Челтенхэм

Так Тратера незримо перекочевала в ведомство Комиссии по Контактам, и вердикт этой организации оказался столь же скор, сколь и прост: карантин. Это значит: полностью закрытая зона с допуском только для специалистов с мандатом СиАй и КомКон, никаких контактов с окружающим миром, никаких посторонних вмешательств, тщательный многолетний мониторинг и вообще строго научный подход. К тому времени для человечества не был особенным сюрпризом тот факт, что есть края, где пространство и время склонны шутить малопонятные шутки, которые и не снились ученым мудрецам, и что в девяносто девяти случаях из ста кончаются эти шутки плохо.

Дело было в Брисбене, на Совете Безопасности, – кстати сказать, как раз на последнем его заседании в довоенном формате, – и страсти разгорелись немалые. Были люди, справедливо выступавшие за то, чтобы, несмотря на всю чертовщину, дать сообществу Тратеры все права, принять во все Советы и организации, и дальше разбираться с возможными неприятностями и парадоксами в открытую. Но шел двадцать девятый год, с порога уже глядели грозовые и предгрозовые тридцатые, на политическом горизонте сгущались тучи, и, прямо скажем, лишних проблем не хотелось никому. То, что время материально и неоднородно, было признано давно, всевозможные временные аберрации и инверсии тоже никакой новостью не были, одичание отдельных человеческих сообществ по разным глухим углам вошло в норму еще во время Первой мировой. И потом, на Тратере уже лет сто не то что страшного, а вообще ровным счетом ничего не происходит, так о чем разговор? Карантин – и дело с концом, а там видно будет. Фактически Совет Безопасности, где и без тратерских сложностей головы шли кругом, попросту уклонился от решения, уступил давлению КомКона и отложил дело в традиционный «долгий ящик».



Главным резидентом Земли (т. е. СиАй) на Тратере был нынешний король тратерской Англии Ричард III – один из самых влиятельных монархов на планете, личность крайне противоречивая. Еще мальчишкой он приветствовал воссоединение с метрополией, учился на Земле, получил докторскую степень в Стэнфорде и вообще слыл человеком просвещенным, хотя и подверженным всем слабостям феодального способа правления. Жестокий и властолюбивый, Ричард всячески ратовал за возвращение Тратеры в русло мировой цивилизации и карантинный режим ненавидел всем сердцем, откровенно называя его оккупационным. Ясно отдавая себе отчет, что плетью обуха не перешибешь, он сохранял лояльность к администрации СиАй, но при всяком удобном случае, всеми правдами и неправдами, где только можно, боролся за отмену проклятой изоляции.

Неисповедимыми путями Ричард сумел завести дружбу с главнокомандующим вооруженными силами Стимфальской Империи Джоном Кромвелем, и за время войны, вновь отрезавшей Тратеру от земной ассоциации, Англия из четырнадцатого века умудрилась дойти до рубежа семнадцатого – Кромвелю было сто раз наплевать на всякие там земные запреты импорта технологий. Конец этому быстро набиравшему скорость локомотиву прогресса положил разгром Стимфала – вернулись земляне, вернулся карантин, многообещающие планы Ричарда рухнули, но вот теперь, как понимал Диноэл, изворотливый властитель нашел себе новых защитников-освободителей от осточертевшей опеки Института – за железным занавесом зет-куба он мог творить все, что душе угодно, ни на кого уже больше не оглядываясь.



Диноэл полюбил Англию и Тратеру еще в ранней юности и с тех пор с каждым годом, с каждым новым приездом находил в этих краях все больше прелести и никогда не упускал шанса вернуться сюда. Земля его первых приключений, самого начала его пути! Ах, молодость! Говорливые протоки и челны Страны Озер, угрюмая краса и величие лесов Северного Бернисделя, овеваемые штормовыми ветрами скалы Дувра, пестроцветье шотландских лугов, рядом – верная подруга и преданный друг, под рукой – испытанное в бою оружие, впереди – сильный и коварный враг, за спиной – справедливая мощь родного дома, в душе – дурман свободы, вера в удачу и самого себя, и первая звезда в небе и озере, и ночной осенний лес между ними… Правда, здесь же поджидала встреча с Драконами, бред и кошмар Дома в Тысячу Этажей, и вот тут, вот за этим хребтом перед ним впервые предстал жуткий седой старик – а впрочем, тогда еще и не старик, но молодым его, кажется, не видел никто – в своей бессменной куртке с золотым узором на погонах и фуражке с орлом и черепом…

