Белый огонь

Возле двери Нэ, как всегда, валялась груда тряпья, каких-то старых, потемневших от времени ящиков и порванных бумажек. Именно здесь Пятнистый и Клот в последний раз видели ее ученика, высокого парня, зачем-то притащившего старухе обезьяну.

— Мы должны что-то знать, прежде чем войдем? — решился спросить Пелл.

— Никуда не лезь без приказа, — сказал ему стоявший за спиной Сегу.

Пятнистый вновь почувствовал слабый запах тления от сойки и про себя подумал, что смердит от этого придурка хуже, чем от крысы, сдохшей где-то под половицами.

— Ее ученик, — произнесла Шарлотта. — Помните, что Шрев не желает ему вреда. Даже если мальчишка кинется на вас с ножом, не вздумайте его покалечить или убить. Свяжите, так чтобы не дергался, но никакого членовредительства. Клот?

— А?

— Тебе в первую очередь говорю.

— Я и мухи не обижу.

Она с сомнением посмотрела на него, затем постучала в дверь, но ответа не последовало даже спустя несколько минут.

— Парень-то не торопится, — пробормотал Пятнистый. — Эй! Не стоит это того.

Он увидел, что в руках сойки появилось несколько тонких пластинок, назначение которых было известно любому мелкому воришке Пубира.

— Да ну? — спросила Шарлотта, даже не обернувшись, и наклонилась к замку, пробормотав: — Бабушку боишься… смешно.

— Бабушка не дура. Дверь у нее прочная, а замок только для обмана наивных детей. С той стороны несколько засовов. Отмычкой делу не поможешь.

— Тем хуже для двери, — сказала женщина, кладя ладонь на крепкую дубовую поверхность.

Преграда вздрогнула, точно живое существо, и рука сойки провалилась в нее, словно та была нематериальной. Спустя три удара сердца дерево и сталь пошли мелкими трещинами, хрустя, как снег на морозе, а затем преграда рассыпалась мелкими чешуйками, горой оставшимися на полу.

Клот, увидевший способность сойки, распахнул рот. А Пятнистый задумался о том, что все проходит уж слишком резко, без церемоний, и итог посещения башни Нэ предсказать нельзя. А точнее… можно. И ему совсем не нравилось, что повторялась история с Боргом.

Никто не отреагировал на беззастенчивость незваных гостей. Никто не вышел посмотреть, что происходит. Комнаты, где обычно старуха встречала посетителей, оказались пусты.

Из распахнутых окон задувал холодный свежий ветер. Он пробирал до костей, и Пятнистый поежился, прислушиваясь к дому, сейчас показавшемуся ему зловещим. Пол был грязным, на столе стояла неубранная посуда с остатками уже порядком испорченной еды.

Сегу встал возле двери, плечом опершись о косяк, а Шарлотта, осматриваясь, прошлась по помещению, заглянула в другое. Ее заинтересовал висевший на спинке стула платок, ткань которого отливала ярко-голубым металлом.

Она осторожно взяла его ловкими пальцами, пробормотав:

— Ну надо же, какие ценности порой можно найти в старом склепе.

Пелл не знал, что такого ценного в обычной тряпке, но с удивлением увидел, как она скрутила платок в маленький валик и сунула за пояс, под рубаху.

— Нэ заметит.

— Плевать.

Это было странно. Все происходящее. К ней не приходят так. Ломая дверь и забирая вещи.

Наверху немелодично и одиноко звякнула струна лютни.

— В доме все же кто-то есть, — хмыкнул Клот, посмотрев на Шарлотту, ожидая ее решения.

— Идем, поздороваемся.

Они поднялись на следующий этаж, и вновь сверху проскрипела струна, словно маня за собой, указывая путь. На кованых лестничных перилах их встретила маленькая птица. Серая, с желтыми полосками на крыльях, она смотрела на людей темными бусинками глаз, а затем, взмахнув крыльями, вылетела в распахнутое окно.

Только ее и видели.

Старую Нэ они нашли в комнатах, куда раньше ни Пятнистый, ни Клот никогда не приходили. Выцветшие портреты неизвестных на стенах, люстра из черного серебра, с потеками воска, пустая птичья клетка с открытой ажурной дверкой, какое-то знамя, серо-золотое с изображением гарцующего барана (Пелл даже представить не мог, кому оно принадлежало, что символизировало и зачем старухе), раскиданные в беспорядке книги, странные колбы, таз, на дне которого застыла кровь.

Нэ, облаченная в темно-серую бесформенную хламиду, сидела в глубоком кресле, держа в руках поцарапанную лютню с единственной струной.

Старуха была такой же, как всегда: седой ежик коротких волос, блеклые глаза не поймешь уже какого цвета, морщины, темные пятна на синевато-прозрачной коже, жесткая складка рта и… рост. Роста Нэ была внушительного и, когда выпрямлялась, оказывалась выше всех женщин, которых когда-либо видел Пелл. Да и выше большинства мужчин, чего уж там. Словно маменька бабки согрешила с гигантом, пускай это Племя и вымерло еще в конце прошлой эпохи.

