Челтенхэм

Свист, дым, хруст сминаемого сырого и не желающего гореть таежного бурелома – и тяжкая бронированная туша осторожно коснулась почвы, с шипением на треть погрузилась в безвестное болото, и всякая видимость начисто сгинула за плотной стеной пара. Очередное кромвелевское пилотажное чудо свершилось.





* * *


В утреннем тумане лес с непроглядным переплетением ветвей казался нереальным, дымчато-акварельным, а горы за ним – и вовсе призрачными. Земли под ногами не было, только дикий хаос сгнивших и полусгнивших стволов, под которыми дышала топь невесть какой глубины.

Шенкенберг с удовольствием втянул свежий лесной воздух.

– Он сказал: «Приехали!»

– Да уж, сели в лужу, – пробурчал Кромвель.

– Ура! – завопил лейтенант Мазетти, подпрыгивая на зыбких бревнах. – Победа!

Настроение у молодого человека менялось с удивительной легкостью.

– Ах да, – нехорошим тоном сказал Кромвель. – Лейтенант. Итак. За отказ выполнить приказ во время боя…

– Вы не поняли, генерал, – со щенячьей эйфорией тут же перебил его Мазетти. – Все закончилось, мы живы! Все замечательно!

– …а также за трусость и паникерство…

Лейтенант был совершенно счастлив и уже был готов, плюнув на вздорных и бесполезных спутников, отправиться на поиски чего-нибудь занятного в этом новом мире, однако в темной фигуре Кромвеля, странно длинной в этой белесой мгле, было что-то такое, что заставило его остановиться. Ко всему прочему генерал держал в опущенной руке пистолет.

Но дурящая смесь эгоцентризма с инфантилизмом, свойственная избалованному мальчику из высшего общества, сшутила с юным Мазетти скверную шутку. Лейтенант просто не представлял, что с ним может случиться что-то плохое. Ведь это не кто-то, а он, сын Карло Мазетти!

– Бросьте, генерал, – радостно сказал он. – Вы же знаете мою семью. Хотите, замолвлю за вас словечко отцу. Не стоит ломать себе карьеру из-за таких глупостей. Зачем? Какие счеты? Все, слава богу, живы и здоровы.

– К тебе это не относится, засранец, – с нежностью ответил Кромвель, тоже лучезарно оскалился, поднял «люгер» с кокетливо завернутым никелевым уголком на именной наградной табличке и выстрелил.

Две трети лица Мазетти, успевшего отразить поначалу чисто ребяческую растерянность, затем ужас и даже безумную надежду еще как-то договориться, тут же исчезли, превратившись в толстую черную змею, устремившуюся к дальним кустам и мгновенно распавшуюся на брызги, а вслед за ней в кусты улетел и сам лейтенант, на прощанье вывернув шею так, словно в отчаянном усилии пытался прочитать нечто, написанное у него между лопатками.

Шенкенберг сокрушенно покачал головой.

– Знаешь, Джон, твои представления о субординации иногда меня очень настораживают.

– Нормальные представления. – Кромвель затолкал пистолет обратно в кобуру. – Возможно, мы с тобой скоро позавидуем этому идиоту. Ладно. Глайдеров, как понимаю, у нас ни одного.

– Глайдеры тю-тю, – кивнул штурман. – Остался квадроцикл Бутовского, или как этот транспортер называется. Пулемет там есть.

– Ну да, да, фитюлька эта на шести колесах. Зачем Крис его потащил?

– Он тут знает какую-то каменную веранду, или скалу, я уж не помню, хотел попрыгать.

– Что ж, выбирать не приходится. Там загрузка задняя или боковая?

– Да он в пневмопенале, сам выскочит. Джон, надо поаккуратнее, не попортить, вещь антикварная, дорогая, обидим человека.

– Никого не обидим, не волнуйся. Далеко ехать?

– Нет, ерунда. Позади хребет, туда, само собой, не полезем, а впереди, на юго-запад, вон за этими ухабами, река, и на том берегу вроде бы деревня.

Спортивный вездеход главного спецназовца Бутовски – черно-белый жук на шести громадных колесах, дьявольски вертлявый на ходу, – разумеется, не шел ни в какое сравнение с глайдером-антигравом, но проходимость демонстрировал поистине фантастическую. Остановил его только оползневый «пьяный лес» на склоне моренной гряды – нависающие стволы вековых лиственниц перекрывали даже саму надежду на подъем.

– Кавалерии спешиться, – приказал Кромвель. – Говоришь, тут мили полторы? Ни хрена, дойдем. Бери этот МГ и пошли.

– Вот сам его и тащи, – возмутился Шенкенберг. – Никакой это не МГ, это М-шестидесятый, рухлядь клепаная. С кем ты собрался воевать? Здесь заповедник, шестнадцатый век. Или двенадцатый.

