Белый огонь

Отскакивая от них, шары попадали на следующие плоскости, катились по желобам, ныряли в воронки, чтобы скрыться в стене, подняться наверх и снова упасть.

Раз за разом. Бесконечно. Тысячи лет.

Они создавали притягательную, легкую, идеально подходящую для этого места мелодию.

Халез, словно забыв о женщинах, двигался вдоль стены, уходя все дальше, к музыке. Шерон шагнула за ним, но Бланка сказала:

— Близко не подходи. Может быть опасно. Нити там скручены так сильно, что я почти не могу различить их.

— Они довольно далеко для твоего зрения.

Улыбка была ей ответом.

— Ты лгала, — поняла Шерон.

— Нет… просто не говорила всего. А здесь границы моего зрения сильно раздвинулись. Ты ведь чувствуешь это, да? — Рука госпожи Эрбет коснулась воздуха, света, и Шерон ощутила слабую щекотку в груди. — Нитей так много, что я, пожалуй, смогла бы соткать из них прекрасный ковер, будь у меня время и желание.

— Насколько далеко?

— Весь зал.

— И даже потолок? — По мнению указывающей, до него было три, если не четыре сотни ярдов.

— Весь. Зал.

Шерон не стала скрывать раздражения:

— О чем еще ты не рассказываешь?

— Я не вру без причины. А причин врать сейчас у меня нет. Я уже успела понять, кто мой друг, а кто враг. Мы вместе.

Шерон несколько мгновений смотрела на рыжеволосую женщину, которая была выше ее ростом.

— Ладно, — наконец произнесла она. — В этом есть плюс. Мне не надо беспокоиться, что ты словно мышонок, который видит не дальше коробки, в которую его поместили. Можешь идти без моей помощи.

— Пока не покинем это место. Затем мышонок снова окажется в коробке.

— Но, как я полагаю, не в такой маленькой, как мне думалось.

Вновь улыбка.

Она увидела, чем занят контрабандист. По полу были рассыпаны широкие золотистые кругляши, и он, стоя на коленях, собирал их. Поднял на Шерон взгляд, ухмыльнулся, сказав:

— Похоже, мы даже с прибылью. Присоединяйтесь.

— Все твое. — Бланка прошла по золотым монетам, и указывающая, для вида держащая ее за руку, пошла следом.

— Я надорвусь.

— Ну, тогда стоит подумать о том, чтобы не жадничать. Я бы вообще их не трогала.

— Не верю я в проклятья. — Жадность пересилила страх.

Шерон не стала отвечать, так как заметила людей.

Некоторые стояли, некоторые сидели. Неощутимый ветер играл с их волосами и мраморными кружевными плащами, наброшенными на плечи.

Их было семеро, и указывающая сразу поняла, кого видит перед собой.

Четыре брата и три сестры.

Одна и Шестеро и… зверь.

Она сразу же узнала Мерк, хотя во сне и не видела ее лица. Подлинной гриве непокорных волос. По росту и гибкой, прекрасной фигуре.

И по браслету.

Тзамас стояла, уперев кулак левой руки себе в бедро, и Шерон подошла ближе, придирчиво изучая лицо первого некроманта этого мира.

Сколь красива женщина была телом, столь же некрасива лицом. Слишком маленький нос и тяжелый подбородок. Все углы точно вырублены каменным топором: скулы, челюсть, сжатые губы, лоб, глазницы. Это придавало жесткий вид самой младшей из Шестерых. И в то же время она казалась совершенно несчастной, потерянной, неуверенной. С мольбой смотрела на мужчину, который словно бы не желал встретиться с ней взглядом.

Этого она тоже уже знала. Широченные плечи, всякое отсутствие шеи, высокий лоб и глубоко запавшие глаза. Мальт. Таувин. Тот, кто остался среди мертвых на бледных равнинах Даула. В руках он держал колокольчик. Она увидела на предмете знаки Шестерых, отлитые кричащие человеческие лица, танцующие люди с распахнутыми ртами и буквы старого наречия, гласившие: «Лишь достойные услышат мою песнь».

— Знаешь, кто это? — спросила Бланка. — В смысле, кто из них кто? Статуи у храмов совсем иные, не похожи на эти.


— Как ты их видишь?

— К сожалению, без множества деталей. Но нити складываются в лица.

— Мерк, — представила Шерон ту, что когда-то создала ее браслет. — Мальт. А это, надо полагать, Мири.

Та оказалась некрупной, чуть полноватой, с платком, покрывающим голову. Круглое доброе лицо, маленькие аккуратные руки, обнаженные покатые плечи. Она располагала к себе улыбкой и взглядом. Словно была выше страстей, грехов, желаний и целей. Думала о чем-то, недоступном остальным.

Мири сидела, прислонившись спиной к боку большого крылатого зверя, лишь отдаленного напоминавшего льва. Зверь спал, положив морду на передние лапы, и ничуть не возражал, чтобы человек вел себя с ним столь фамильярно.

На коленях у Мири лежал тяжелый витой охотничий рог, окованный металлом и украшенный камнями. Мрамор не показывал, что это были за камни, и указывающей оставалось лишь гадать. Аметисты? Опалы? Хризолиты?

«Музыкальный инструмент» за их спинами продолжал выплевывать шары, рождая звуки.

— Значит, последняя из них — Мали.

