Бесконечная жизнь майора Кафкина

 * * *
 

Глава 1

Юбилей отставного майора




Началась эта история давно и до сих пор конца не имеет. А виновата во всем жена Верка. Жердь. Швабра. Из-за ее бабьих поэтических амбиций отставной майор-замполит Григорий Францевич Кафкин оказался в ситуации, когда умирай не умирай, а жить будешь вечно!

Кто же она, эта чертова поэтесса, и как довела супруга до такого состояния? Знакомьтесь: Вера Владимировна Кафкина (бывшая Крупская), тридцать восемь лет, сто восемьдесят один сантиметр в длину, бездетная, домохозяйка. Костлява, уродлива, сварлива. Прикидывается дурой, но, однако, хитрая, как дворовая кошка!

Когда исполнилось двадцать лет, она отправилась в гости к замужней сестре в военный гарнизон, в Сибирь. Вроде как бы проведать, а на самом деле – мужа подцепить из местных холостяков. И ведь повезло профуре: клюнул на нее юный да неопытный замкомроты по политчасти лейтенант Кафкин. От безысходности, конечно, клюнул, потому как в том месте с молодыми девицами была крайняя напряженка. А жениться-то надо, иначе просто сопьешься… Вот так и пошла жизнь под откос!

Пока СССР существовал, можно было строить виды на урожай, на карьерный рост. А потом объявили перестройку с ускорением и гласностью. И все полетело к чертям собачьим. Еще, слава богу, успел Кафкин достичь должности батальонного замполита и погоны майорские получить. А дальше – вывод за штат, увольнение. Придрались к тому, что сломал челюсть воину во время рассказа о счастливом будущем страны… На гражданке получил от военкомата трехкомнатный дом с огородом, и пожелали ему счастливого пути. Вот и все. Так стал огородником.

Он привез из деревни Шапкино к себе мать, Клавдию Васильевну, и высадил под ее руководством капусту с картошкой да помидорами. Стал за ними ухаживать и внезапно ощутил в этом призвание. Гораздо лучше и спокойнее это занятие, чем с офицерьем да воинами мучаться! Там нервы нужны, а здесь – разлюли-малина! Черви почву бороздят, жуки копошатся, бабочки порхают, муравьи субботники проводят. Каждый добросовестно отдает свой долг, и все – без понуканий, не то что в осточертевшем стройбате!

Кафкин присматривался к насекомым. «У них ведь тоже своя служба, – думал он, – свои трудовые будни и свои проблемы. Тоже, наверное, хотят понять, для чего живут? Вот бежит жук по своим делам. Куда? Возможно, у него тоже жена есть? Ждет дорогого супруга с лаской и вниманием. Понимает, что муж нуждается в отдыхе. Не то что эта!.. Бабочки, вон, вьются парами. Паучок паутинку лазурную сплел. Пчела собирает мед для детей. И все мирно, без ругани и скандалов».

Короче говоря, стало Кафкину хорошо и спокойно с насекомыми. И нервы, что поистрепал за годы нелегкой службы, восстанавливаться стали.

А вот Верка недовольна была. Думала после службы в Москве или Питере осесть, а пришлось ехать в маленький областной центр с поганым снабжением. Огородничеством она заниматься решительно не желала. «Я, – говорит, – майорша, имею духовные запросы! Лучшее время жизни в дыре угробила, так хоть теперь начну расцветать! Хочу культурно обогащаться, тем более что ты – импотент! Детей сделать не можешь, ну и помалкивай на огороде. А я буду стихи писать, с культурными людями общаться!»

Вот оно, куда повернула?! Культуры захотелось, Швабра?! А кто не давал штудировать материалы партсъездов, изучать Маркса с Энгельсом? Не желаешь огородничать – ступай в столовую посуду мыть, как делала до замужества! Жрать-то любишь?! Сейчас видишь, какие времена?

Времена были тяжелыми. «Лихие девяностые» ломали прежние устои, рушили скрепы, корежили судьбы, и вершились на территории страны дела чудные, дотоле невиданные и неслыханные.



