Будапештский нуар

Гордон повернулся, сунул руки в карманы и принялся молча слушать собеседника.

– Девушку нашел Лаборант Йожи. Еще пару месяцев назад. Своего имени она так и не назвала. Чертовски прелестное создание. Понятия не имею, как Йожи умудрился ее заполучить. У него женщины обычно… – Чули злобно махнул рукой. – Мы не знали ни ее имени, ни того, откуда она родом. Ничего. Только то, что она красивая, молодая и еврейка.

Чули уже успел снова сесть на софу и вытирал платком лицо.

– Она так нравилась нашим клиентам, что весть о ней разлетелась мгновенно, и однажды у меня появился господин в меховом пальто, шляпе-котелке и с тростью, он предложил поговорить. Мы поговорили. Отказать такому господину было просто невозможно. А на следующий день девушка исчезла.

– Ни с того ни с сего? Просто раз – и нет?

– Ну, – простонал Чули, – не все так просто.

– Сколько он вам заплатил?

Толстяк взглянул на Гордона:

– Вы не имеете права об этом писать.

– Вы видите у меня в руках блокнот? Ручку?

– Не напишете?

– От вас зависит. Если расскажете все, что я хочу знать, тогда не буду. Но вам лучше знать больше. Давненько я не попадал на передовицу. Слушаю.

– Пятьсот пенгё, – ответил наконец Чули.

– Пятьсот пенгё?

– Именно. Гордон, вы же знаете этих господ. Ему бы ничего не стоило отправить меня в тюрьму. Думаете, я торговался? С одной стороны, пятьсот пенгё, с другой – тюрьма.

– Рассказывайте все с самого начала, Чули. – Гордон присел, посмотрел на часы. Было девять с небольшим. Пока он еще успевал.

– Вы сами прекрасно знаете, как это работает.

– Знаю, Чули, знаю, но хочу услышать все по порядку. Или знаете что? Я разыщу Лаборанта Йожи, и он сам мне все расскажет.

– Ищите сколько угодно, это вам не поможет. Он месяц назад скончался от туберкулеза.

– Большая потеря, – сказал Гордон, – тогда кроме вас никого не осталось.

Чули неохотно принялся рассказывать. Детективы поймали одну из женщин Лаборанта Йожи, Тецу, и посадили на две недели. Это произошло, когда Йожи почувствовал необходимость в поиске новой рабочей силы. В тот же день он изучил «рынок», то есть Большой кольцевой проспект и проспект Ракоци. Он заметил девушку с черными как смоль волосами перед витриной. Окликнул ее, пригласил на ужин и посчитал, что она ему подходит. Но неожиданно столкнулся с сопротивлением, девушка не хотела с ним идти. Пришлось ее «укротить» уже проверенным способом. Йожи оставил девушку и подошел к полицейскому. Спросил, дойдет ли он до проспекта Андраши, и между делом указал в сторону девушки. Полицейский, конечно же, посмотрел в указанном направлении, кивнул и сказал, что нужно просто идти прямо. Девушка все это увидела и испугалась, так как подумала, что говорят о ней. Йожи вернулся и сказал, что показал ее полицейскому, и теперь тот знает, кто она такая, и, если еще хоть раз увидит ее тут, сразу арестует. Но если девушка пойдет с ним, продолжал Йожи, то он ее защитит, потому что хорошо знает полицейских, стоит ей только слово сказать, он все уладит. Девушка, естественно, поверила и присоединилась к Йожи, который на ходу объяснял, как надо вести себя на улице и что входит в ее обязанности. Обучив девушку всему, чему следовало, он доверил ее своему другу Дежё, который был постоянным караульным на Большом кольцевом проспекте и брал на себя «деликатные» поручения. Девушка переехала в квартиру Йожи, где ее зарегистрировали как прислугу. Зарабатывала она хорошо и вскоре стала популярной среди постоянных клиентов.

Когда Чули завершил рассказ, Гордон с недоверием на него посмотрел.

– Хотите сказать, что есть женщины, которые на это поведутся?

