Час расплаты

Фотографии с места преступления лежали на длинном столе перед следователями. Старший инспектор Лакост вводила Гамаша и Желина в курс дела:

– Большинство преподавателей и кадетов допрошены.

– Это что-нибудь дало? – спросил заместитель комиссара Желина.

– Пока немного. Ледюк был человеком закрытым, у него это чуть ли не до мании доходило. Вчерашний день, судя по тому, что нам удалось собрать, ничем не отличался от других. Серж Ледюк вел занятия, вечером поужинал за преподавательским столиком. Насколько я знаю, вы это видели.

Гамаш кивнул.

– Пришел профессор Годбат, старший инспектор, – сказал один из агентов, приоткрыв дверь.

– Хорошо. – Лакост посмотрела на Гамаша. – Я подумала, вы захотите присутствовать, когда мы будем с ним говорить.

– Merci, – не без сарказма откликнулся Гамаш.

– Пригласите его, пожалуйста, – сказала старший инспектор Лакост.

В кабинет вошел крупный человек. Когда-то, вероятно, его мышцы были упруги, но теперь он с трудом нес перед собой живот и переваливался с ноги на ногу.

– Марсель Годбат, – представился он и сел на предложенный стул. – Это ужасно, я все никак не могу поверить.

– Вы служите в академии пять с половиной лет, так написано в вашем личном деле, – сказала старший инспектор Лакост.

– Oui. – Он посмотрел на Лакост, как дядюшка смотрит на хорошенькую племянницу. – Прежде я служил старшим следователем в отделении Атибити.

– Отделении Квебекской полиции, – уточнил заместитель комиссара Желина.

– Разумеется, – сказал Годбат, неприязненно посмотрев на офицера КККП.

– И вы преподаете судебную экспертизу? – спросил Желина, справляясь со своими записями. – Но не медицинскую часть. Вы обучаете кадетов способам расследования в области бухгалтерии, финансов. Обнаружение мошенничества, рэкета. Бумажный след, не кровавый.

– Oui. Не очень сексуально, но эффективно. Не все из нас ищут убийц.

– Важная работа, – согласился Гамаш, хотя и смотрел на Годбата, прищурившись.

Этот человек, до того как в академии появился Гамаш, отлавливал в коридорах кадетов, которые немного опаздывали на занятия, на ком форма сидела не очень ладно, у кого волосы слишком отросли.

И собирал с них дань.

Унижал кадетов, издевался над ними. И хотя в рукоприкладстве замечен не был, но заставлял кадетов наказывать самих себя: зимой делать упражнения во дворе в одном нижнем белье, бегать по лестницам, подтягиваться и приседать до полного изнеможения. А когда они падали от усталости, он только увеличивал нагрузку.

Марсель Годбат доводил их до грани нервного срыва. А потом возвращал в исходное положение.

То, чем он занимался, было пыткой, известной с незапамятных времен. Кто-то мог бы назвать это физической подготовкой. Истязания в смягченной форме. Истязания. В смягченной форме.

Это был пример, на котором учат других. И другие кадеты быстро научались ходить по струночке. Некоторые к третьему году сами начинали истязать других. Такие считались успешными, и им прочили хорошую работу и карьеру в Квебекской полиции.

Если Ледюк исполнял роль архитектора, то этот человек был строителем. Он брал хороший материал и делал его гнилым.

Вступив в должность начальника академии, Гамаш пришел в ужас от того, что обнаружил. От степени и глубины злоупотреблений. И Марсель Годбат был еще не худшим из преподавателей. Худших Гамаш уволил скопом. Одного арестовали. Но на Годбата у него не набралось достаточно материалов. Все на уровне слухов. Годбат, специалист по обнаружению улик на бумаге, принимал меры к тому, чтобы заметать следы.

Но коммандер Гамаш внимательно наблюдал за ним и не делал из этого тайны. Злоупотребления прекратились.

Однако, когда человек долго копит в себе желчь, получается что-то вроде вулкана, который однажды может взорваться.

Что, если ночью произошло такое извержение, закончившееся убийством Ледюка?

Впрочем, мотив у профессора Годбата отсутствовал. Недостаточно просто сказать, что его прорвало. Должна быть какая-то причина. Толчок, каким бы мелким он ни казался человеку со стороны.

К тому же на месте убийства ничто не говорило о взрыве. Это скорее напоминало казнь. Аккуратную, упорядоченную, совершенную с холодным рассудком.

– Расскажите нам о контракте на строительство академии, – попросил Гамаш.

Годбат медленно повернулся на стуле и уставился на Гамаша:

– Я ничего об этом не знаю.

– Вы преподавали кадетам, как обнаруживать мошенничество, и умудрялись не замечать, когда это происходило в вашем доме?

– Происходило? Для меня это новость. Я всего лишь преподаватель. И, как вы дали мне понять, заняв должность коммандера, не очень хороший преподаватель.

– Разве я когда-нибудь говорил это? Я думаю, вам очень хорошо удавалось делать то, что вы делали, – сказал Гамаш. – Вопрос только в том, что вы делали. Какова была ваша истинная цель здесь?