Да, но ведь справились, преодолели. Позже Дин оценил и Лондон с его мостами, лодками и арками над причалами возле домов, хмурым водным простором Мидл Твидла, открывающимся с Райвенгейтских высот, тесным уютом улочек Сохо и улетающей в небо готикой, он привык и мгновенно усвоил традиционный и ни с чем не сравнимый лондонский выговор с его твердыми «а» и «э» в конце слова… Сюда он привозил Черри, здесь они купили дом… но что теперь об этом вспоминать?

Вспомнить следует о другом. В первые же часы пребывания на Тратере, с первых же шагов расследования Хендерсоновской аферы – сиречь погони за Рамиресом Пиредрой, растянувшейся на годы, – всевидящее чутье Диноэла подсказало ему, что эти чудеса и красоты открывшегося средневековья есть не более чем декорация или ширма, скрывающая Тайну, причем Тайну умопомрачительного масштаба. Чисто по-толкиеновски этой Тайной дышала земля, она была растворена в воде и в воздухе. Чуть позже выяснилось, что у Тайны есть имя – База Предтечей.





* * *


Полумифическая сверхцивилизация, условно именуемая Предтечами, в некие незапамятные времена то ли бурно обустраивала нашу Вселенную, то ли вообще ее создала, и оставила по всему Космосу немало памятников своей деятельности – столь же непостижимых, сколь и древних. Кроме того, доли процента былых знаний унаследовали лаксианцы – последующая раса, тоже более чем могущественная и тоже ныне практически исчезнувшая. Нечего и говорить, что любые теории, в свою очередь, рождали массу легенд, из которых главной, естественно, была та, что в некоем секретном, недостижимом месте Предтечи оставили механизм или ключ, приводящий в действие… кто его разберет, что он там приводит в действие, но завладей этим ключом – и ты властелин мира. Это место силы и называлось Базой.

Официальная наука к истории с Базой относилась скептически, разумно утверждая, что буде таковая даже и существует, все равно никакие технологии Предтечей на данный момент человечеству не по зубам – об этом и говорил Айвен Тью в их последней беседе с Диноэлом под дрожь и рябь универсальной глушилки. Но многие и многие в Базу не просто верили, а не щадили живота, пытаясь ее найти, – в том числе и суперзвезда преступного мира Рамирес Пиредра. Ради этих поисков он выкачал из папаши Хендерсона бесчисленные миллионы и сел на известную скамью «Орхидейного процесса», ради Базы он устроил свой невероятный побег, ради нее грохнул об уэльские суглинки печально знаменитый лайнер SRS-A1, на борту которого оказались его преследователи как из СиАй (парочка молодоженов Терра-Эттин – Диноэл и Франческа), так и из отдела по борьбе с организованной преступностью.

Но это отдельная история. Сейчас речь о том, что Рамирес, чья интуиция ничем не уступала диноэловской, свято верил в то, что Базу следует искать не где-то, а именно на Тратере. А весь жизненный опыт Диноэла утверждал, что мнением пиредровской интуиции пренебрегать никак нельзя, и гори огнем все научные концепции. Похоже, той же точки зрения придерживался человек по имени Джон Доу.





* * *


А вот и то самое место, конечная цель пути. Базальтовые стены в белых натеках, пар, гейзеры. Ущелье в форме непомерно растолстевшей буквы «С» – колоннообразная скала, выдвинутая в двухсотметровый, кипящий горячими ключами колодец. Проход обрывался под изъеденным дождями каменным грибом-карнизом на вершине магматического столба.

Для Диноэла это был стародавний прием – после очередной зубодробительной эпопеи забраться в курортный отельчик средней руки и там, в номере над или под бассейном, несколько суток отсыпаться и обдумывать произошедшее в полном одиночестве (несмотря на весь свой страх перед одиночеством), невзирая на зверства караоке, дискотек и террор горничных. Потом можно было браться за отчет. Теперь, правда, положение было нестандартным – решение принимать приходилось на ходу, а цейтнот заставлял оценивать ситуацию, оставаясь невидимым в непосредственной близости от места событий, чтобы в случае положительного вердикта появиться на арене, так сказать, с феерической быстротой.

