Чейзер. Крутой вираж

– Да!

– Ты чего орешь? Я в чем-то провинился?

– Я всего лишь сказал «да».

– Но какое «да»! Меня чуть не снесло.

– Кончай шутки шутить, зачем звонишь?

– Нет, я точно сегодня не в почете. Слушай, ты только не застрели меня – хотел спросить, бумаги-то завезешь?

Ах да, бумаги, он обещал их утром – документы по стратегическому планированию Канна, которые с пометками и предложениями передавались по кругу.

– Завезу через пятнадцать минут.

– Дом мне не сожги, зловонный дракон, когда будешь входить.

Мак второй раз, не прощаясь, нажал отбой.

Да, он отвезет бумаги, поездка ему не повредит – хоть что-то привычное, обыденное. Он сунул в карман бумажник и сгреб со стола ключи.



Собирался ли он все рассказать Дэйну? Нет. Но рассказал. Не с порога, конечно, но после пятого по счету вопроса «Да что происходит, друг, на тебе лица нет?» не выдержал и вылил эту историю во всех подробностях на Эльконто. Тот присел от удивления.

– Так что же это… Значит, она еще на той вечеринке все про нас знала?

– Угу.

– И про меня, и про Халка, и про Рена…

– И про Дрейка, и про Бернарду.

– А еще издевалась над моей профессией! Вот подстава.

Аллертон чувствовал примерно то же самое.

– А теперь она чего хочет? Чтобы ты ее любил?

Мак молчал. Чего теперь хочет Лайза? Он и сам не знал, но чего-то она от него хотела.

«Скажи мне что-нибудь». А что он должен был ей сказать?

– Так это же подстава, друг! Прессинг! Вот завалила бы ко мне с порога баба и сказала: а давай-ка мы с тобой будем жить!

– И что?

– Что?! Да я бы выставил ее в шею!

– А если бы она рассказала тебе, как вы долго и счастливо жили в будущем, а Дрейк бы это подтвердил, что тогда?

– Ну, ты так меня не пугай! А кто сказал, что Дрейк знает, что там было в будущем? Он же тоже там не был, а она могла напридумывать небылиц, чтобы тебя захомутать.

– С такими подробностями? Нет, хотел бы я, чтобы она врала, но она не врала.

– И что теперь?

Они долго сидели в креслах, разделенные кофейным столом, молчали и тяготились. Тяготились не тишиной, но неспособностью найти выход из положения. Две головы оказались ничуть не лучше, чем одна.

– И теперь тебе с другими бабами уже никак? – спросил одетый в гетры и белую майку хозяин квартиры; возмущенно звякнули при повороте головы вплетенные в косичку бусины. Спросил с искренним сочувствием, потому как проникся и ужаснулся.

– Да почему никак? Наверное, «как»…

Вот только как? Теперь он должен согласиться, что принадлежит Лайзе, – ведь истинная вторая половина встречается только единожды. Наверное, когда-нибудь он так и сделает – выпустит пар, убедит себя, поймет, что она права. Осознает, что она действительно хорошая, красивая, его…

Почему-то тоскливо.

– Она ведь… неплохая, Дэйн.

Зачем он ее защищает? Потому что что-то чувствовал к ней… любил? Нет, этого слова в голове он еще не произносил. Наверное, шел к нему, но не дошел.

– Ну и что, что неплохая? Их, неплохих, на улице знаешь сколько ходит? И что, я теперь должен жить с той, которая пришла и сказала: «Я создана для тебя»? Которая бы на яйца мне наступила и мою косу на кулак намотала?


Женщину, которая смогла бы намотать косу Эльконто на кулак, представить удавалось лишь двухметровой, безразмерной и почему-то в рогатом шлеме. Женщину-воительницу, гром-бабу с секирой, грудью шестого размера и с толстыми коленками.

Мда, ну и картинка. А идей по существу так и нет.

– Я не знаю, что делать дальше, Дэйн.

Никогда раньше Мак не чувствовал себя беспомощным. Он не боялся ни врагов, ни друзей, ни даже Начальника, но он всерьез опасался самого себя.

– А ничего не делай!

– Раньше или позже придется. Либо приглашать ее на свидание, либо отказывать ей полностью.

– Знаешь, не забивай пока голову. Ты подумаешь, я подумаю, а пока свали куда-нибудь из города, проветрись, покатайся, не ходи домой, а полностью смени обстановку. Тогда мысли и придут.