Кромвель не стал спорить, без слов поставил перед штурманом две коробки с лентами, забросил пулемет на плечо (стальная зверюга все время норовила откинуть дырчатые рельсы сошников), надвинул черную пилотку и зашагал наверх по горбатым извилинам выпирающих из земли корней.

– Заповедник-то он заповедник, но и скелетник нам не во сне приснился. Вот и скажи мне, откуда он взялся? Истребители сами по космосу не летают. Они стартуют или с авианосцев, или с платформ типа масс-эффектовских. Платформ в Секторах на корню не бывало, а авианосец тут один – наш «Энтерпрайз». Откуда же этого черта принесло?

– Джон, это «трилистник», у него есть разъем под маршевое кольцо – мог сам выскочить из подпространства.

– Ах, кольцо, скажи на милость! И где же это кольцо? Ты его видел?

Тут Шенкенбергу сказать было нечего. Действительно, маршевое кольцо на высоте двадцати километров не бросают, а выше – его бы немедленно засекли и подняли вой все радары всех эскадр. Но радары пугающе молчали.

– Ив, его кто-то привез. Кто и откуда? И куда потом делся?


– Если его взяли, мы все скоро узнаем.

– Взяли, как же. От нас выскочил прямо на «Анкоридж», а там-то наш фейерверк видели в натуральную величину, так что наверняка уж влепили со всей дурацкой мочи. Пшик мы найдем, а не скелетника.

С трудом одолев крутой, рассеченный трещинами кряж, приятели были вознаграждены тем дивным видом, что открывался с вершины гребня. Деревья здесь расступились, и можно было далеко рассмотреть, как во все стороны, бог знает до каких пределов, со всеми возможными оттенками зелени разбегается лесной простор – то поднимаясь и светлея на холмах, то темнея в лощинах и провалах, там и сям уступая место серо-пегим скалам в белом кружеве лишайников. С левой стороны, то есть с юга, в этот хвойно-лиственный океан врезался вертикальный хаос гор, уходящих высоко в небо – можно было различить тонкое перистое облачко, зависшее среди изысканной графики снежников; вниз, от самых ног, естественными ступенями уходили морщины матери-земли, подернутые густым мхом и заросшие кедровым стлаником, и дальше открывалась свинцовая с рябью водная гладь, расстилающаяся на запад до горизонта, добрую треть которого скрывал лежащий вплотную остров – все та же скала с обрывами, редкими флагами сосен, с бледной полосой ватерлинии разливов на красном основании, уходящем в холодные пучины, и протянутым к берегу острым зубчатым мысом.

Однако наслаждаться красотами пейзажа Кромвелю и Шенкенбергу суждено было недолго, поскольку события приняли уж и совсем удивительный оборот. Оказывается, они были не одни. Возле очередного огромного валуна стояло резное готическое кресло, мало чем уступающее царскому трону. В нем с удобством расположился юноша лет не то четырнадцати, не то шестнадцати и, подперев голову рукой, с интересом наблюдал за пришельцами. Заметив, что его присутствие обнаружено, молодой человек поднялся и подошел.

Одет он был в снежно-белый наряд вполне средневекового покроя, с коротким плащом, под правой рукой – длинная рукоять меча в сложной оплетке. Меч, впрочем, был ему явно великоват – ростом юноша был Кромвелю чуть выше плеча.

Отвесив церемонный поклон, владелец длинного меча заговорил так:

– Здравствуйте, генерал, здравствуйте, полковник. Позвольте представиться. Ричард Плантагенет, герцог Глостерский, граф Йоркский. Я хозяин этих земель, и на сегодняшний вечер вы мои гости. Под моим кровом я приглашаю вас изведать гостеприимства Бернисделя. Кроме того, не скрою, генерал Кромвель, что у меня есть к вам официальное предложение как к представителю Стимфальской империи. Я давно готовился к этой встрече и многого от нее жду.

Несмотря на небольшой рост, герцог был чрезвычайно широк в плечах, подбородок имел довольно массивный, а голубые глаза его смотрели с необычайным спокойствием. Прическа его, казалось, говорила о некой замысловатой моде: с левой стороны среди пышных каштановых прядей было выбрито нечто наподобие подковы. Но главным потрясением (в том числе и в прямом смысле этого слова) был голос. Юный герцог – и это было любопытным контрастом со скромностью габаритов – говорил невероятным басом, на пару октав ниже всего доселе известного, причем такой оперной глубины и бархатистости, что даже на самых низких оборотах голос его не дробился в хрип.

– Судя по вашему открытому рту, господин Шенкенберг, вы о чем-то хотите меня спросить. Спрашивайте, я весь к вашим услугам.

Штурман откашлялся:

– Эм-м-м… Вы говорите, что долго ждали… Долго – это сколько, ваша… м-м-м… светлость?