– О чем вообще речь?

– О том, что Серж Ледюк брал взятки, – вступил в разговор Поль Желина. – Все здесь построено на взятках и договорных контрактах. Кто-то организовал это для него. И организатор знал не только о том, как делаются такие дела, но и как не оказаться пойманным.

– Надеюсь, у вас есть доказательства, комиссар. Вы выдвинули серьезное обвинение.

– Не обвинение, а гипотезу, – улыбнулся Желина. – Когда вы видели Ледюка в последний раз?

– Вчера за обедом. Как вы знаете, коммандер, мы обсуждали тактические упражнения. А потом мы с Ледюком говорили о «Монреаль Канадиенс».

Эта шпилька явно адресовалась Гамашу. Его мнение о программе обучения считалось не более важным, чем игра в хоккей.

– А после обеда? – спросил Гамаш, словно не замечая намека.

– Я вернулся в свою квартиру, внес поправки в учебный план, проверял курсовые. Как любой хороший преподаватель.

– Никого не видели? Ни с кем не разговаривали по телефону? – спросила Изабель Лакост.

– По телефону не разговаривал, гостей не принимал. Был тихий, спокойный вечер. Я проснулся от душераздирающего крика.

– Вы знали Сержа Ледюка лучше других, – продолжила Лакост. – Что, по-вашему, случилось?

– Я думаю, вы отчасти правы, – сказал Годбат. – Его смерть связана с новым зданием академии. Но не изнутри. На вашем месте я бы поискал снаружи.

Он махнул рукой в сторону виднеющихся в окне церковных шпилей.

– В городе? – уточнила Лакост.

– Как вы считаете, кто убил Сержа Ледюка – враг или союзник? – ответил вопросом Годбат. – В городе полно людей, которые его ненавидели.

В кабинет вошел Жан Ги Бовуар, они с Годбатом коротко, с нескрываемым холодком кивнули друг другу.

Марсель Годбат поднялся и замер на миг, глядя в окно. Солнце начинало садиться, и огромное небо меняло цвет с голубого на розовый.

В Сен-Альфонсе уже зажигались огни.

– Ненависть одного человека перевешивает все остальное, – сказал Годбат, отворачиваясь от окна. – Вот откуда я начал бы поиски. Но ведь я не очень хорошо справляюсь с моими обязанностями, верно?

Если он надеялся, что коммандер Гамаш возразит ему, то его ждало разочарование. Гамаш хранил молчание, и наконец Годбат кивнул и вышел.

– Та еще птица, – заметила Лакост.

– Надеюсь, недолго ей летать, – сказал Бовуар, и Желина хрипловато рассмеялся.

– Но возможно, он прав, – сказала Лакост. – Об этом сегодня не в первый раз говорится. О ненависти местных жителей к академии.

– Что за история? – спросил Желина, чуть подавшись в сторону Гамаша. – Что произошло? В той папке, которую вы мне дали, об этом говорится вскользь, да и то лишь в части заключенных контрактов, а не в том, что привело к их заключению.

– Город хотел построить на этом месте рекреационный комплекс, – объяснил Гамаш. – Ледюк обещал городским властям помощь, если они найдут участок для академии на окраине. Они радовались тому, что здесь появится Полицейская академия, понимая, что это даст толчок экономике округа. Мэр доверял Ледюку безусловно. Три месяца спустя о месте строительства новой академии было объявлено.

– Прямо в центре города, а не на окраине, – вставила Лакост.

– Мэр и местные жители много лет лоббировали выделение фондов, хотели построить каток, бассейн, спортивный центр, народный дом. Для них это было нечто большее, чем кусок земли, чем здание. Жители Сен-Альфонса считали проект жизненно важным для округа. В особенности дети. Мэра чуть удар не хватил. Его хотели положить в больницу.

В кабинете воцарилось молчание.

Людей убивали и за меньшее.

– Мог ли мэр его убить? – спросила Лакост.

Подумав, коммандер ответил:

– Не знаю.

Желина вскинул брови. Он не помнил, когда в последний раз слышал, чтобы высокопоставленный офицер говорил: «Не знаю».

– Полагаю, это возможно, – размышляя вслух, произнес Гамаш. – Но если бы мэр собирался убить Ледюка, то, наверное, сделал бы это несколько лет назад, когда все начиналось. Я его немного знаю. Он мне симпатичен. Порядочный человек, делает все, что в его силах.

Гамаш подумал еще и добавил:

– Однако он ничего не забывает. Старые обиды живут в нем. Ведь, если по справедливости, его надежды оказались беспардонно разрушены. Я потратил немало времени и сил, чтобы он согласился принять меня после моего вступления в должность. В конечном счете мне удалось убедить его позволить местным пользоваться нашими сооружениями.

– Вы пошли на такое? – спросил Желина.

– Мне это казалось справедливым и далеко не покрывало их несбывшиеся ожидания. Но то было лишь начало. Мы разрабатывали программу, по которой кадеты брали бы на себя наставничество и обучали некоторых ребят. А тут случилось сами знаете что.