Верка поволокла свои вирши в местную желтую газетенку «Два плюс два», специализирующуюся на сенсациях, разоблачениях и чудесах. И там дуру заарканил ответственный секретарь Игорь Дубов. Очкарик всеми силами надувал тираж, ничем не брезговал, и к тому времени печатал из номера в номер проплаченные статьи о странствующем госте города – проповеднике Общества сознания Кришны господине Бхагмахаббурхане, который, однако, откликался и на былое свое советское имя Федор.

Это – только присказка. А сказка началась, когда приспело время майорского юбилея. Сорок лет – круглая дата! Кафкин хлопотал по продуктам, а жена торчала в редакции. Так и получилось, что она, неожиданно для мужа, пригласила на празднование «для интеллигентства» пронырливого очкарика Дубова и кришнаита-йога Федора!

Их интерес объяснялся просто: Дубов надеялся вытрясти из Кафкина сенсационные детали о неуставных отношениях в армии, а проповедник изыскивал любую возможность завербовать новых сторонников. Они принесли подарки: Дубов, заявив «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!», преподнес скульптуру голой женщины из папье-маше и книгу «Превращение» неизвестного Кафкину автора Кафки, а йог Федор – сандаловые палочки и небольшую бутылку настойки из гималайских растений.

– Это – для долголетия, – пояснил он. – Элексир бессмертия по рецепту Кришны. Можно жить вечно, и, как минимум, увеличивает жизнь в два раза – на себе испробовал. Гарантия – сто процентов! Только помаленьку нужно пить: глоток в неделю. Категорически не больше. Это ж ведь – Шамбала, перерождение душ…

Сперва нежданные визитеры произвели впечатление на родных и приятелей майора: семидесятипятилетнюю мать Клавдию Васильевну, магаданских родителей жены Владимира Ильича и Надежду Иосифовну Крупских, переулочных соседей Харитона и Елену Оборвышевых. Еще один сосед – отставной полковник советской бомбардировочной авиации Спиридон Гаврилович Котенко, поначалу воспринял их с подчеркнутым равнодушием. Он-то понимал, что самое правильное ученье – не от оранжевых кришнаитов, а от Сталина.

Кафкин, имея опыт общения с массами, легко нашел общий язык с новыми знакомыми. Ему показалось лестным предложение Дубова рассказать о трудностях армейской службы. Конечно, служил он не в настоящей армии, а в стройбате, в «королевских войсках», так сказать… Но зато какие там бывали случаи!



Юбилей, праздновавшийся во дворике посреди деревьев черемухи, получился успешным. Мать желала Кафкину семейного благополучия, кришнаит – бессмертия, Дубов – «сбычи мест», Котенко – повышения военной пенсии… Пили за него, за мать, за жену, за Родину, за… За что только не пили, если – честно и откровенно!

Не обошлось без небольшого эксцесса. Сосед Харитон, пропустив несколько стопок яблочного самогона, заговорил о космических пришельцах, внеземном контакте, потом зашатался, опрокинулся на стоящие неподалеку вишневые майорские «жигули», а дальше уж простыми матерными словами стал выяснять отношения с женой Еленой.

– Жалко, что мы не успели об огороде покалякать, – произнесла она, прощаясь. – Видите, Харитон какой? Все о космосе и пришельцах пургу несет. А вы много капусты высадили? Гусеницы жрут? Я уж и не знаю, что с ними делать.

Оборвышевы удалились, а пирушка продолжилась с нарастанием праздничности. День постепенно превратился в вечер, стало прохладнее, защелкали в округе кузнечики со сверчками, кришнаит зажег принесенные ароматные палочки. Этот дородный лысый господин лет сорока, одетый в просторную оранжевую тогу-простыню, положительно нравился Кафкину. Добрая улыбка, обходительность, мягкие манеры…

Престарелый ветеран ВВС Спиридон Гаврилович Котенко не мог успокоиться. Его оранжевый гость раздражал.

Котенко искал подходы, чтобы опозорить кришнаита, и для этого выяснял: верно ли, что после смерти люди не умирают? А переселяются, к примеру, в собаку? Или – птицу?