Он знал себя, особенности своей натуры, своего организма, как боец до последнего винтика знает устройство и характер своего оружия, которое верой и правдой отслужило ему не один год. Распространенная ошибка многих и многих – думать, что если ты живой и почти невредимый вернулся с войны или какой-то иной, достаточно долгой переделки, если просто в твоей судьбе закончилась бурливая полоса, то сейчас-то как раз наступает время расправить плечи, вздохнуть полной грудью и заняться наконец большими и важными делами.

Ан нет. Природе наплевать на громадье твоих планов. Во-первых, организм ослабляет ту железную хватку, которая мобилизовала и сжигала все твои внутренние ресурсы, и твои кошмары и болячки, о которых, как казалось, ты и думать забыл, вновь разрастаются в натуральную величину. А во-вторых, начинается кропотливое и неспешное восстановление тех самых сожженных дотла резервов, и если ты не собираешься всерьез и надолго отдохнуть под мраморной плитой с надписью «Сильно ты был любим, но еще сильнее скорбь о тебе», до твоих великих свершений руки у тебя дойдут еще не скоро. А Дин вполне отдавал себе отчет, насколько за последний год укатал его Траверс.



Он спустился под навес каменного гриба к самому обрыву, бросил потрепанную сумку – инструкция запрещала носить что-то поверх плаща, на самом-то плаще не положено никаких застежек, чтобы в критический момент ничто не помешало пустить в ход снаряжение и оружие – и начал распаковываться.

Перво-наперво, бабахнув, словно из рождественской хлопушки, выпустил облако незасекаемой радиопыли – аналог пыльцы цветущей как раз в это время бернисдельской сосны. Эта летучая мелочь, в контакте с главным компьютером плаща, сообщала информацию о всех событиях в окружающей полусфере радиусом примерно в восемнадцать-двадцать километров.

Место это он наметил себе давно, и главное преимущество его было в том, что ни в устном, ни в письменном виде оно нигде не упоминалось. Подобно большинству профессионалов, Дин еще бог знает с каких времен применял систему, которую с безрадостной усмешкой называл «двойной бухгалтерией», – параллельно с официальными и неофициальными отчетами и вообще всем тем, что где-то и как-то можно было зафиксировать, у себя в голове он вел отдельную хронику событий и наблюдений, лишь в особых случаях позволяя кое-какие маловнятные для постороннего взгляда пометки, на каждую из которых имелась вполне невинная легенда. Недремлющее око Джона Доу и вовсе сделало такую практику жестокой необходимостью.

Теперь надо было подумать о жилье. Диноэл достал тяжелую и длинную, со специальным шероховатым покрытием, рукоятку – то, что не совсем верно по старинке именуется лазерным резаком, всесокрушающий и всерасплавляющий метровый плазменный шнур, единственное в его багаже серьезное энергетическое оборудование. Но в этом краю вулканов и гейзеров полно фоновых источников и подземных электрических разрядов, а спутник переждем, да и Бог милостив. Вставил флешку, подключил навигатор, пошла загрузка программы. В рукояти – компьютер, который ориентируется и программируется, и можно резать, крутя как угодно, – лишнего не вырежешь, а только по проекту.

Проект взялся вот откуда.

Богатый и горький опыт учил Дина, что идеальным укрытием для одиночки является бункер с парой тщательно замаскированных выходов и входным коридором с глухими стенами, избавляющими от заботы о флангах. Длина такого коридора не позволяет противнику оказаться вплотную мгновенно, растягивая его порядки, а тебе, напротив, позволяет, выигрывая время, планомерно расстреливать его на подходе. Совсем здорово, если с твоей стороны имеются выступы и укрытия. Схему такого каземата для стрелка с некой условно-средней штурмовой винтовкой Диноэл – то ли в шутку, то ли всерьез – однажды начертил для студентов на давнем семинаре, и все оставшееся время они увлеченно рассчитывали зоны перекрытия и расстояния, исходя из теоретически неограниченного запаса патронов, скорости перезарядки и того, что гранаты и осколки на лету не меняют траектории. Учитывался и фактор, неведомый в прежние времена, – использование противником различных силовых щитов и барьеров, преодоление которых требовало дополнительных боеприпасов и, самое главное, дополнительного времени, а это серьезно влияло на искомую длину коридора. Те полушуточные зарисовки и расчеты Дин сохранил и вот теперь решил применить на практике. Коридор, правда, пришлось изрядно сократить.

