Черная смерть. Спецназовец из будущего
Часть 50 из 76 Информация о книге
— Так… А с чего вы взяли, что я главврач? — Ну… часовой говорил, что вы мной интересовались… — Так и сказал? — Сказал, что главврач мной интересовался. Медсестра убежала, а потом и вы пришли. Вот я и подумал, что вы и есть главврач. — Разумно. И логично. А зачем я вами интересовался, можете предположить? Ранений у вас нет, случай в принципе рядовой… — Мне знакомо лицо медсестры, да и ваше… тоже видел где-то… — Вспомнить можете? — Нет… — А так? И главврач прикрыл ладонями лоб и нижнюю часть лица. …Топот ног, сдавленное дыхание где-то сбоку… Горящая палатка, истошный женский крик. — Туда давайте! Фигуры штрафников замелькали у меня перед глазами. Сорвали горящую палатку, начали таскать оттуда раненых. Вынесли из огня совсем молоденькую девчушку, положили на траву и снова к пожару, там еще есть люди. Кто-то пронзительно кричит из-за пелены дыма… — Старшина! Дом горит! — Туши! — Нечем! Воды нет! А так туда не войти — спечемся на хрен! Взгляд по сторонам. Что тут есть подходящего? Ага! — Вон, кухню видишь? Чай в ней или суп — один хрен, все не горит! Вот к ней и давай! — Понял! — и еще десяток бойцов срываются к кухне. Помню, как, обжигая руки, мы раскидывали горящие бревна и доски, вытаскивая из-под развалин дома оглушенных врачей и раненых — тут была операционная… Мужик в рваном, когда-то белом халате, на вороте гимнастерки петлицы — три шпалы, подполковник. Весь в саже, и только пронзительно-голубые глаза выделялись на закопченном лице… Взглянув в эти глаза сейчас, я кивнул головой. — Да, товарищ подполковник, я вспомнил. Вы были главврачом в госпитале. Тогда еще был налет, немцы бомбили деревню, и госпиталю здорово досталось. Мы тушили пожар. Вас вытащили из операционной. И девушку помню. Имени только не знаю. Помню, как ее из горящей палатки выносили. У нее еще одна нога в сапоге была, а вторая — так… — А свое имя помните? — Боец Леонов, Александр Павлович. 82-я отдельная армейская штрафная рота. — А говорил — не помню! Со стороны входа в палатку раздался восхищенный вздох. Медсестра, прижав к груди руки, смотрела на главврача. — Пал Петрович! Как вы вот так?! — Вот так! Удивлены? — посмотрел на меня подполковник смеющимися глазами. — Да уж… — Ничего удивительного. Я вас запомнил. Тогда, в деревне, вы были первым, кого я увидел, придя в себя. Лицо у меня было все в саже, я потом его долго отмывал. А вот глаза… Они у меня приметные. Если и запоминает кто, так именно их. Так сказать — якорь! — Надо же… никогда бы не подумал… — Э-э-э, батенька, я же по основному профилю именно что памятью и занимался в свое время… да… пришлось, знаете ли… Вот и помню, что да как в таких случаях говорить. Вас-то я сразу узнал. Да только, назови я ваше имя, вы, вполне возможно, что и не вспомнили бы ничего. — Почему так? — Человек должен сам все вспомнить, иначе мозг не разбудить! Извне это почти невозможно, только изнутри. Замыкается человек в себе, и мозг спит. Вы вот во сне много ли сделать можете? — Не знаю. Наверное, немного. — Почти ничего. В смысле — ничего сознательного. Да… Ладно, отдыхайте, вам еще дня два лежать надо. Уже у выхода подполковник обернулся. — Как, вы говорите, называется ваша часть? — 82-я отдельная армейская штрафная рота. — Думаю, что здесь вы ошибаетесь… — Почему же? Я хорошо помню… — Ваш командир говорил мне, что за дот он написал на вас представление. Об освобождении из штрафной роты. Так что… сами понимаете… — Мой командир? Капитан Романов? Вы его видели? — А что ж тут такого необычного? Ваша рота отсюда в двух километрах стоит. Видимся иногда… Назавтра главврач зашел снова. Мне несколько получшело, голова уже не гудела как церковный колокол. — Поправляетесь? — Вашими стараниями… — Да у вас и организм крепкий. Тренированный. Такие нагрузки должен переносить. — А с чего вы взяли, что тренированный? — Голубчик, я же врач! Уж и не знаю, кем вы там до штрафной роты были, но уж реакции тренированного спортсмена от реакций тракториста я всегда отличить сумею! А где тело здоровое, там и ум соответствующий. — Хм… по-другому тоже бывает. — Ну уж! Это вы, батенька, загнули! — Загнул? И я рассказал главврачу о немецких «выпускниках». А что? Никакой подписки я никому не давал, да и кто б здесь мог ее у меня отобрать? Рассказ мой потряс подполковника. Он сидел молча, только прикуривал папиросы. Одну за другой. Нервничал, ломал их крепкими пальцами. Снова закуривал. Временами начинал ходить по палатке. — Это все? — Все, что знаю лично я. — Кошмар… Я лично знал многих немецких врачей, высококлассные специалисты, мастера своего дела… Но чтобы вот так… на живом человеке… Маурер, вы говорите? — Да. Карл Фридрих фон Маурер. Профессор. У него своя клиника под Лейпцигом. — Все так. Я его знал, но лично не встречались. Однако про его работы на мозге слышать приходилось. Вот, значит, куда его занесло… не ожидал… Эх, в Москву бы мне сейчас! — Так в чем же дело? Вы ж не к теще на блины, как я понимаю, собрались? — Какие уж тут блины… Там клиника есть, работают над случаями, аналогичными вашему. Только в более тяжелой форме. Маниакальный бред, навязчивые галлюцинации… ну и прочие радости… вы не специалист, не поймете, но есть, есть в ваших рассказах нечто важное… Да и сами вы… — Я-то здесь при чем? — Якорь! Помните! И в вашем случае, как и у этих… э-э-э… «выпускников», есть такая же зацепка в памяти. Надо только ее найти. — И что же тогда произойдет? — Мы разбудим мозг! Человек сможет чувствовать! Видеть и слышать! Понимать! Эх! — Так напишите рапорт. Ну… что в таких случаях полагается писать у вас? — Хоть десять напишу. Да толку? — В смысле? — Немцы утром прорвали фронт. Их танки у нас в тылу. Дороги на Москву для меня нет. — И вы так спокойно об этом говорите? — А что же я должен делать? Кричать «караул!» да бегать? У меня госпиталь! А не боевая часть! Здесь мой фронт! — Так что же тогда я тут разлеживаюсь?