Безмолвный крик

– Они арестовали Риса за убийство отца, – напрямик заявила Эстер. – Конечно, его не увезли, так как он слишком слаб, но хотят предать суду. Миссис Дафф в полной растерянности и не в состоянии найти для защиты Риса хорошего барристера. – Она замолчала, остро чувствуя на себе и взгляд его темных глаз, и его озабоченность по поводу услышанного.

– Мне кажется, вам лучше присесть и сообщить мне все известные по делу факты. – Рэтбоун показал ей на стул возле рабочего стола и опустился в свое кресло. Перо для заметок он пока брать не стал.

Эстер постаралась собраться с мыслями, чтобы толково и доходчиво, без переполнявших ее эмоций, рассказать о деле.

– Риса Даффа и его отца, Лейтона Даффа, нашли на Уотер-лейн; это переулок в районе Сент-Джайлз, – принялась объяснять она. – Лейтона Даффа забили насмерть. Рис в результате побоев получил тяжелые травмы, но выжил, хотя и лишился речи; у него сломаны обе руки, и ручку держать он не может. Это важно, потому что он не может общаться, только кивает и качает головой.

– Это осложняет дело, – хмурясь, согласился Рэтбоун. – Я кое-что читал по данному случаю. Невозможно раскрыть газету и не увидеть хотя бы короткое упоминание о нем. Какие свидетельства заставили полицию предположить, что Рис убил отца? Более естественной представляется версия, что на них напали и, возможно, ограбили воры или какие-то местные бандиты. Вам что-нибудь известно?

– Да. Монк нашел доказательства, связавшие их с серией изнасилований в Севен-Дайлзе…

– Минуточку! – перебил Рэтбоун, подняв ладонь. – Вы сказали «их»? О ком идет речь? И что за серия изнасилований в Севен-Дайлзе? Он еще и в изнасиловании обвиняется?

Изложить дело просто и ясно, как она планировала, не получалось. Эстер заметила, как изменилось лицо Рэтбоуна при упоминании ею Монка, и почувствовала себя виноватой. Что он увидел в ее глазах?

Нужно говорить разумно, грамотно и по порядку. Она начала заново.

– Одна женщина из Севен-Дайлза наняла Монка, чтобы узнать, кто сначала обманывал, а потом с нарастающей жестокостью начал насиловать и избивать фабричных женщин, вынужденных подрабатывать проституцией в Севен-Дайлзе… – Она замолчала.

Рэтбоун помрачнел. Относилось это к Монку или самим женщинам, поведение которых он осуждал? А может, адвокат опасался, что упомянутое обстоятельство осложнит защиту Риса?

– Что такое? – вырвалось у Эстер.

– Насилие – мерзкое преступление, – негромко ответил Оливер. – Но относится к числу тех, которые суды не станут расследовать… по целому ряду причин, в основном социальных… – Он слегка поморщился. – И правовых тоже. Изнасилование трудно доказать. Зачем Монк за него взялся? Он многое мог забыть, но должен помнить такие вещи!

– Я поспорила с ним из-за этого, – с едва заметной улыбкой сказала Эстер. – Но речь не о том, чего вы опасаетесь. – Она надеялась, что не выдает желаемое за действительное. – Он намеревается всего лишь выставить насильников напоказ перед их же обществом, а не спровоцировать жителей Сент-Джайлза на расправу и месть.

Рэтбоун скривил губы в ироничной улыбке.

– Как это похоже на Монка… Прекрасная мысль – воспользоваться лицемерным обществом для наказания своих же членов за преступление, которого оно предпочитает не замечать, а закону не разрешает карать. – Он не сводил глаз с ее лица. – Но какая здесь связь с Рисом Даффом и смертью его отца?

– С некоторых пор Рис водился с женщинами, компании которых его отец не одобрял, и избегал общения с приличными юными леди, – объяснила Эстер. – По крайней мере, так считает его мать. – Сама того не замечая, она теребила складки платья на коленях. – Возможно, отец на самом деле догадывался, чем занимается Рис. Как бы то ни было, в тот самый вечер они поссорились, Рис выбежал из комнаты и, по-видимому, покинул дом. Лейтон Дафф ушел вслед за ним примерно через полчаса, когда понял, что сына дома нет, и, вероятно, заподозрив, куда тот направился. – Она посмотрела на Рэтбоуна, желая убедиться, что тот следит за ее рассказом.

– Продолжайте, – адвокат кивнул. – Пока что все совершенно ясно.

– В ту ночь в Сент-Джайлзе изнасиловали и избили одну женщину, – снова заговорила Эстер. – В нескольких ярдах от Уотер-лейн. А немного позже на самой Уотер-лейн нашли тела Риса и его отца. Рис лежал без чувств и с тех пор не говорит. Лейтон Дафф умер.