Диноэл давно заметил, что лучше всего ему думается, если занят какой-нибудь тупой физической работой. Часы показали, что до спутника еще часа три с лишним, Дин включил резак, выпустив пышущее жаром лезвие, и первые косые шайбы гранита улетели в пропасть, превращаясь в черные точки на фоне полоски белой пузырящейся воды. Шумом в этой местности никого не удивишь, и уже через час глубина тоннеля увела Диноэла на безопасное расстояние от открытого неба.

Ночевал он хотя и в не законченной, но уже вполне пристойной норе, с комфортом устроившись в объятиях плаща. Словно завершая картину уюта, принялся накрапывать дождь, ничуть не опасный для Диновых сосновых крошек-осведомителей; дождь, грозу и все такое Диноэл любил с детства – разумеется, не мокнуть в чистом поле, а наблюдать из какого-нибудь надежного убежища, скажем, из воздухозаборного люка где-нибудь на верхнем техническом этаже небоскреба СиАй. До чего же здорово. За его спиной, за неровным вырезом перевала – Золотая долина, сказочно красивые и родные до боли места, вот бы где пожить, но уж туда-то ищейки Джона Доу заглянут в первую очередь. Насмешка судьбы – все заканчивается именно там, где когда-то начиналось. Когда-то и он, и все остальные искренне верили, что вот там, в Золотой долине, в недрах обиталища загадочных Драконов, как раз и скрыт вход в Базу, в невероятное хранилище вселенских тайн.

Теперь это смешно. Для Джона Доу, наверное, особенно.



То, что База, что бы этим словом ни называлось, реально существует, Диноэл ни минуты не сомневался – он это чувствовал, и такому чувству он верил больше, чем сотне самых убедительных доводов. Но остался ли у него шанс за отпущенный краткий срок ее найти? Быть или не быть? Бросать жизнь на то, чтобы пойти туда, не знаю куда, отыскать то, не знаю что, чтобы оно не досталось тому, неизвестно кому? До сих пор не выходило, а вот сейчас вдруг повезет?

Дин был феноменально удачлив, он вышел живым из дюжины переделок, которые иному запросто стоили бы головы, и прекрасно отдавал себе отчет, что без элемента везения не может быть никаких начинаний – пустячная немилость судьбы без труда опрокидывает самые блестящие расчеты. Но полагаться на случай, как бы верно он тебе ни служил, нельзя. На войне, в политике и дипломатии возможны ошеломляющие трюки, но они требуют тщательной подготовки. Успех приносит кропотливая, занудная работа, многократное дублирование и страховка, долгие репетиции, каким бы кудесником и везунчиком ты ни был. А ему сейчас придется творить чудеса голыми руками, по наитию, и это без оговорок верный провал. На этом печальном итоге он заснул, и дальше его принялась мучить обычная чертовщина, было отступившая в последние полгода.

На пороге пещеры, в лунном свете (какая, к черту, луна, все небо в тучах – но этой братии законы реальности не указ) стоял генерал Тимоти Флетчер, тот самый Слон, которого Дин когда-то так невежливо накачал наркотиками. В отличие от большинства гостей, Слон не прихватил с собой ни кресла, ни стула, ни табуретки, а непринужденно стоял в самом проеме, слегка отступив под сень козырька. Диноэл, со своей стороны, даже и не подумал подняться ему навстречу, а остался лежать и лишь заложил руки за голову, чтобы удобнее было смотреть.


– Знаешь, что я тебе скажу, Слоняра? С твоей внешностью надо было сниматься в кино, а не лезть в Контакт… Ладно, нечего молчать, что ты там припас, какие обвинения, выкладывай…

Слон лишь усмехнулся. И в потустороннем варианте он по-прежнему был высок, усат и внешность имел картинно-мужественную с эффектно седыми висками.

– Хамите начальству, Терра-Эттин. Хотя бы даже призрачному.

– Ты мне больше не начальство, Слон. Ты вообще плод моего больного подсознания, тебя вообще нет.

