#черная_полка

— Да как ты… — она так и задохнулась.

— Дверь была открыта, — невозмутимо произнесла Инга, подходя ближе. Софья Павловна инстинктивно прижала к груди упакованный подарок. От недавних синяков на ее лице не осталось и следа, гладкие щеки отливали перламутром. Взбитые в белесый венчик локоны довершали впечатление — кукла!

— Все молодеете, я вижу? А я к вам по делу.

— Сейчас же выйди! Как ты смеешь ко мне врываться?

— Смею. Дело государственной важности. И вы, уважаемая Софья Павловна, скоро будете проходить по нему главным свидетелем, — Инга подумала и мстительно добавила, — если не обвиняемой, — и прежде чем хозяйка дома успела опомниться, она выхватила у нее из рук упаковку.

— Что ты себе позволяешь? — взвизгнула Софья Павловна.

Но Инга уже разорвала цветную бумагу. Под ней оказалась прямоугольная картонная коробка, а в коробке…

— Константин Коровин, — медленно произнесла Инга, как перед понятыми. — «Малый Китеж». Декорация к опере Римского-Корсакова. За подлинность ручаюсь. — Она вытащила на свет полотно с остроконечными теремами и красными фигурками людей. — Произведение искусства, принадлежащее государству. Как оно у вас оказалось?

Софья Павловна неожиданно резво вскочила с дивана.

— Убирайся вон! Я полицию вызову.

— Вызывайте. Я вас как раз и сдам. Вместе с этой картиной. И добьюсь ордера на обыск. Сколько у вас еще припрятано?

— Что за спектакль ты устроила? Это копия!

— Черта с два! Оригинал! — Инга сделала вид, что внимательно рассматривает оборотную сторону эскиза. — А сказать вам, кто с него снимал копию? А потом ее, а не вот этот оригинал, вернул в Большой театр? Или сами признаетесь?

Софья Павловна смотрела на нее с ненавистью. Инга вытащила телефон, набрала 112, включила громкую связь.

— Вызываем полицию? Я иду по статье за незаконное проникновение в жилище. А вы — за скупку краденого? В особо крупных размерах. Согласны?

Из телефона раздалось:

— …для соединения с полицией нажмите 2.

Софья Павловна замахала на Ингу руками, зажмурилась и прошипела сквозь зубы:

— Убирайся, чтоб духу твоего здесь не было! Сейчас ко мне придут и вышвырнут тебя из моего дома!

— Кто? Подельники ваши придут? Это вы им приготовили Коровина? — Инга на всякий случай не выпускала из рук драгоценную находку. — Думаете, отвалят вам бабла за верную службу? Да опомнитесь вы наконец!

Инга подошла почти вплотную к Софье Павловне, та неуверенно попятилась, плюхнулась обратно на диван и сжалась, как будто ожидая удара. Телефон в руках Инги все еще предлагал вызвать какую-нибудь экстренную службу. Потом сбросил вызов. Комнату наполнили короткие гудки.

— С кем вы связались, Софья Павловна? Скажите мне, пока еще не поздно. Что вы знаете об этих людях? Они Александра Витальевича убили из-за «Парада» — да так виртуозно, что ни малейшего следа не осталось. Его друг Туманов что-то знал о них, а может, был с ними заодно, — так они Туманова раздавили на моих глазах. Как клопа. Как мошку. Вы когда-нибудь видели, как человека давит машина? Позвоночник ломается, внутренние органы лопаются в одно мгновение — печень, почки, селезенка, мочевой пузырь — все всмятку. Вы хотите, чтобы с вами то же самое случилось?

— Что ты несешь… — бормотала Софья Павловна, пытаясь уклониться от потока слов.

— Да им Большой театр уже не интересен! Они ради спасения своей шкуры всех убирают! Потому что полиция на хвосте. — Инга перевела дыхание перед нанесением решающего удара. — Откуда у вас эта картина? Жужлев вам ее пристроил? Так вот — мертв он, убили Жужлева.

Софья Павловна скривилась.

— А вот это ты врешь, сука! Запугиваешь? Он на дачу уехал. Мне жена сказала.

Инга отступила назад и рассмеялась.

— Не дозвонились на мобильный, значит? На риск пошли — домой позвонили? Ох, хреновый вы конспиратор, Софья Павловна. Да он бежал, а они его прикончили по дороге. Узнают, что картина у вас, и к вам придут.

— Все равно не верю! Убирайся из моего дома!

— Хорошо. Я уйду. И Коровина я у вас забираю. — Инга развернулась к двери.

— Не смей! Оставь его! — Софья Павловна попыталась подняться с дивана, но не смогла. Она откинулась на подушки, напомаженные щеки посерели и мгновенно состарились. Дама в секунду превратилась в старуху: глаза закрыты, нижняя челюсть провалилась вниз, лицо — как посмертная маска. Инга притормозила, постояла в нерешительности.

— Может быть, Александра Витальевича убили вы? Ну конечно… кого еще он мог так доверчиво впустить к себе домой? И потом… вы же профессиональная медсестра. Укол тонким шприцом — и все.

— Не я, не я! Ни за Пикассо, ни за что другое я не смогла бы убить. Не бросайся такими обвинениями! Он… ты же знаешь, как мы жили. Думай как хочешь, но видит бог, в его смерти я не виновата. Господи, зачем ты заставляешь меня так страдать? — Софья Павловна не сдерживала слез. Глаза — мутные и бесцветные — бессильно смотрели куда-то за плечо Инги.