– Шесть лет, – с любезной готовностью ответил герцог. – Да, ровно шесть лет. А именно здесь я с полудня.

– Вы наблюдали за крушением?

– Нет, крушения я не видел, но вполне о нем осведомлен. Приношу вам свои соболезнования по поводу гибели ваших товарищей по оружию.

Тут и Кромвель пришел в себя.

– Герцог, благодарю вас за гостеприимство, что же до остального, то в официальном отношении я теперь, увы, неважное подспорье.

– Да-да-да, – покивал герцог, – конечно, вы опасаетесь высочайшего гнева за погибший крейсер. Уверяю, вам нечего бояться. Диктатор обрушит немилость на конструкторов и людей… простите, я плохо в этом разбираюсь… словом, тех, кто выпустил на учения неподготовленный корабль. Он по достоинству оценит подвиг, который вы совершили, и выскажется… минуточку, у меня записано… такого никто и никогда не делал… ага, вот.

Ричард достал аккуратно сложенный листок, развернул и прочитал вслух:

– Эл Шарквист выразился так: «Джон, что там говорить, не сахар, но летного мастерства у него, черт его дери, никто не отнимет. Надо же, какую штуку выкинул». Видите, все в порядке.

– Как я понимаю, герцог, вы ясновидящий.

– Отнюдь, у меня нет никаких паранормальных способностей. Не беспокойтесь, генерал, я все вам объясню и даже более того. Мое скромное обиталище находится на острове Челтенхэм, он перед вами. Внизу нас ждет лодка… Комфорт, разумеется, далек от совершенства, но экологические достоинства выше всех похвал. Аппарат для связи у меня есть, за вами прилетят завтра утром, стол весьма и весьма недурен, убедитесь сами… Словом, еще раз – вы желанные гости на Тратере, господа.

Герцог обернулся и призывно похлопал в ладоши.

– Том, Гарри! Возьмите у командующего пулемет. Простите, генерал, вы прямо живая статуя Войны.

И Ричард засмеялся инфразвуковым смехом, отчего, вероятно, все белки в округе попадали в обморок.

В эту минуту Кромвель понял сразу три вещи. Первое: до него дошло, что до того, как позвать слуг, герцог разговаривал, по сути, шепотом, и реальную мощь его голосовых связок даже трудно вообразить. Второе: обернувшись, Ричард едва приметным касанием заставил свой меч, словно живое существо, повернуться вместе с собой, и по одному этому движению генерал неизъяснимым военным чутьем безошибочно определил, что перед ним мастер-виртуоз холодного оружия, и меч его, пожалуй, не так и велик для него. Или у них тут все такие? Что-то не верится… А третье: Кромвеля впервые в жизни назвали командующим.

Ему это очень понравилось.





Часть первая




– Значит, перешли мост и дальше на север, так он говорит, – повторил Диноэл. – Вот так просто взял и отпустил двух мутантов серии М-300. Что парень – кретин, это ясно, но учили же его хоть чему-то? Промывали мозги? Кто-то же поручился за него, когда брали на работу? Господи ты боже мой, два М-трехсотых в центре Вермонта. Сказал, что они примирились с человечеством и никому не хотят зла? Где он теперь?

– Отвезли в Биркенхофф, к Клаусу.

– Хорошо… Неделька зондажа поменяет его взгляды на альтруизм… Клаус уж докопается, всадили ему какую-нибудь штуковину для подъема добрых чувств или так обошлись; всяких там анкетных пап-мам проверят тоже без нас, тебя я попрошу о другом. Первое: что это за лаборатория Ларсена, в которой они оказались, откуда вдруг взялась и кто мог про нее знать. Второе: почему-то не верю, будто наш доброхот действовал в одиночку, чует мое сердце, кто-то еще с ним был, и он об этом умалчивает. Выясни, кто, почему и откуда. Ох, теперь ребята поищут-побегают…

– Я понял, шеф. Теперь по «креветкам»?

– Да, Рик, уж пожалуйста. И для начала объясни: мы вообще что-нибудь знаем об этих двигателях?

– Дин, практически ничего. Разве только про центрифугу – она в целом аналог наших электромоторов, а электричество по всей Вселенной одинаковое – якорь, статор-ротор, правда, там с фазированием чертовщина, но в целом хоть какая-то почва под ногами. А вот дальше – ни в зуб ногой. Особенно камера распределения потока. Во-первых, там эти каналы – мы их называем «спагетти» – взгляни на фотографию и поймешь почему, – это такие не то литые, не то фрезерованные ребра. Так вот, они неподвижные. Стоят глухо, никак не управляются. Как можно управлять потоком при помощи никак не управляемого механизма?

– Постой, но там же есть какое-то сопло или форсунка…