– По документам – все еще начальство, и кто я такой на самом деле, наука еще не решила – позволь напомнить, ты и сам у нас не совсем человек. Но это бог с ним, не за этим пришел. Расскажи-ка ты мне про пятьдесят шестой год, про Пять Углов. Что там у вас вышло?

– Вот так интересно. Ты-то тут при чем? Тебя в пятьдесят шестом уж не помню сколько лет как на свете не было.

– А вот это, уважаемый Терра-Эттин, вас никак не касается. Давайте к делу. Я слушаю.

Дин сдержанно вздохнул:

– Да, умеете вы найти больные места. Хоть бы кто доброе слово сказал… Н-да. На Пяти Углах вышел провал… ну, может быть, не провал, а прокол, но глупый и досадный. Мелочь, может быть, но как раз такие мелочи и отравляют жизнь, а про карьеру и речи нет.

Был я там с Харрисом и Роганом, и прилетели мы на Цитадель забрать для отдела материалы и технику, не помню что, ни о каких подвигах никто и думать не думал. А Харрис в это время гонялся за неким Каледоном – я тоже о нем по разным делам слышал, – были у них давние счеты, еще до Института, вроде бы подставил этот Каледон где-то бывших харрисовских ребят, и вышло десять трупов. Харрис на этом просто подвинулся. Расписываемся мы в бумажках у тамошнего начальника Бейли, и вдруг этот Бейли говорит: здесь твой Каледон, держит контрабанду в Зоне за Складами. Поддержал полицейский полицейского. Харрис взвился, и я понял, что удерживать его без толку, да и не стоит – свихнется.

У Бейли, от его цитадельской жизни, тоже мозги съехали набекрень. Штука в том, что все эти истории о Зоне на Складах – чистейшей воды сказка, или, вернее сказать, суеверие, вот с такой бородой. Я не верил, и никто не верил. Мало что пригородилось какому-то кладовщику, или там лифт зачудил. Бывает. Ведь такую дичь представить невозможно – на Станции Совета, под боком правительства – Зона Предтечей!

С другой стороны, без таких сказок не было бы нашего ремесла. Сколько раз бывало такое, что контрабандисты и прочая криминальная публика находили такие ходы-проходы, что ученые мужи только ахали. Там ведь тоже есть народ с большой догадкой и специалисты экстра-класса, вспомним хотя бы Пиредру. Криминальный гений. Я и подумал – а вдруг? Чем черт не шутит?

Тут Дин сел, сбросил плащ и привалился к холодной стене.

– Это была моя первая ошибка. Впопыхах – как в такое поверишь? – мы не взяли с собой тяжелого оборудования – только оружие и стандартное снаряжение. Я нарушил закон. Как идиот, по легкомыслию. И то сказать, хороши бы мы были в коридорах Президиума с нашими вьюками и пушками. А ведь чувствовал – идет волна удачи, подхватило. Боялся сглазить, что ли? Бес попутал.

Короче, мы проскочили. Есть там Зона. Думаю, все дело в харрисовской упертости – мчался он как бык, такая жажда справедливости в нем горела. Самого прохода я даже не почувствовал – был там закуток между вторым шлюзом и лифтом, двадцать раз я потом в нем бывал – и ничего, а тут ахнуть не успели – и уже Зона. Словом, вышла плюшка хуже, чем у любого «чайника».

Место это – классический «терминал», полный аналог того, что на Санктуме, мы все его видели – только больше раз в двадцать. Разница лишь в том, что здесь работали две конвейерные линии – как я когда-то и предполагал, вверх-вниз ездят контейнеры. На Санктуме все неподвижно, тут все крутится. Что, откуда – разобрать невозможно. Вот когда я взвыл, что ни одного маркера под рукой нет!

Тут я совершил вторую ошибку, уж и вовсе непростительную – несчастный был день. Не пойми с какой радости я вдруг решил, что если тут все нараспашку, то у Каледона эта Зона под контролем, все схвачено, а самое главное – то, о чем мы мечтали: пульт управления всей этой механикой, командный пункт – и, помню, еще восхитился: надо же как устроился контрабандюга, под самым носом Совета, да в таком месте, куда никакая полиция век не сунется, золотое дно! Надо срочно брать его живым, сейчас начнется новая эпоха!

