кокто — не Дали. Он был скорее замкнутым человеком.

— Наверное, в подобных обстоятельствах, на бегу, да еще в толпе сложно разговорить гения?

— Безусловно. Но самое удивительное вот что. В конце, видя мое смущение, он вдруг заговорил о преемственности: «Когда-то ваш Серж Дягилев велел мне: Жан, удиви меня! Мне тогда было примерно столько же лет, сколько сейчас вам. Дягилев заставил меня умереть, чтобы я мог родиться настоящим поэтом. Вот с этого все началось». И Кокто протянул мне книжицу, очень необычную, я сначала принял ее за альбом кубистов. И добавил: «А сейчас я хочу сказать вашей стране: удивите меня!» Хотите взглянуть на эту книгу? — Волохов легко поднялся с кресла, подошел к темнокрасному книжному шкафу и — Инга точно знала, что сейчас произойдет — достал тоненькую пожелтевшую брошюру. — «Либретто к балету-пантомиме „Парад“ на музыку Эрика Сати». Вы помните этот балет? — Волохов раскрыл книгу.

— Ну конечно. Русские сезоны! Спектакль вошел в историю театра, — подхватил интервьюер. — В нем впервые заявил о себе Пикассо как театральный художник.

— Да, да, так и есть. Ну и как мне ответить теперь на ваш вопрос? Россия «заблудилась на земле», растеряв свой исторический опыт? Или Россия остается тем тайным источником, откуда Европа черпала и до сих пор черпает? При этом сама Россия как не осознавала, так и не осознает масштабов своего культурного влияния, бездумно припадая к чужим открытиям. Но, так или иначе, я понял слова Кокто вполне буквально. До сих пор стараюсь удивить его. — Волохов рассмеялся. — Однако хватит нам музыки, парящей под облаками, так, кажется, говорил Кокто? Давайте ходить по земле.

Инга сделала большой глоток чая, обжигая горло, и уже не удерживала слез. Вот так и мы останемся в истории обрывками цитат. Кому повезет, конечно.

А про рисунки Пикассо не сказал, вот хитрец!

Она вспомнила, как несколько раз держала в руках это сокровище, будто соединяла нити эпох. На пустых страницах либретто, а кое-где и на полях, были нарисованы карандашом эскизы костюмов. Их было шесть или семь: девочка-американка, похожая на школьницу, круглый китайский фокусник, акробаты, великолепная трехмерная лошадь и три фантасмагорических управителя. На тех эскизах их еще было трое, и они были похожи на людей: усатый француз, несущий на себе дом подобно улитке, ковбой-американец и чернокожий манекен во фраке и цилиндре. Это потом они эволюционируют в ужасающих и неповоротливых монстров и уже в таком виде предстанут перед зрителем.

Инга посмотрела титры: «Интервью, съемка, монтаж — Игорь Агеев». Порылась в памяти. Нет, не пересекались. В сети интервью появилось сразу после кончины Волохова. Возможно, этот Игорь Агеев был последним собеседником Александра Витальевича. Инга подумала и — чем черт не шутит — написала на сайт письмо для Агеева с просьбой о встрече.





Глава 4




— К дежурному, вы сказали?

— Да, третья дверь по коридору налево.

— Инга, не отставайте! — Софья Павловна уверенно пошла по коридору. Инга только хмыкнула: ну как скажешь, что пять минут назад она боялась войти в дверь ОВД «Пресненское»? Вот и про ногу больную забыла, страдалица.

Кабинет нашли быстро. Постучали. Не дождавшись ответа, вошли.

Двое. Один у окна, гримаса на пол-лица. Второй за шкафом, заполненным канцелярскими папками, что-то сосредоточенно изучает в компьютере, головы не поднял.


Увидев посетителей, первый стукнул кулаком по столу, на подносе жалко звякнул графин о стакан.

— Блин, задолбали уже! Вы к кому, женщина?

Софья Павловна закашлялась.

— К Рыльчину Анатолию Сергеевичу, — сказала Инга.

— К дежурному следователю, — важно добавила Софья Павловна.

— Тогда ко мне. — Первый вздохнул, показал на стул напротив.