Лицо Мали немного походило налицо Мерк — грубые скулы и жесткая линия рта. Осанка у нее была величественной, да и голову она держала, словно несла корону. Мали опиралась обеими руками на воткнутый в «землю» граненый посох. Не деревянный, скорее всего, металлический. Шерон не знала, отчего так решила, как и то, что с помощью этого посоха можно не только легко идти, но и сражаться. В реальности он должен был быть очень тяжелым.

— Это то, что я… вижу? — поколебавшись спросила Бланка, указав рукой в сторону лица волшебницы, отдавшей свою жизнь, чтобы остальные Шесть могли править этим миром, забрав магию асторэ.

— Да, — подтвердила Шерон, сразу заметившая повязку на глазах Мали. — Она слепа.

Госпожа Эрбет чуть поклонилась статуе:

— От калеки калеке. Понимаю, почему именно она решила пожертвовать собой. Ущербные вечно расхлебывают какую-нибудь ерунду. Но, по счастью, не я. Так. Кто у нас здесь? Юноша? Моратан считается самым младшим из братьев.

Открытое лицо, чуть пухлые губы, кудрявые волосы и холодный взгляд. Ледяной. Он словно взвешивал и оценивал каждого из тех, кто был рядом. Моратан был единственным воином: кольчуга, простой открытый шлем солдата — конической формы, со стрелкой, защищавшей нос. Меч-полуторник с длинным узким клинком волшебник держал в руках. Совсем недавно он правил кромку точильным камнем (тот был брошен у ног), но теперь Моратан отвлекся на происходящий разговор. И было видно, что ему совершенно не нравится, куда заводит беседа.

Оставались Милт и Миерон. И Шерон, и Бланка могли лишь догадываться, кто Милт, а кто Миерон. Один с орлиным профилем и лихо закрученными усами. Высоченный, нескладный, с лысеющей макушкой и узловатыми мосластыми руками. Он сложил руки на груди, словно отстранившись от собеседников, и его колючий взгляд исподлобья, направленный на Мальта, полон почти что презрения.

Усатый был ближе всех к Мали, словно секунду назад стоял перед ней и теперь сделал шаг в сторону, поняв, что говорить с ней бесполезно и сейчас все зависит от брата с колокольчиком.

Последний из Шестерых. Сухой, поджарый, точно волк. Кружевной плащ на его плечах казался совершенно неподходящим ко всей остальной одежде — рваной и, Шерон не сомневалась, грязной. Лицо не запоминающееся. Обычное. Такой пройдет мимо тебя, и ты забудешь о нем уже через мгновение.

Не лицо — маска, скрывающая все эмоции. Он держал руки за спиной, и указывающая, обойдя его, увидела, что тот держит.

Нож.

Она знала эту форму. Эту рукоятку. Клинок. Изгиб. Готова была поспорить на собственную жизнь, что уже встречала оружие прежде.

Перед ней была копия ножа Лавиани.



Ртутная лужа, а точнее, ее остатки, почти испарившиеся, Лавиани увидела с крайней крыши. Тэо справился, что не могло не радовать.

Внутри она искала его следы, среди шорохов и падавшей со сводов капели. Все комнаты походили одна на другую — словно кубики поставили друг за другом и друг на друга, проделав в них двери и лестницы. Она старалась держать в голове карту, на развилках выбирая направление наугад. Проходя через запустение, разросшийся по полу плющ и папоротник, поглядывая на лозы дикого винограда, обвивающие колонны, забиравшиеся на балконы, скрывавшие под собой перила.

Здесь было очень влажно, множество залов затоплены, и сойка часто шла по щиколотку, а иногда и по колено в воде. Лишайники покрывали стены алым или желтым ковром. Во мху тускло блестели крупные капли.

Через один из коридоров вообще бежала настоящая река. Лавиани шагнула к стремнине, и ее едва не сбило с ног. Пришлось искать обходной путь.

— Зачем так строить? — ворчала она. — Чтобы враги заблудились?

Нов итоге заблудилась она. Здесь все было не так, как в «реальном» мире. Она ощущала игры с пространством, внезапные перемещения и то, что шла гораздо медленнее или, наоборот, быстрее, чем это требовалось для расстояния.

— Магия, — то и дело кривилась Лавиани. — Вечно магия, которую якобы забрал Тион. Хоть ботинком ее черпай.

Понимая, что Тэо ей здесь не найти, сойка вышла в зал, где под потолком кружились, постоянно сталкиваясь, каменные сферы, и эхо этих ударов волнами расходилось вокруг. Друзы ярко-голубых кристаллов, точно соты улья, росли из стен. Они потрескивали, и по ним пробегали маленькие злые искры.

На перекрестке, в круглой комнате, в центре которой когда-то цвело, а теперь полностью засохло приземистое кряжистое дерево с ветвями-кольями, сойка остановилась в нерешительности, не зная, какой из шести коридоров, уходящих отсюда, ей выбрать.

Именно в этот момент она, уже по привычке, без всякой надежды, сделала то, что когда-то показала ей Шерон, — и увидела бледный отпечаток пальцев указывающей.

— Умница-девочка.

Теперь она шла быстро, не теряя времени, видя через равные промежутки метки, оставленные для нее. До уха донеслись странные звуки, и сойка остановилась, чуть склонив голову.

Музыка? Здесь?

Ладонь обожгло, и Лавиани охнула от неожиданности. Бабочка летала безумными кругами, с такой скоростью, что глаз едва успевал отслеживать движения крыльев. Сойка стукнула в ладонь кулаком, мечтая прихлопнуть неведомо как появившийся там рисунок.

И едва не пропустила движение у себя за спиной.