– Итак, – заключил Рэтбоун, – предполагается, что Лейтон Дафф настиг Риса и его друзей в тот момент, когда было очевидно, что они изнасиловали женщину… либо совершали акт насилия, либо только что закончили. Он пришел в ярость, принялся уличать их или пробовал задержать, и один из них – или все они вместе – напал на него. Двоих он прогнал достаточно быстро, но Рис, понимая, что ему не уйти от расплаты, дрался, пока не убил его.

– Верно… более или менее. – Картина получалась страшная, и мисс Лэттерли не могла справиться с чувствами. Голос ее звучал прерывисто и ломко.

– Ясно. – Некоторое время Рэтбоун сидел, погрузившись в раздумья, и Эстер не мешала ему. Потом он поднял глаза и посмотрел на нее. – Вы не знаете, есть какие-нибудь сведения о спутниках Риса? Кто они?

– Знаю. Артур и Мармадьюк Кинэстоны. Они соответствуют описаниям свидетелей, а одна девушка, которая назвала Риса, знала и их имена – Артур и Дьюк.

– Понятно. Вы не знаете, они не пострадали физически одновременно с Рисом?

– Мне известно, что они не получали повреждений. – Эстер сразу поняла, о чем он думает. – Но это только доказывает, что они еще и трусы!

– Боюсь, что так. А может кто-нибудь подтвердить, что они посещали Севен-Дайлз, или установить их причастность к предыдущим изнасилованиям?

– Насколько я знаю, пока нет.

– Существуют ли доказательства, что эти преступления не совершались разными людьми в разное время? За неделю в Лондоне, должно быть, происходит множество изнасилований.

– Не думаю, что значительную их часть совершила троица злоумышленников, подходящих под описание свидетелей: один высокий и худощавый, другой среднего роста и третий хрупкого сложения. И все трое – джентльмены, приезжавшие и уезжавшие на кэбах, – мрачно сказала Эстер.

Рэтбоун вздохнул.

– Вы говорите так, будто считаете его виноватым. Это так?

Ей не хотелось отвечать. Теперь, когда Оливер спросил напрямик и она посмотрела в его умные, проницательные глаза и поняла, что не может солгать, приходилось принимать решение.

Он ждал.

– Рис говорит, что не виноват, – очень медленно заговорила Эстер, подбирая слова. – Я не уверена в его воспоминаниях. Они его пугают, вызывают ужас. Думается, когда он так говорит, то выдает желаемое за правду. Возможно, он и сам не знает.

– Но вы считаете, что по какой-то причине он все-таки совершил этот поступок, – подытожил Рэтбоун.

– Да… да, я так считаю. Я не могу этого отрицать.

– Тогда чего же вы от меня хотите?

– Помогите ему… Я… – Теперь Эстер поняла, до какой же степени и в отношении Риса, и в ее обращении к Рэтбоуну эмоции превалировали над рассудком. Но даже сейчас она не могла свернуть с выбранного пути. – Прошу вас, Оливер. Я не знаю, как это произошло или почему он угодил в такую отчаянную ситуацию. Я… Мне нечего возразить в его защиту… Я не знаю, что именно, просто верю – что-то должно найтись. – Она смотрела в его доброжелательное, умное лицо, иногда такое строгое, а сейчас выражающее участие.


Эстер заставила себя думать только о Рисе, о его страхах, его беспомощности.

– Быть может, я прошу не о правосудии, а о милосердии? Ему нужен тот, кто станет говорить за него… – Она горько усмехнулась. – Даже в буквальном смысле! Не думаю, что он – чистое зло. Я провела возле него слишком много времени. Видела, как он страдает. Если он это сделал, то должны быть какие-то причины, по крайней мере, какое-то объяснение! Я имею в виду…

– Вы имеете в виду сумасшествие, – закончил за нее Рэтбоун.

– Нет, не имею.

– Имеете, моя дорогая, имеете. – Голос его звучал терпеливо, он не хотел причинять ей бо`льшую боль, чем было необходимо. – Обыкновенные мужчины и женщины не назовут здравомыслящим молодого человека, который насилует и избивает несчастных женщин, а затем, застигнутый на месте преступления, убивает собственного отца. Станет ли суд придерживаться иного мнения? Очень сильно сомневаюсь. – Его глаза наполнились печалью. – Безумцы именно так себя и ведут, но тот факт, что Рис напал на отца, указывает: он хорошо понимал, что поступает неправильно, насилуя женщин, а закон это и будет учитывать. Он знал, что творил, – и это решающий фактор.

– Но должно быть что-то еще! – в отчаянии вырвалось у Эстер. – Я не могу этого позволить! Я так часто за ним наблюдала, так долго…

Адвокат встал, обогнул стол и подошел к Эстер.

– Тогда, если миссис Дафф желает, чтобы я представлял Риса, позвольте мне прийти и увидеться с ним лично.

– Он совершеннолетний! – горячо сказала Эстер и тоже поднялась. – Это ему решать!