Федор сперва отвечал кратко: да, верно, превращаются. Но тема – серьезная. Вступайте в наше Общество – тогда все подробно изложу. Даже выясним, кем станете в будущем. Но вначале – членский билет и взнос. Желательно также завещать дом и все остальное общине.

Котенко злился. Юлит сектант, увиливает! Никак не получалось его прищучить. Ишь ты, верблюд гималайский! Сталин ничего не говорил про переселение душ! Постепенно их диалог привлек внимание остальных, и кришнаит заговорил громче и решительнее:

– Любой ишак знает, что душа – бессмертна, хотя и носит разную оболочку! Раньше, допустим, был клоп, а потом, после перерождения, стал полковником. А дальше, например – коровой. Священное животное, между прочим! Как и обезьяны-мартышки…

– Тьфу! – плюнул Котенко. – Только мартышек еще не хватало!

– …которые ведут правильный образ жизни – не плюются в общественных местах, к примеру, – продолжил невозмутимо Федор, – те обретают человеческую плоть. А бывает и – наоборот. Среди людей тоже скотов хватает, не в обиду некоторым будет сказано. Но международное Общество сознания Кришны всякого принимает, даже военных отставников. Мы – дети одного бога, а Кришна – его верховная форма.

– Извините, – не выдержал Кафкин, – но ведь марксизьм-ленинизьм отрицает любых богов?

– Это раньше так считалось, – не смутился Федор. – Теперь даже западная наука признала Кришну. Джордж Харрисон, например. Что ж, думаете, нас просто так легализовали? Да если хотите знать, Джуна на армию секретно работала еще при Советском Союзе!

Кафкин развел руками:


– Я слышал, и Чумак воду заряжает целебной радиацией?

– Чумак – шарлатан. Спаивает население. А вот мы имеем тысячи лет подтвержденных фактов. Мяса избегаем, спиртное не пьем, на сторону не гуляем, никотин не курим. В очко и прочие азартные игры не играем. Потому будем перерождаться на более высоких кругах сансары. А потом – нирвана!

Полковник Котенко совершенно потерял контроль над собой и стал, брызгая слюной, утверждать, что кришнаиты оттого избегают алкоголь, что без приема мяса слишком ослабли.

– Косеете вы быстро, вот и все дела! – кричал Спиридон Гаврилович.

– Папаша, вы не правы, – возражал журналист. – Еще неизвестно, кто слабее: йог-кришнаит или отставной ветеран.

Спор вышел нешуточный, и раззадоренный йог заявил наконец:

– Да я раньше, признаюсь, столько пил, что дай бог каждому! Потому и стал проповедником Кришны, чтоб завязать. И помогло! А вы как думаете? В Обществе нашем одни аскеты? Хрена! Не согрешишь – не покаешься! Мы воздерживаемся не оттого, что не можем, а просто нам этого не надо. Харе Кришна!

– Чушь! – долдонил упрямый Котенко. – А давай попробуем: кто кого перепьет? Мне сейчас – шестьдесят с хвостом, а любого йога за пояс заткну. Наливай!

Кафкину был интересен гималаец, и очень раздражал выживший из мозгов приятель-полковник, которого, однако, надо было терпеть: как-никак сам приглашал.

А Федор между тем не выдержал:

– Ладно. Только, чур, если я выигрываю – вступаете в Общество.

– Не бойся, вступлю, – согласился старик. – А вот ты, если я тебя перепью, достанешь мне пять кило сала! Поехали!

Естественно, он окосел уже после второго стакана. Вытащил из внутреннего кармана потрепанную книжку «История ВКП(б). Краткий курс», уложил на стол рядом с еврейским салатом да и возложил на нее голову.

Старики Крупские после этого переглянулись, встали из-за стола и отправились в избу. А Федор развеселился и принялся вещать поредевшей аудитории.

– Бутылка на двоих людям Кришны, как стакан нарзана непосвященным, – говорил он, ловко счищая вилкой шашлык с шампура на блюдце. – Главное – постоянно петь мантры. В них вся сила. А основа духовной практики – киртан. Конечно, также – полное бескорыстие, куда без него перерождаться? Только с ним очищается карма, а мы освобождаемся от материального рабства.