И побежали мы, дураки, ловить этого Каледона. Охрана там была стандартная: обычные «железные дровосеки» и пара тяжелых мехов. Проблем с ними не возникло, разве что сыграли второсортные «твины»: почти по всей площадке поднимались и опускались пазлы-квадраты – там они использовались как стеллажи для предтечевских ящиков-саркофагов (кстати, ни одного вскрыть так и не удалось); и Роган утверждает, что у последнего пандуса, по которому мы потом и понеслись хватать Каледона, эти пазлы встали стеной и так нас подперли вплотную к тем здоровенным дроидам, что драться с ними пришлось едва ли не в рукопашную. А я помню, что без всякой запарки на эти стеллажи взгромоздился и тех шкафов без хлопот уложил. И никто нас никуда не поджимал. Харрис же до того озверел, что никаких деталей вообще не помнил, только что палил без остановки до посинения. Так что – раздвоение по всем правилам.

Дальше все полетело и вовсе кувырком. В командную клетушку, сплошь в броне, мы и впрямь забрались, и Каледона там нашли, но никакого пульта там не было, и даже намека на него. По Каледону же еще до нас кто-то так прошелся, что это чудо, как он вообще был жив. Ничего мы от него не добились, и тут я совершил последнюю глупость: подошел к последней двери и сдуру ее открыл. Понадеялся на свое бесконечное везение, как мальчишка. Но у везения на тот момент терпение, видно, лопнуло: выкинуло нас на Внешний Обод едва ли не к наружному шлюзу, и на этом Зона закрылась. Так и остались мы ни с чем, и все из-за моего идиотизма.

Единственное, что мне удалось, кроме идентификации, это вынести горсть спектролитовой крошки от одной из тамошних стеклянных перегородок – кто-то ее расхлопал еще до нашего прихода. За эти осколки «Кибертроникс ДжетТех» до сих пор выплачивает мне пенсию, так что до смерти могу жить безбедно. Были у меня разные соображения, но тогда уже начинался Траверс, и до Пяти Углов я так и не добрался. Да. О многих местах я могу такое сказать. Такие дела, Слоняра, ты это хотел от меня услышать?

– Зачем я приходил, ты сам поймешь, да только не сейчас, – ответил Слон и растаял.

Наутро Диноэл, сверившись с показаниями универсальных часов, продолжил труд. Тележка на четырех подшипниковых обоймах, которые он не поленился отдельно привезти, слетала по наклонному коридору на альпинистской веревке, пропущенной через стандартный карабин, – длины хватало как раз до порога, и каменные обрезки вылетали в пропасть. В глубине скалы наметилась келья с узенькой скважиной окошка, в которое с головокружительной высоты можно было видеть, как медведь приходит принять ванну в провале горячего источника. Рядом с амбразурой разместилась финальная изюминка всей фортификационной системы – гнездо радиальных каналов с взрывчаткой, так называемый «ерш», он же «полсотка» – весьма популярная смесь эксплозиума с ультранитом; с чистым ультранитом работать откровенно страшно, эксплозиум же сам по себе неплох и точен, но берет неглубоко. В самом крайнем случае из стены над водопадом наружу взрывом вышибало сквозной каменный грибок, и дальше – только и видели строптивого пещерника. Кроме того, установка «зонтиком» позволяла выпрыгнуть одновременно со взрывом, не боясь быть задетым осколками, и исчезнуть максимально эффектным образом.

К визиту непрошеных гостей он был готов с самого начала и привычно держал под рукой все необходимое для встречи. Культа из оружия Диноэл никогда не делал, нехотя мирясь с этой частью оборудования как с горько-необходимым инструментом для преодоления наиболее идиотских затруднений в самом безнадежном, экстремальном случае. По этой причине он ни в какие технические тонкости не вникал, во все времена оставаясь верным поклонником «Сэйбра» (прозванного, и не зря, «чемоданом»), раз и навсегда покоренный его мощью, гениально втиснутой в компактные габариты, восхитительной балансировкой и той укладистостью, с которой он садился в плечо и руку. Кстати, популярности прозвища поспособствовал довольно шумный (особенно с глушителем) затвор винтовки – выстрел звучал так, будто с багажной полки свалился чемодан со столовыми приборами. Дин даже сохранял первозданный черно-бело-серый камуфляж «городская зима». На «Сэйбре» у Диноэла так же несменяемо сидел «найтфорсовский» комбинированный, осмеянный крутыми профессионалами, оптико-голографический прицел со встроенным компьютером. Компьютер варварски использовался для единственной опции – отсканировать движение глаза и передвижения прицельной марки, сообразить, что именно стрелок считает целью, и произвести коррекцию в отношении этого объекта с учетом расстояния, силы ветра, упреждения и прочего, так, чтобы красная точка, бегающая по черно-бело-зеленоватому полю голограммы пейзажа, указывала пуле самую верную дорогу.