В ее речи ни тени, ни пелены лжи. Только сильная тревога, сменяющаяся какой-то необъяснимой тоской, как сумасшедший светофор: вспыхивает красный — расходящимися кругами, а за ним темно-зеленый. Неужели я была к ней несправедлива? Кажется, я перестаралась! Как бы она не умерла. Тогда поведет меня Архаров под белы рученьки вместе со всей этой Большой шайкой-лейкой.

Софья Павловна полулежала на диване, некрасиво растопырив колени. Грудь быстро вздымалась и опускалась, как кипящая каша.

— Они вас… заставили? — Инга сменила тон. — Шантажировали? Сейчас в это трудно поверить, но я вам не враг. Софья Павловна! Дорогая! — это далось Инге с трудом. — Пожалуйста, подумайте о себе. Все очень серьезно, вам сейчас реально опасно вот так вот одной. У вас есть влиятельные друзья, которые могут защитить? В Швейцарии, например?

При упоминании о Швейцарии Софья Павловна только махнула рукой. Инга пошла на кухню, вернулась с бутылкой французской минералки, достала из серванта высокий хрустальный бокал, плеснула в него воды.

Софья Павловна быстро приходила в себя. Слезы высохли.


— У тебя есть связи в полиции? — Она не скрывала хищных интонаций.

Начался деловой разговор, отлично. Думает выпутаться за мой счет. Ну что ж, посмотрим, чем вы сможете пожертвовать.

— Есть.

— И что, смерть Саши и все эти убийства, о которых ты говоришь, действительно как-то связаны?

— Да. Идет планомерное избавление от свидетелей какой-то масштабной аферы. Я вас прошу: расскажите мне все, что вам известно о Жужлеве и его махинациях. Я думаю, мы сможем вытащить вас из этого дерьма.

— Ну… Сашины связи с Большим театром были, скажем так, эмоциональные, больше платонические, что бы там ни говорили. А я… Нуда. Я была знакома с Геной, это правда. С Жужлевым. — Она слегка покраснела.

— И?

— Что и? — Софья Павловна зло зыркнула на Ингу. — Побывала бы ты на моем месте! В девяносто втором году. У мужа в голове только кино, литература и бесконечные романы на стороне. Вокруг мир рушится. А я совсем одна в Москве. Есть практически нечего — консервы и макароны, надеть тоже нечего. А вдруг Саша бы меня бросил тогда? Что делать? Возвращаться в нищий Саратов, работать в больнице за копейки? Или стоять на Ленинградке в мини-юбке?

— И вы…

— Мы познакомилась с Геной где-то в начале 90-х. Саше его порекомендовали как лучшего реставратора живописи в Москве. Он делал нам Маковского. Гена — абсолютный мастер… был. Дома у нас бывал, конечно. А потом… как-то все завертелось. — Софья Павловна прикрыла глаза рукой.

— Александр Витальевич знал, что вы поддерживаете с Жужлевым… дружбу?

— Какую дружбу? Не было никакой дружбы. Нет, Саша ничего не знал. Да мы с ним в то время как раз и разъехались. — Софья Павловна немного помолчала.

— Как Жужлев втянул вас в свои делишки?

— Один раз Гена принес мне эскиз костюма Улановой. Говорит, видишь, какие я копии умею делать. Я удивилась, конечно. Для порядка. Но, Инга, я же в этом мало что понимаю. А потом… мы выпили, и он признался, что это не копия, а оригинал. И это подарок мне. А копия осталась в театре.

— И вы взяли?

— Конечно, взяла! А ты бы что сделала на моем месте, когда не знаешь, что с тобой будет завтра?

— И много Жужлев сделал вам таких подарков?

— Подарков больше не было. — Софья Павловна усмехнулась. — Он попросил меня познакомить его с некоторыми друзьями Саши. Ну я и познакомила, а что такого?

— А для кого предназначалась эта картина?

Софья Павловна взглянула на Ингу с опаской.

— Не спрашивай.

Любовнику.

— Хорошо. Тогда говорите имена тех, с кем Жужлев познакомился через вас.

Под диктовку Софьи Павловны Инга записала три незнакомых имени.

— Может, вспомните, с кем Жужлев общался, куда ездил? О чем просил вас в последнее время?

— Ну не знаю, не знаю я. — Она снова взяла плаксивый тон. — Я на него не работаю. Давно не работаю.

— Тогда вспоминайте, Жужлев знал про «Парад» и рисунки Пикассо? Он мог иметь виды на либретто?

— Нет, не знал. Я ничего не говорила!

— Мы возвращаемся к вопросу, кто мог знать истинную ценность «Парада».

— Постой! — Софья Павловна выпрямилась. — Я вспомнила! Обещай, что вытащишь меня из этой истории. Не бросишь.

— Да уже два раза обещала. А вы не слушаетесь. А теперь вот — спасите, помогите. Кто?

— Помнишь, я тебе говорила, иностранец к нам приезжал? Деньги предлагал за «Парад», но Саша не отдал. Его звали Отто фон Майер!

Майер знал про «Парад» двадцать с лишним лет! И все это время готовил убийство? Не может быть, чтобы так долго. И в 90-е годы наверняка было легче выкрасть либретто, чем сейчас.

Софья Павловна вдруг схватила Ингу за руку:

— А они правда до меня могут добраться? Те, кто убил Гену.

— Могут. Тем более что вы храните дома краденые оригиналы.

— Что же делать, что делать?