– Это что еще за «киртан»? – смутилась Клавдия Васильевна.

– Групповое воспевание Кришны, – ответил Федор. – Не бойтесь, это не та «групповуха», про которую подумали.

– Ничего я не думала, – обиделась та. – Пойду спать. Не пейте много!

Она ушла, а йог продолжал проповедь:

– Я здесь, чтоб призвать всех к безграничной любви к Кришне. Придут дни, когда Кришну будут славить везде – хоть в Магадане, хоть в Кремле! Мы придем с мридангами и караталами и устроим киртан у дверей Мавзолея! Чего нам бояться, коли Кришна с нами?!

Григорий Францевич глянул на супругу и изумился: та слушала лысого, как загипнотизированная. Возможно, аромат от палочек подействовал? Да ему и самому все нравилось, напоминало политзанятия, которые проводил он с воинами.

– Вот, смотрите! – Федор выхватил из оранжевых складок тоги несколько книг с яркими обложками и воздел их над блестящей лысиной. – «Бхагавад-гита», «Шримад-Бхагаватам». Не забывайте Кришнамурти, будьте на высоте, углубляйтесь в Кришну, пойте мантры! Ну, за перерождения, братия!

Наступила тишина, которую решил нарушить уже сам Кафкин. Пришла пора поделиться с Дубовым и остальными этапами славного боевого пути. Журналист, впрочем, вместо того, чтобы записывать откровения Кафкина, налегал на шашлык и переглядывался с его женой.

Дыша редкостным ароматом горящих йоговских палочек, погрустневший Кафкин повествовал о своих подвигах в борьбе с агрессивными натовцами и американскими авианосцами. Потом запьяневшая жена читала ему стихи-посвящения, потом пели песни на стихи Есенина, потом Дубов кричал, что завтра непременно придет с магнитофоном и запишет все подвиги Кафкина, потом все снова слушали йога, который вместо пения мантр перешел на понятный русский язык.

– Нам, бляха-муха, надо блюсти, ептыть, духовность! – кричал лысый проповедник. – Рыбу – ни грамма, ептыть, спиртного – ни литра! Есть одно мясное, плоды, овощи, грибы. Фрукты. Мак… Анашу – не каждый день, ептыть, а по праздникам можно и ширнуться!

Он ударился лицом в селедку под шубой и умолк.

– Мы, Григорий Францевич, еще переплюнем Полякова с его «Ста днями до приказа», – пробормотал журналист, обратясь к юбиляру. – Завтра сделаем с вами очерк-интервью о неуставных отношениях в Российской армии. Ух, какую эпохалку сварганим!

– А какую книжку вы Грине подарили? – встряла Вера, поглаживая голову захмелевшего супруга.

– Да, какую? – поддержал Кафкин. – Об чем книжка?

– Дело-то не в том, о чем в ней написано, – пояснил любезно Дубов. – Важнее, кто автор.

– Ну и – кто? – вопросил Григорий Францевич.

– Вот! Фамилия его – Кафка. А? Слыхали про такого?

– Нет, – признался Кафкин.

– А я ведь вам, Григорий Францевич, специально его решил преподнести. Как Вера Владимировна сообщила, что вы имеете фамилию Кафкины, так я и смекнул. Вы – Кафкины, а он – Кафка. А? Символизм! Может, и родственные связи имеются. Вот потому и решил эту книжку подарить. Кстати, «жигули» у вас на ходу?

– Пару лет назад купил. Ни разу не ремонтировал еще, – ответил Кафкин, заинтригованный оговоркой про возможные родственные связи. – А вот с книжкой вы правы… Очень интересно. Тем более что в школе меня «кафкой-пиявкой» дразнили. А этот писатель, он – не классик, случайно?

– Классик, – обрадовал Григория Францевича журналист. – Мировая знаменитость из Праги. Такие темы поднимал!..

– Вот как? – заинтересовалась Вера и принялась наполнять стаканы. – Здорово! А, Гриньчик? Прага! Чешский хрусталь!