Сухие, кажущиеся хрупкими пальцы старухи коснулись струны, и вновь раздался неприятный и совершенно немелодичный звук.

— Сегодня я думала об одиночестве, — сказала хозяйка башни, и голос ее, странный, все время меняющийся, был слаб и сонен. — Придет ли хоть кто-то в гости? Вспомнит? Долго же вы собирались.

Звук, что исторгла из себя лютня, походил на смех кладбищенского призрака.

— Перестань мучить инструмент, — поморщилась Шарлотта. — Музыкант из тебя неважный.

— В молодости я хорошо играла и пела. Слышала бы ты меня в ту пору. Но все ушло, и мне уже не хочется сочинять баллады. Порой музыка должна умереть, не тревожить прошлое. Ты сломала мою дверь.


— Ты не открывала.

— Твоя правда. Я помню тебя… лисьи хвосты, да? Сколько же времени прошло, когда это случилось? Лет двадцать пять? Ты больше никогда не приходила ко мне.

— Терпеть тебя не могла, — сказала сойка. — Ты из меня все жилы вытянула, пока расписывала спину.

— Знаю, — довольно улыбнулась Нэ, осторожно прислонив лютню к краю кресла. — Но я это делала лишь в качестве наказания за твою провинность.

— Что? — не поняла женщина.

— Дверь, — с гаденькой улыбочкой напомнила ей старуха. — Ты испортила мою дверь, и я сочла возможным устроить тебе превентивное наказание. Хотя… возможно, ты не знаешь значение этого слова.

— Считаешь себя защищенной? — опасно прищурилась сойка.

— Безопасность — это миф. Клетка, в которой ты сидишь какое-то время. Прутья дают иллюзию защищенности, но… и слишком уж ограничивают свободу. Когда ты защищен, ты обычно заперт.

— Поэтому ты выпустила свою птицу? — спросил Клот, пальцем качнув висевшую на цепи клетку.

Нэ, словно только сейчас заметив двух головорезов, важно кивнула:

— Поэтому. Пора нам с ней отправиться в путь.

— Куда же ты собралась? Путешествия в наши времена опасны для одиноких старух, — проронила Шарлотта.

— Опаснее непрошеных гостей?

Повисла тяжелая пауза, и губы старухи прорезала кривая усмешка. Снизу поднялся Сегу, встал у окна, и Нэ, прищурившись, потянула носом воздух:

— О как. Не ожидала, что будет так… интересно. Ну же. Порадуйте, с какими новостями вы пришли в мой дом?

— Борг мертв, — негромко произнесла сойка.

Но на лице старухи не отразилось ни удивления, ни хоть какой-то капли интереса. Скорее досада, что ее беспокоят по столь незначительному поводу.

— И что, эта ерунда стоила мне двери? — язвительно сказала она, нахохлившись, точно птица, которую недавно выпустила из клетки. — Он довольно долго продержался, я думала, что Лавиани справится гораздо раньше.

— Это сделал я! — возмутился Клот, чем заработал пронзительный взгляд Нэ.

— Ты? Ну… с таким же успехом можно было сказать: «Это сделал мой арбалет». Хотя, говоря откровенно, у арбалета мозгов-то поболе, чем у тебя. Ну хорошо. Борг мертв. Невелика трагедия. Главы Клана умирали и раньше. Мне-то что с того? Золотые быстро выберут нового.

— Экая ты зловредная стерва, — хмыкнула Шарлотта.

Последовало едва заметное пожатие плечами:

— Я давно сбилась со счета, кто из тех, кого я знала, умер. Чужая смерть мало трогает меня. Умер и умер. Удачи ему на той стороне. С новостями покончено?

— Где твой ученик?

Нэ презрительно фыркнула:

— Сбежал, полагаю.

— Да ну?

— У любого спроси в квартале. Он не появлялся здесь уже несколько недель. Ни у кого из молодого поколения нет никакого терпения.

— И что ты будешь делать?

— А я что-то должна делать? — буркнула Нэ. — Найду себе нового, если возникнет такое желание.

— Она лжет, — тихо произнес Сегу. — Пахнет ложью.

Нэ хрустнула пальцами, усмехнулась, но ничего не сказала, желая посмотреть, что будет дальше. Пятнистый же вообще ничего не понимал. Зачем они пришли? О чем говорят?

— Шреву нужен мальчик.

— Так пусть зайдет в любой публичный дом или поищет по улицам. Там дюжина за горсть медных монеток. На Бычьей голове свет клином не сошелся.

Шарлотта, не сдерживая раздражения, сказала:

— Хватит корчить из себя дуру! Ты учила его дольше, чем всех остальных! Он знает, как рисовать, больше других.

— Но меньше меня.