Нет слов, самоварная труба универсального прицела, ненамного меньшая, чем сама винтовка, создавала оружию довольно курьезный, едва ли не квадратный силуэт, но Дин не обращал внимания на насмешки. Ему гораздо важнее было знать, что неуклюжая оптико-электронная громадина, совместно с разгонной рельсой в пять усилителей (смотревшимися на схеме как пять бронежилетов, висящих в ряд на одной вешалке, и дававшими всю мыслимо возможную настильность траектории), избавляла от тоскливо-зубрильной снайперской математики с ее милами, дотами, поправками, упреждениями, да и вообще какой бы то ни было необходимости регулировать прицел, установив его раз и навсегда. Вдобавок, хотя даже самая убогая программа все того же плаща предлагала ему на выбор патроны противокибернетические, дезинтегрирующие, с криозарядом, бронебойные, зажигательные и еще черт знает какие, Диноэл со старорежимным упрямством заказывал себе привычные «суперинферно», смутно помня, что в них достаточно каких-то там оболочек, вольфрама и урана, чтобы прошибить барьеры физические, кинетические и еще незнамо какие. Он оставался приверженцем древней истины, что главная деталь оружия – это голова его владельца.



Да, огнестрельное оружие доказало свою необычайную живучесть, и хотя утратило монополию и резко сузило экологическую нишу – потягайся-ка со скорчером на приличной дистанции, да еще в открытом космосе, – тем не менее успешно сосуществовало с оружием электронным, лазерным, пучковым и еще бог знает каким. Даже пресловутая латунная гильза, кончину которой предрекали еще многие столетия назад, дотянула до трансгалактических времен. Причин тому было несколько.

Во-первых, как выяснилось, человека вовсе не обязательно прожигать потоком электронов, пучком лучей или еще чем-то фантастических мощностей. Крохотный кусочек металла, пробивающий человеческое тело в любом месте – та самая пуля, которую путем разных технических ухищрений сделали точнее, быстрее – короче, менее дурой, по выражению древнего воителя, – вполне успешно справлялась с задачей. К тому же длина ствола к тому времени изрядно подсократилась – «умная» пуля не нуждалась в столь длительном наставлении перед дальней дорогой. Батарейка, вставленная в квантовый генератор, должна поджарить неприятельского солдата на расстоянии и в укрытии, но другая такая же батарейка в любом из многочисленных защитных устройств этого же солдата успешно спасала, на любую технологию немедленно находилась контртехнология, и лавинообразный рост стоимости обеих ни к какому выигрышу не приводил.

Это уже вторая причина. Электроника оказалась чертовски уязвимой. Выходила совершеннейшая чепуха: нейтрализовать и заблокировать каскадные цепи скорчера было намного проще, чем остановить дурацкую стальную пружину, гоняющую стальной же затвор по рельсам ствольной коробки.

Третье, и немаловажное обстоятельство – это стоимость и доступность. Какие бы чудеса ни творила техника, цена огнестрельного и электронного оружия несопоставима. Для производства все тех же скорчеров необходим по меньшей мере завод, в кустарно-полевой кухне искусственных кристаллов при всем желании не вырастишь, их надо откуда-то доставлять, а это в военных условиях бывает проблематично. С другой стороны, производство пулемета любой сложности и в промышленных масштабах можно наладить в самой дремучей тьмутаракани буквально с нуля, имея под рукой самую что ни на есть первобытную мастерскую. Утвержденный веками принцип «дешево и сердито» по-прежнему торжествовал в военном деле.



Он лежал на базальтовой скамье, оборудование едва слышно шелестело в стилистике «ветер в саду» – то-то взвоет, если в округе появится кто-то посторонний. Вообще, такое уединение Дин мог выносить очень недолго – по причине тут же нарастающей депрессии и кошмаров, – ведь он исчез, его не было, ни малейшего контакта с миром людей, а это подозрительно похоже на смерть. Ну, может, и не совсем смерть, но как-то очень неуютно. Однако временами совершенно необходимо.