Сухо улыбнувшись, Рэтбоун сочувственно покачал головой.

– Моя дорогая Эстер, раз он не в состоянии говорить и писать и не имеет профессии, он не только ограничен в способах защиты, но и не располагает финансовыми средствами.

– Его отец был богат. Рис довольно обеспечен, – запротестовала она.

– Если он убил своего отца, то нет. Вы знаете это не хуже меня. Если его признают виновным, он не сможет наследовать.

– Вы хотите сказать, что он останется без защиты, потому что если его признают виновным, то он не сможет заплатить? Это чудовищно! – Мисс Лэттерли так разозлилась, что не находила слов. – Это…

Рэтбоун положил ладони ей на плечи и заставил посмотреть ему в лицо.

– Я этого не говорил, Эстер. Думаю, вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы допустить мысль, что я работаю только ради денег…

Она сглотнула. Ей стало стыдно за себя. Эстер пришла просить его взяться за безнадежное дело, потому что верила, что он не откажет.

– Простите.

– Но я действую в рамках закона, – закончил Оливер. – В подобной ситуации мне надлежит сначала переговорить с его матерью. Хотя подозреваю, что в вашем присутствии и под влиянием вашего авторитета в доме я найду в ней готовность к сотрудничеству.

Она вспыхнула.

– Благодарю вас, Оливер.

Рэтбоун лишь учтиво склонил голову.





* * *


Уже в середине вечера он приехал на Эбери-стрит. Эстер уведомила Сильвестру, что адвокат готов, по меньшей мере, ознакомиться с делом, а та была слишком смущена и встревожена, чтобы возражать. Она уже посоветовалась со своим солиситором, тихим мужчиной, искушенным в вопросах собственности, наследования и финансов и совершенно несведущим в области уголовного права. Он выразил готовность направить письменное поручение любому барристеру, которого ему назовут, готовому взяться за столь бесперспективное дело.

– Сэр Оливер Рэтбоун, – объявил дворецкий, и в гостиную почти сразу вошел Рэтбоун. Как всегда, он выглядел элегантно и держался непринужденно, как человек, знающий себе цену и не стремящийся произвести на кого-то впечатление.

– Здравствуйте, миссис Дафф, – произнес адвокат с едва заметной улыбкой. – Мисс Лэттерли, добрый вечер.

– Здравствуйте, сэр Оливер, – ответила Сильвестра с похвальным спокойствием, которого отнюдь не ощущала. – Как вы добры, что пришли. Даже не знаю, что вам удастся сделать для нашего сына. Мисс Лэттерли весьма лестно отзывается о вас, но, боюсь, наш случай может оказаться безнадежным. Присаживайтесь, пожалуйста. – Она указала на стул, и Рэтбоун сел напротив нее.

Эстер устроилась на диване поодаль, но так, чтобы видеть их лица.

– Мы не всегда представляем себе, как выстраивать защиту, пока не займемся ею, миссис Дафф, – спокойно отвечал Рэтбоун. – Могу ли я предположить, что в настоящих скорбных обстоятельствах вам хотелось бы обеспечить сыну всю возможную поддержку? – Он терпеливо и участливо смотрел на нее, словно задал обыкновенный вопрос, и не торопил с ответом.

– Да… – медленно произнесла Сильвестра. – Да, конечно. Я… – Лицо ее оставалось спокойным, но тени под глазами и горькие морщинки свидетельствовали, что собранность обходится ей дорого.

Рэтбоун тут же улыбнулся.

– Конечно, вы еще не видите, чем можно помочь. Признаюсь, я пока тоже, но здесь нет ничего необычного. Какая бы правда ни выяснилась, мы в максимально возможной степени должны позаботиться о справедливости и милосердии. Но этого невозможно достичь, если мистера Даффа не будет представлять кто-то, готовый упорно бороться за него, как за человека не только страдающего, но и не лишенного права на надежду и возможности объяснять свои поступки.

Сильвестра нахмурилась.

– Вы уже блистательно выступаете в роли его адвоката, сэр Оливер. Не могу не согласиться с тем, что вы говорите. Никто не смог бы. – Он сидела не шевелясь, хотя, должно быть, изнутри ее раздирали эмоции. Сейчас миссис Дафф проявляла необыкновенную выдержку, воспитанную долгими годами самодисциплины. – Меня смущает вопрос, почему вам захотелось представлять моего сына, – продолжала она. – А из вашего присутствия здесь, не говоря уже о ваших словах, становится очевидным, что таково ваше желание. Вы не юноша, стремящийся сделать карьеру и заработать имя, и не взялись бы за это дело, будь вы таким. Вы достаточно разборчивы, чтобы браться за любое дело. Почему вы выбрали моего сына, сэр Оливер?

Рэтбоун улыбнулся, и на его щеках выступил легкий румянец.