Чули фыркнул и расхохотался.

– Любая поведётся, а как же! Вы же видели камеры предварительного заключения. Какая женщина захочет туда попасть, пусть даже на неделю? Такой сифилис заполучит, что, когда выйдет, тут же помрет, а если обойдется, все равно подцепит гонорею или язву.

– Почему же она не бросила Йожи? – спросил Гордон.

– Это, знаете ли, надо уже у той женщины спрашивать.

– Не получится, она мертва.

– Такова их судьба, Гордон. – Чули откинулся назад. – Если они не умирают, выдерживают года три-четыре, потом попадают в провинцию, это еще пара лет, а оттуда им прямая дорога в Белград. Вы там бывали. Знаете, что там делают с венгерскими девушками.

Гордон кивнул:

– И не только с венгерскими.

– Но венгерских там больше всего. Перед войной туда увезли около десяти тысяч венгерок. Тогда дело вел Душан Ранко, а теперь – его сын. Пара-тройка сотен девушек все еще ошивается в тех местах, а потом их отправляют на восток. В Софию, Константинополь, Багдад.

– Известная история, Чули. Не знай я ее, мне все равно дела не было бы, я за другим пришел.

– Но я уже рассказал все, что знаю!

– Разве я обвинил вас в умалчивании? Окажите мне небольшую услугу. Вернемся в начало. Что за господин купил ее у вас?

Чули отрицательно покачал головой:

– Гордон, вы же знаете: даже если бы я знал, не сказал бы. Впрочем, я все равно не знаю.


– Хорошо. Тогда убедите Шкублича со мной поговорить.

– А Шкублич тут при чем? – Толстяк удивленно посмотрел на Гордона.

– Он сделал несколько снимков с обнаженной девушкой.

– Тех самых?

– Каких?

– Для каталога, – ответил Чули.

Настолько Гордон в этой теме не разбирался, но на всякий случай кивнул:

– Для каталога.

– Я подозревал, – сказал Чули, покачивая головой. – Ни один господин просто так не отдаст пятьсот пенгё за девушку.

– Вот видите. – Гордон закурил. – Как мне убедить Шкублича поговорить?

– Этого старого козла? Дряннее его в городе никого не сыщешь. Знали бы вы, какие фотографии он делает, они даже в каталог не попадают. У него есть частные клиенты, которые за одну такую фотографию готовы двадцать, а то и пятьдесят пенгё заплатить. А девушкам он платит пять.

– Так что же, Чули? – Гордон выпустил дым.

Тот колебался, но недолго.

– Об этом почти никто не знает. Мой караульный однажды заметил, как Шкублич идет на собрание.

– Какое собрание?

– Точно не скаутское.

– А какое?

– Шкублич коммунист.

Гордон, медленно покачивая головой, переваривал информацию, которая была на вес золота, и Чули это прекрасно понимал. Полиция наверняка знает, чем зарабатывает Шкублич. Детективам такой доносчик всегда кстати. Но если выяснится, что он коммунист, тогда его уже ничто не спасет от детективов группы по охране правопорядка под руководством Йожефа Швейницера, ведь после встречи с ними еще никто не возвращался целым и невредимым. Если вообще возвращался. Большинство попадало в тюрьму, об этом заботился Гёмбёш и министр внутренних дел Козма. Чем меньше в городе коммунистов, тем лучше для всех. Они собирались в крошечных каморках, проводили тайные заседания, каждый раз в новом месте, и нельзя было даже представить, что они там замышляют. Гордон не верил, но ходили слухи, что Матушка тоже был коммунистом, а не душевнобольным. Гордон понимал: теперь Шкублич у него в руках.

– Ясно. – Гордон глянул на Чули. – Куда он ходит на собрания?

– А что мне за это будет? – Глаза толстяка блеснули из-под очков с проволочной оправой.

– Я ни слова о вас не напишу.

– И предупредите, если кто-то еще захочет что-либо написать.

– Не могу обещать, но постараюсь.

– Хорошо. Тогда я постараюсь выяснить, куда он ходит на собрания. Мои люди поспрашивают.