Дин всем своим существом осознавал тот факт, что все триумфы и прорывы современных технологий вызывали бы у Предтечей разве что рассеянную улыбку, что в сравнении с ними теперешняя цивилизация подобна землеройке, неожиданно уткнувшейся носом в колесо пятисоттонного карьерного самосвала. А может быть, и не землеройке. Может быть, чему-то еще меньше и примитивнее – сколько бы самые премудрые комиссии ни заседали вокруг самого премудрого компьютера. Словом, если у Предтечей были основания скрыть от человечества заветные двери своих Баз, то ищите, ребята, не ищите – век не найдете, нет у вас инструментов для таких поисков, и не скоро будут. Правда, к счастью или к несчастью, у этой проблемы имелся любопытный нюанс – пустяк, но сегодня для Диноэла он приобретал решающее значение.



Как это ни удивительно, но творцы Вселенной, исходя из чего-то, чего нашим умом все равно не охватить, все же принимали в расчет появление человечества. И исходя из каких-то опять-таки непостижимых целей, для отдельных избранных из числа людей некоторые подходы к сокровенным знаниям были приоткрыты, Предтечи назначили немногочисленную когорту привратников и ключников у врат своих тайн. Король Англии Ричард, по мнению Диноэла, как раз и был одним из таких посвященных, и, надо заметить, своим допуском к неким откровениям он широко пользовался и даже торговал – именно обещанием неизвестного могущества он купил благосклонность и без того могущественного Кромвеля (занятная деталь: ни Кромвель, ни его бесноватый вождь и предшественник Шарквист даже не пытались заменить Ричарда на своего, стимфальского ставленника). Причем угодил Ричард им до такой степени (о чем с сарказмом отзывался в разговоре с Диноэлом директор Айвен Тью), что в самый драматичный момент своей жизни, бежав из разгромленного и захваченного врагом Стимфала, Кромвель, пройдя сквозь все заслоны союзнических флотов, помчался не скрываться и спасать жизнь, а за советом к Ричарду, и лишь после беседы с ним тихо-мирно сдался на милость победителей.

Ныне хитроумный англичанин, скорее всего, за ту же цену приобрел себе нового покровителя – Джона Доу, человека, тоже облеченного властью и, несомненно, тоже метящего очень высоко. Что ж, на сей раз феодальный политик с берегов Твидла, профессор и завкафедрой Стэнфордского университета, добился цели, к которой шел столько десятилетий, – кольцо власти ненавистных оккупантов распалось, и скоро он сможет поворачивать историю британской державы как заблагорассудится, без оглядки на блюстителей научных закономерностей. К слову сказать, на тернистом пути к вожделенному призу, еще со времен регентства своего отца, Ричард тоже отнюдь не пренебрегал контрабандной поддержкой древнего космического разума. Диноэлу были прекрасно известны все подробности его восшествия на престол и последующего правления – в конце концов, он и сам был одной из таких подробностей – и ясно отдавал себе отчет, что никакими талантами (как бы ни был одарен от природы Ричард), никакими счастливыми обстоятельствами карьеры герцога Глостерского не объяснить. Его политическая прозорливость не просто граничила с ясновидением, но беззастенчиво с ним смешивалась, его полководческий дар, хотя бы и с учетом запрещенных инопланетных технологий, не вмещался не только в рамки воображения, но и элементарной человеческой логики – другими словами, ту черту, которая отделяет везение от чуда, Ричард легко и непринужденно переступал множество раз.



На этом месте мысли Диноэла свернули в привычное пессимистическое русло. Никаких надежд, что именно сейчас вдруг, по какому-то наитию, Ричард надумает поделиться своей самой сокровенной тайной. Время уговоров миновало, он в двух шагах от свершения заветной мечты – с какой стати ему откровенничать с внезапно подоспевшим представителем постылой земной администрации? Признаемся честно: если это и шанс, то шанс, мягко выражаясь, неважный. Гнилой, прямо скажем, и чтобы начать с него какую-нибудь импровизацию, нужна не просто удача, а невообразимая, небывалая удача, невероятное стечение обстоятельств. Возможно ли такое? Да, возможно, и в этом крылся второй интригующий нюанс истории с Базой.