– Уехать?

– Да, уезжай. Хотя бы на сутки.

– Не поможет.

– А ты сначала проверь. Дорога – она, знаешь ли, всегда помогает.

Дом снайпера Аллертон покинул с твердым намерением проверить, поможет ли ему дорога в этот раз.





Глава 12




Слезы капали на экран мобильного телефона и расползались на нем неровными прозрачными кляксами.

За три дня, которые прошли с момента их последней встречи, она звонила ему четырнадцать раз. Четырнадцать порывов надежды, четырнадцать раз томительного ожидания, скрученных в узел нервов и четырнадцать разочарований. Мак не сбрасывал ее звонки, что выглядело бы вовсе грубо, но и трубку он тоже не брал.

После тридцать пятого гудка, которого Лайза всякий раз терпеливо дожидалась, она слышала одну и ту же сказанную девушкой-роботом фразу: «В данный момент абонент не может вам ответить».

Не может.

Может. Не хочет.

А на звонки подруги не отвечала она сама. Зачем? Чтобы снова пить вино и вести душещипательные беседы? Чтобы слушать советы, которые ей не помогут? Чтобы под гнетом упреков пытаться не вырвать на себе волосы?

Что скажет Элли, когда придет и выслушает рассказ об их последней встрече? Лайза знала что.

«А зачем ты показывала ему свои эмоции? Не надо было! Надо было сидеть с таким лицом, будто тебе все равно, что вы жили вместе, будто фиолетово, тогда бы он не чувствовал себя обязанным. А ты что? Сразу же протянулась к нему – обними-меня-и-приласкай, и, конечно же, Мак моментально отпрянул в сторону».

Да она и сама все это знала! Знала, что не надо было надеяться на мгновенное понимание, знала, что Мак не готов, что ей придется запастись терпением, что придется ждать. Вот только сколько ждать? Прошло три дня. Она ждала его звонков утром, днем и вечером. Ждала их ночью, просыпалась, а после не могла заснуть, ждала их постоянно и столь же постоянно не дожидалась.

Ну хоть бы слово, хоть полслова…

«Ты все-таки прижала его к стене, как и боялась».

Да, прижала и теперь со всей искренностью хотела бы сказать ему другое: «Мак, не торопись, и я не буду тебя торопить. Если не захочешь со мной видеться, я пойму. А если захочешь встречаться, то не принуждай себя делать это часто. Пусть раз в два дня, пусть раз в неделю, в две…»

Она вытерпит.

Нет, не вытерпит, и прекрасно знала об этом: ожидание убьет ее, сметет, как сметает прочную каменную крепость сорвавшийся с обрыва поток. Камни будут соскальзывать, камни будут крошиться, фундамент просядет…

Вот только сказать об этом все равно нужно, ведь в смс такое не пишут.

В эти последние и невыносимо долгие три дня она не работала и вообще не занималась ничем полезным – если бы работала, время не тянулось бы так долго, но она не могла. Подолгу лежала на диване, перебирала в голове моменты их встреч, сказанные друг другу слова, собственные ощущения. Куталась в жалость и себя же за нее ненавидела.

Лайза терпеть не могла быть слабой, потому что не выносила слабых – плакс, нытиков и трусов, – а теперь, закапывая экран телефона слезами, сама ничем от них не отличалась.

Она должна ему сказать эти слова. Даже если они не помогут, даже если не изменят ситуацию, даже-даже-даже… Она просто будет знать, что сделала что-то правильное, что убрала хомут с его шеи, насколько это вообще возможно.

За окном пасмурно, но тихо, за окном облака и серый город; на часах половина пятого, скоро для тысяч людей завершится рабочий день. Нормальный день нормальной жизни – размеренной, привычной и стабильной. Они сидят в офисах и перекидываются шутками, а не заливают мобильный слезами, – они радуются жизни. Пусть не все. Им эта ветка привычная – им она жизнь, а не коробка из-под елочной игрушки, куда, если пытаешься всунуть ногу, то тут же вылезает все остальное.

Все, хватит.

Сейчас она поднимется, умоется и приведет себя в порядок, а потом поедет прямиком к Аллертону. И пусть разговор получится коротким, пусть он состоится на пороге, она должна облегчить душу себе и ему.