Бумажные крылья

Сердце болезненно сжалось, и невыносимо захотелось остаться. Не разлучаться с ним ни на секунду. Но ведь я это делаю ради нас. Это ведь его шанс на другую жизнь.





***


Я набрала его номер уже в десятый раз, но мне отвечал автоответчик.

– Оль, здесь холодно, идите в купе.

Голос Антона Юрьевича прозвучал за дверью тамбура. А я все пыталась поймать сеть и тут же набрать Вадима еще раз и еще раз.

– Я скоро вернусь. Вы идите.

– Ну как я вас тут одну оставлю?

Я набрала в сотый раз и в сердцах потрясла телефоном, спрятала в карман. Вышла из тамбура. Пока сидели за столиком под мерный стук колес, я вертела в пальцах птичку, то расправляла ей крылья, то снова складывала. На душе почему-то было холодно, как в пасмурный день. Не согревала даже мысль о встрече с профессором. Хотелось домой. К Вадиму.

– А вы все документы взяли?

– Вроде бы все.

– А последнюю выписку?

Рассеянно посмотрела на Антона Юрьевича. Он постоянно что-то спрашивал и невыносимо меня раздражал.

– Кажется, не взяла.

– Жаль. Я ж вам вчера смску написал, чтоб обязательно взяли. И напомнил, где встречаемся.

Я стиснула в ладони птицу и вскинула голову.

– Что написали?

– Смску. Вчера вечером.

– З...зачем?

У меня похолодел затылок и отнялись пальцы. Я схватила свой сотовый, лихорадочно пролистывая смски, и мне показалось, что я сейчас задохнусь.

Смс была прочитана... и прочла ее не я.

«- Красивая, спасибо.

Все же сама поцеловала его в губы.

– Красивая... И пустая. Крылья есть, но не летает. Лживая птичка.

Усмехнулся. Криво как-то, уголком губ.

– Иногда можно взлететь и на бумажных крыльях, – тихо сказала я, снова коснулась его губ.

– До первых капель дождя или ветра. Иди, Оля. Хорошей дороги. Лене привет от биомусора».

– Зачеем? – крикнула я, – зачем вы мне что-то писали?

Я, тяжело дыша, смотрела перед собой, и вот это ощущение чего-то страшного и неизбежного начало давить мне на плечи каким-то свинцовым грузом, заставляя согнуться пополам и нервно хвататься за воротник свитера.

– Что с вами, Оля?

Я еще раз посмотрела на птичку и потом на Антона Юрьевича.

– Я никуда не еду. Мне нужно сойти. Когда самая ближайшая станция?

– Вы с ума сошли? У нас очередь к профессору. Потом только через месяц...

– Да плевать я на нее хотела.

Вскочила с сиденья и выбежала из купе в коридор, к проводнице. Сильно постучала в дверь, пока мне не открыла сонная женщина с ярко накрашенными чуть размазанными глазами.

– Что такое?


– Когда будет ближайшая станция?

Она несколько раз моргнула, потом посмотрела на часы у себя на запястье.

– Через полтора часа.

– А раньше нет?

– Раньше наш поезд остановку не делает. Так что ждите, и не надо людей ночью будить.

Захлопнула дверь, а я со стоном облокотилась спиной о стену вагона.

О божее! Что же мне делать? Что делать? Вадим понял, что я солгала... вот почему все так изменилось. Вот почему он вдруг стал вести себя иначе и говорить про Лену... а я идиотка безмозглая. Я даже не почувствовала, не поняла, что он знает. Снова за сотовый, лихорадочно набирая номер, как умалишённая десять раз подряд. Ответь. Ну ответь же! Что ж ты за упертый такой, как же тяжело с тобой?! Ревнивый деспот!

Вернулась в купе, даже не глядя на взволнованного Антона. Села на полку, обхватив себя руками.

– Вы понимаете, что это единственный шанс Войтова стать на ноги? Иначе ему не дают никаких прогнозов. Даже профессор, к которому мы сейчас едем, не гарантирует улучшений. Может, с костылями, но вряд ли. Чувствительность ступней восстановлению не подлежит. Нам бы добиться, чтоб вставать начал, чтоб ноги выше коленей чувствовал. И я говорил это вашему Вадиму.

Сердце сжалось еще сильнее, теперь мне казалось, что его протыкают отверткой, быстро-быстро вонзают ее в развороченное мясо, и я от боли начинаю задыхаться еще сильнее.

– Когда говорили?

– Когда приезжал к нему.

– Ко-г-д-а вы приезжали? – я начала заикаться и чувствовала, как дрожит в моих пальцах бумажная птичка.

– Несколько дней назад. Хотел проведать, узнать – как нога, и посмотреть, когда снимать гипс.

– И вы всегда лично ездите к пациентам?

У меня все замораживалось внутри, и отвертку мне теперь хотелось воткнуть в лощенного Антона Юрьевича.

– Не всегда.

– И что вы ему наговорили? А?

Я вскочила с полки, переклонилась через столик, впилась в воротник его идеально отутюженной голубой рубашки.

– Сказали вот эту всю ахинею, что и мне сейчас? Вот этот весь бред, что он не начнет ходить? – мне казалось, что я способна его действительно ударить. – Начнет! Слышите?! Он начнет ходить! Я костьми лягу, но он пойдет! Назло всем вашим прогнозам и диагнозам и... и вы. Не смейте ему ничего говорить!

Выскочила из купе, задыхаясь, глядя на проносящиеся мимо пейзажи, потом набрала Лену.

– Прости, что разбудила. Я возвращаюсь обратно – столица отменяется. Подбери меня в пригороде на станции ***. Сможешь?

– А что случилось?

– Долго говорить. Подберешь? Если сейчас выедешь, ты успеешь. Мы в дороге не больше часа.

– Ладно, чокнутая, я выезжаю. Но шампанским ты уже не отделаешься.





***


– Быстрее, Лен.

– Я и так гоню. Хочешь на тот свет успеть?

Я нервно постукивала пальцами по сумке, пока мы стояли на светофорах.

– В чем дело? Опять твой что-то выкинул? Новый фортель? Я смотрю, живется тебе не скучно.

– Ничего он не выкинул, это я... я идиотка. Обманула его. И... и он догадался. Но я как лучше хотела, он же ревнует к доктору этому, я не хотела говорить, что мы вместе едем. Хотела, чтоб не знал. И... так прокололась. Еще и врач этот... заезжал и наговорил ему ерунды всякой.

– И что?

– Он не отвечает на звонки! – всхлипнула я.

– Ну злится. Позлится и перестанет.

– Нет... это не то все. Не просто злость. Я знаю его. Он накрутит себя, он решит, что не нужен мне. Все не просто, Лена. Ему и так плохо.