Софья Павловна села. Второй стул Инге пришлось искать.

— Я вдова известного журналиста, телеведущего, профессора Волохова Александра Витальевича, — начала Софья Павловна веско. — Пришла, чтобы заявить о краже ценного предмета.

— Волохова, говорите? — Рыльчин откинулся на стуле.

— Он умер несколько дней назад. Вы должны знать.

— У нас тут каждый день кто-то умирает, а то, бывает, и не по одному, а целым пучком. — Он хихикнул.

Противный тип. Тонкие длинные губы, не поймешь, то ли улыбается, то ли кривляется.

Софья Павловна немного смешалась.

— Про Александра Витальевича писали все газеты, показывали документальный фильм по телевизору. Да вы сами посмотрите, это есть в Интернете.

— Я бы посмотрел, — Рыльчин проглотил матерное слово, — да только у меня компьютер с утра висит! Слышь, Кирюха, — он глянул за спины женщин, — будь другом, найди этого лося-айтишника, пусть придет, проверит комп.

Инга обернулась и натолкнулась на недобрый взгляд второго. Он смотрел мимо нее — на Рыльчина. Смотрел насмешливо, зло, словно продолжая начатый до их прихода разговор. Не сказав ни слова, второй вышел из комнаты.

— Так что, говорите, у вас пропало? — Рыльчин стал до тошноты любезен. Он порылся на заваленном бумагами столе, откопал блокнот и взял ручку.

— Книга. — Софья Павловна приосанилась.

— Книга? — Рыльчин разочарованно положил ручку.

— Очень ценная. Можно сказать, антиквариат. — Софья Павловна заторопилась. — Это уникальное издание Жана Кокто с рисунками самого Пабло Пикассо.

— Ну что ж. — Рыльчин снова взял ручку и стал делать пометки в блокноте, Инге с ее места было видно, что он рисует клетку с попугаем. — Это меняет дело. Книга, конечно же, застрахована?

Повисла пауза. Такой вариант Софье Павловне в голову не приходил.

— Нет, вы знаете, мы об этом как-то не подумали.

Рыльчин снова отложил ручку.

— Ну разве можно быть такими беспечными? — сказал почти по-отечески. — Если нет страховки, то наверняка есть экспертное заключение об оценке?

— Тоже нет. — Софья Павловна заметно расстроилась, открыла сумочку, начала в ней шарить. Ничего не найдя, захлопнула сумку с резким щелчком.

— Да вы не волнуйтесь. — Рыльчин откинулся на стуле, крутанулся вправо-влево. — Водички выпейте, — предложил он, но даже не посмотрел в сторону мутного графина.

— Так что же делать? Что вы мне посоветуете? — Софья Павловна показала жестом, что воды не хочет.

— Давайте начнем с начала. — Рыльчин наслаждался беседой. — У вас была бесценная книга. Кстати, откуда она у вас?

— Ее подарил мужу сам автор, — гордо сказала Софья Павловна.

— И автор может это подтвердить?

— Позвольте, но автор давно умер.

Замолчали.

— Печально. В таком случае, у вас имеется дарственная?

— Ну что вы, откуда? — Софья Павловна опять открыла сумочку, закрыла. — В 1958 году эту книгу с оригинальными набросками великого Пикассо Жан Кокто подарил Александру Витальевичу во время фестиваля во Франции.

— И ваш муж нелегально ввез в Советский Союз произведение высокой художественной ценности? Не задекларировав должным образом?

Инга сидела позади Софьи Павловны, ерзала на стуле и никак не могла понять, что ей делать. Вмешаться в разговор, который напоминал пьесу абсурда? Осадить этого наглого ухмыляющегося типа? Но что это даст? Рыльчин, Инга это видела, был отнюдь не идиотом и не глупцом, он владел ситуацией и получал удовольствие от издевательства над Софьей Павловной. Но формально придраться было не к чему.

— Что же получается? — Рыльчин опять взял ручку и продолжил рисовать клетку. — Ваш муж, профессор, телеведущий, пользуясь своим служебным положением, контрабандой ввез вышеозначенную книгу. Книга эта много лет хранилась у вас дома. Конечно же, в сейфе?