– Пускай спрашивают. У вас есть время до восьми вечера. Потому что завтра я уже встречаюсь с Владимиром Геллертом.

– Сделаю все возможное.

– Не сомневаюсь.



Гордон шел к Парламенту по вымершему проспекту Ракоци. Сел на один трамвай, а на площади Аппони пересел на другой. На кольцевом проспекте Императора Карла стало оживленнее, люди, опустив головы, бродили между полицейскими, выстроившимися редкой, но организованной стеной. Гордон вышел на улице Конституции и пошел в сторону площади Кошута. Все газовые и электрические фонари на улице горели, но были накрыты черной тканью. В толпе раздавался негромкий гул, как будто каждый читал свою молитву. Было уже половина десятого.

Гордон пришел раньше, чем планировал, но не жалел, даже несмотря на то, что с опаской относился к похоронам, – нечасто случается, что люди, рассчитывая на то или нет, собираются вместе. Гусары в парадных мундирах выстроились стеной вплоть до главной лестницы Парламента. На флагштоке рядом с венгерским флагом развевались знамена Партии национального единства. Гордон покачал головой и направился к зданию. На площади стояли солдаты: пехота, артиллерия и конница – и ждали, когда смогут присоединиться к шествию, которое начнется сразу после траурной церемонии. Вдруг Гордон услышал звук пролетающих самолетов. Он взглянул на небо и увидел, как девять самолетов строем пронеслись над площадью Кошута. Гордон ознакомился с официальной программой похорон еще несколько дней назад, но самолеты его все равно удивили. Штурмовики под командованием комиссара полиции доктора Дюлы Калнаи пристукнули каблуками и отдали честь.

У главного входа стояли детективы, те же, что и в прошлый раз. Гордон им кивнул, а они махнули, чтобы проходил. В Колонном зале были возложены сотни венков, гости медленно поднимались по накрытой красным ковром лестнице.

Поднявшегося в Купольный зал Гордона увидел коллега, который жестом подозвал его к себе. Репортер поспешил и только хотел что-то спросить, как вдруг приметил за колонной Иштвана Лукача. Ведущий репортер его заметил, сказал что-то своему собеседнику и подошел к подчиненному.

– Как раз вовремя, – пробурчал он вместо приветствия. – Возьмите интервью у английского и американского послов, пока процессия еще не начала движение. Поторопитесь, они вас ждать не будут. – Лукач указал на группу элегантно одетых мужчин в котелках, сидящих по правую сторону от катафалка.

Гордон кивнул и обошел катафалк сзади. Проходя мимо, глянул на тело премьер-министра. Гёмбёш с нарумяненным лицом, в пышном венгерском костюме лежал в гробу, перед которым были сложены букеты, венки, цветы. Жигмонд на мгновение замер. И этот тучный мужик, солдат поневоле, этот страдающий болезнью почек старик управлял страной? Этот человек имел право наносить визиты в различные европейские правительства, этот человек держал Партию национального единства в ежовых рукавицах? К этому человеку по первому же зову бежал сам Кальман Каня? Гордон пожал плечами и приблизился к послам.[13]

Элегантный мужчина с раболепным взглядом, при этом обладающий невероятной решительностью, преградил Гордону путь. Это был заместитель руководителя одного из отделов министерства иностранных дел. Он спросил, что репортеру нужно.

– Взять интервью у английского и американского послов, – ответил тот.

Мужчина покачал головой, мол, сейчас никак нельзя. Гордон не ушел, пока ему, наконец, не пообещали, что с послами можно будет поговорить, когда начнется траурное шествие. Гордон только собрался к выходу, как толпа резко умолкла. Как в классе, когда учитель в целях наведения порядка со всей силы ударяет указкой по столу. Гордон затесался среди гусаров и принялся наблюдать. Сначала ничего не происходило. Затем послышалось, как солдаты со звоном вытаскивают сабли из ножен, пристукивают каблуками, отдают честь, подняв оружие над головой, громко маршируют. Гордон выглянул из-за плеч гусаров.