Чейзер
Часть 48 из 50 Информация о книге
— Сделай так еще раз… Она вновь приподнялась, почувствовала, как влажная упругая головка почти выскользнула наружу и мягко села, сделала движение тазом вперед назад, потерлась. Не отрывая взгляда от округлой груди, Мак застонал. — Обожаю твои соски… с ума от них схожу… Одна мысль о них — и «стояк» на полдня обеспечен. А теперь и этот «ежик»… — Этот «ежик» там только потому, что брить его некому. — Лайза наклонилась вперед и медленно, смакуя каждое движение, поцеловала самые вкусные на свете губы. Потерлась своей грудью о мужскую, чем вызвала еще один хриплый стон. — Что значит «некому»? Руки оторву любому, кто попробует… — Мне было не до того, а тебя рядом не было. — Так сегодня и займемся, не будем откладывать… Она улыбнулась довольной кошкой, а когда Мак принялся подушечкой пальца ласково поигрывать с влажным клитором, ускорила темп, начала «насаживаться» до самого конца. — Женщина, мне крышу от тебя снесет! М-м-м… Отыскала пальчиками круглую тугую мошонку и принялась ее поглаживать. И без того большой член ощутимо увеличился и стал еще тверже. Теперь, когда Мак согнул колени, тот напоминал поршень, обосновавшийся внутри — да, мой домик, только мой, внутрь, наружу, внутрь, наружу… Лайза застонала. Выпрямилась на несколько секунд, но затем снова легла Маку на грудь, слишком вкусно было его целовать в процессе, не хотелось отрываться. Мужская ладонь, до того поглаживающая ягодицу, сместилась — один из пальчиков проник в попку. — Перестань… негодник… — Я же вижу, что ты с ума сходишь, когда я так делаю… Движение пальца вторило движению члена. От жара тела скользили друг по другу; влажные губы, жаркое дыхание, слипшиеся в «непорядочном» месте тела. Они совокуплялись, отдаваясь процессу полностью, в экстазе мозг, в экстазе тело, жаждали лишь одного — проникнуть друг в друга еще глубже, еще жарче, с еще большей страстью… — Обожаю тебя, сладкая… Ее толкали на себя, надевали, вколачивались по самую мошонку, а она готова была отдать все на свете, лишь бы процесс не прерывался. Поднималась и опускалась, покручивала тазом, покусывала губы. — Прекрати… меня… трогать… Везде. Я же так… Но сладкие пальчики остались глухи к липовым молитвам — один поглаживал клитор, второй продолжал проникать в попку. — Мак… я… Мак… Ускорившись еще, скользил туда обратно член. Она не сумела закончить фразу — взорвалась невидимой вспышкой, вцепилась в мощные плечи, застонала и почувствовала, как стальные ладони сжали бедра, запретили им двигаться, и как секундой позже запульсировал внутри, содрогаясь, пенис. Эпилог Теплый ветерок гонял вдоль пешеходных дорожек желтые листья, тянули к еще теплому солнцу пестрые лепестки цветы, всматривались в прозрачное и глубокое небо, покачивались в такт дуновениям, разливали вокруг чувство удивительной безмятежности. На углу шумел проспект: под тканевыми тентами торговали фруктами — еще в открытых лотках, пока не хлынули стылые осенние дожди, — прохаживались легко одетые прохожие, нежились, как и цветы в клумбе, в лучах пригревающего солнышка. Прохаживался у светофора, сметая с дороги листья в кучу, пожилой бородатый дворник, на него с протянувших ввысь ветки деревьев тут же падали новые. Мак, прислонившись к выкрашенной черной краской ограде, ждал. Сложив руки на груди, стоял и смотрел на прилегающую к проспекту улицу, ту самую, на которой, скрытое кленами, притаилось высокое невидимое глазу обычного прохожего здание Комиссии. Ровным рядом дремали бок о бок похожие друг на друга, как две капли воды, серебристые машины. Семь штук. Без проходящей по крылу ровной белой линии — до поры до времени. Аллертон бросил взгляд на главный вход, проверил, не показалась ли фигура Начальника, и достал из кармана тонкую полоску бумаги, в который раз перечитал бесхитростный написанный ручкой текст. «А ты умеешь рассказывать сказки на ночь?» Он случайно нашел их прошлым вечером в спальне, где Лайза разбирала одежду. Крохотные записки-послания, лежащие в коробке из-под конфет. Сколько всего она их написала? Собиралась ли показать, отправить, передать? Некоторые закапанные слезами, как та, что он дольше всего мял в пальцах… «Мне без тебя холодно. Я не жалуюсь… я держусь…» Каждый раз читая, он чувствовал тяжесть на сердце. Каждое слово — крик души. Каждый обрывок — символ прошлого. Символ ее одиночества. И символ безграничной любви. Простые бумажки. Невероятная ценность. Как и та, склеенная из частей картина «Мечты». Лайза так и не призналась, почему порвала ее… Наверное, в какой-то момент не верила. Да он и сам, было время, не верил. У крыльца послышались шаги; Мак очнулся, поднял голову: по дорожке к парковке шагал Дрейк. Как всегда собранный, деловой, подтянутый. И как всегда погруженный в никому неизвестные думы. Аллертон оттолкнулся от прутьев ограды и вышел из тени. — Добрый день, Дрейк. — Добрый-добрый. — Легкий кивок, удивленный взгляд. Мак подумал, что никогда не видел у Дрейка по-настоящему удивленного взгляда, скорее, его иллюзию в подходящий случаю момент. — Вроде виделись уже с утра. — Да, виделись. И замолчал. Понял, что, оказывается, не знает, с чего начать. И стоит ли. Начальник смотрел вопросительно, ждал. Пришлось прочистить горло. — Я хотел сказать: «Спасибо». На лице напротив появилась легкая растерянность, мол, не понимаю… — Спасибо, за тот разговор по телефону. — Какой разговор? — Тот, с яхты. — С какой яхты? Дрейк поджал губы. — Хочешь мне в чем-то сознаться? Аллертон смял в кармане записку и, глядя в проницательные глаза, вновь прочистил горло. — Не хочу. — Вот и я подумал, что не хочешь. Дрейк хмыкнул, перекинул куртку через плечо и прошел мимо. В русой макушке, стоило выйти из-под деревьев, тут же запуталось солнце; заблестела в лучах серебристая ткань. «Спасибо». Прошептал еще раз Мак, но уже мысленно. * * * — Что такого в том, что я хочу подарить вам катер? Доктор махал руками так рьяно, что напоминал вентилятор. — Никакого катера! Вы что, рехнулись? — Разве это плохой подарок? — Оставьте его себе, Лайза. Это ваш катер. Лучше пригласите меня однажды на нем на прогулку. — Но я пока не умею им управлять… — Вот когда научитесь, тогда и пригласите. Хорошо? Нахмуренные рыжеватые брови и смеющиеся глаза цвета крепкого чая.