Аспект дьявола

– Боюсь, что так. Час назад. Трагедия, да.

– Но я звонил перед отъездом, и мне сказали, что он стабилен… – Виктор вспомнил взгляд молодого человека, наполненный ужасом, его личной великой печалью. – Я надеялся, он выкарабкается… – пробормотал он.

– Прискорбно, – сказал Романек. – Если бы он действительно был тем самым Кожаным Фартуком, у полиции была бы возможность допросить его.

– Сомневаюсь, что это был он, – покачал головой Виктор. – В его поведении не было ничего продуманного. Я видел заблудшую душу, которую поглотила шизофреническая мания. А Кожаный Фартук, насколько мне о нем известно, – высокоорганизованный убийца.

– Давайте закроем печальную тему. Как вам понравилось у нас? Как вы уже знаете, мы являемся узкоспециализированным учреждением. Да вы присаживайтесь, дорогой!

– И очень хорошо оборудованным, – сказал Виктор, садясь на стул; Платнер остался стоять. – Доктор Платнер любезно провел подробнейшую экскурсию. Должен признать, что для шести пациентов здесь просто роскошные условия. И… это мечта врача.

– М-м-м… – Романек засмеялся. – Это правда, у нас здесь только шесть пациентов, но жуткая слава о них облетела всю Центральную Европу. Они погрузили мир в кошмар. Шесть сумасшедших, совершивших самые страшные преступления… Очень надеюсь, что вы готовы к встрече с ними. Как мы обсуждали во время собеседования, вы, как врач, будете обсуждать скрытые желания и действия, которые все человечество считает невозможными, невообразимыми. Для вас станет обычным делом говорить об убийствах, изнасилованиях, изощренных пытках, некрофилии и каннибализме. Боюсь, то, что для нас норма, может показаться ненормальным, отвратительным всем, кто находится за пределами нашего маленького круга.

– Понимаю, – кивнул Виктор.

– Будьте осторожны, мой дорогой доктор Косарек: если говорить о чудовищных действиях абстрактно, легко забыть, что наши пациенты действительно их совершали. Более того, некоторые из наших пациентов могут показаться вам обманчиво нормальными, даже приятными людьми. Ваш предшественник совершил эту ошибку – он утратил бдительность, и это могло стоить ему жизни. Бедняга лишился глаза… Всегда помните, что эту «шестерку» поместили сюда, потому что это самое надежное место, какое только можно найти для них, и каждый из них навсегда должен быть изолированным от общества.

Виктор снова кивнул. Все это он уже слышал на собеседовании. Психиатр, на смену которому он пришел, доктор Славомир, позволил пациенту взять в руки карандаш и из-за этого лишился глаза. Во время собеседования Виктору ясно дали понять, что нет никакого смысла устраиваться на работу, если он не готов осознавать риски. Эта работа не для наивных или слабых сердцем.

Также Виктору объяснили, что пациенты, содержащиеся в настоящее время в Орлином замке, заключены сюда для наблюдений: их безумие исследуется, анализируется и описывается. Есть надежда, что изучение крайних случаев может пролить свет на схему лечения психических расстройств в менее запущенной форме. Выбор кандидатуры Виктора был не случаен. Причиной ему стала теория, которую он выдвинул в недавно опубликованной статье. Эта статья, подобно теориям профессора Романека, предлагала новаторские идеи, которые многим казались противоречивыми.

– Мы стоим на передовом рубеже психиатрии, – объяснил Романек. – Теперь, когда вы на борту, мы разделим нагрузку между нами. Бо льшая часть работы будет включать стандартные терапевтические процедуры, но уникальное положение, в котором мы находимся здесь, в Орлином замке, дает нам фактически безграничные возможности.

– Вы имеете в виду исследования? – спросил Виктор.

– Именно! Наши пациенты – это уникальная возможность изучить и понять некоторые из самых сложных психических состояний. Вы должны осознавать, что ни один из наших пациентов никогда не выйдет за пределы этих стен. Мы делаем все возможное, чтобы они почувствовали, что замок – их дом, потому что каждому из них суждено закончить здесь свои дни.

– Даже если они излечатся? – изумился Виктор.

Романек покачал головой.

– Если бы мы каким-то чудесным способом смогли бы излечить их душу, есть и другое. Преступления, которые они совершили, заслуживают наказания, и они никогда не получат прощения за свои злодеяния. Наша функция здесь в основном паллиативная, а не лечебная, но она дает нам уникальную возможность разрабатывать новые методы лечения, находить новые способы исцеления ума и помогать тем самым другим больным. Возможно, мы не сможем спасти именно эти души, но мы сможем уберечь другие.

– Проводя на этих шестерых эксперименты.

– И находя пути предотвращения подобных случаев. Профилактика лучше лечения, мой дорогой друг. Если бы мы проводили профилактику, то это бы спасло многие жизни. Жизни жертв, я имею в виду. К сожалению, душевные болезни поражают все больше людей вокруг, и нам нужно предпринимать меры. – Профессор Романек на мгновение остановился, затем продолжил: – Когда мы разговаривали во время собеседования, я был очень впечатлен вашими теориями, особенно вашей гипотезой о дьявольском аспекте. Знаете ли, пациенты, которые находятся под нашим наблюдением здесь, в Орлином замке, больны всеми видами известных психозов, и эти их состояния не просто чрезвычайно сложны, но странно взаимосвязаны какой-то внутренней логикой. В психозах каждого из них есть странная общность. Насколько я понимаю, вы знакомы со слухами о заговоре между заключенными в этих стенах?

– Миф, что так называемая «дьявольская шестерка» на самом деле всего лишь один убийца, случай шизофренического множественного разложения личности, и здесь держат только одного пациента, не так ли? – спросил Виктор.

– Вот видите, вы сами сказали – это миф. И я могу понять, как он возник. Шесть наших пациентов не имели никаких контактов друг с другом до помещения их сюда, да и здесь у них мало шансов для общения. Однако их связывает нечто общее. Все они утверждают, что на преступления, которые они совершили, их толкнула некая дьявольская сила. Если вы пролистаете их истории болезни, то увидите, что сходство поразительно. Но есть и различия. С моей точки зрения, так или иначе каждый из них чувствует ответственность за свои злодеяния, но перекладывает эту ответственность на фигуру дьявола. Является ли эта фигура просто удобным прикрытием, созданным эго, чтобы защититься от чувства вины, или это действительно воплощение вашей теории дьявольского аспекта, выраженной в буквальной форме? Уверен, что вы понимаете, почему я считаю, что эти случаи были бы идеальными для использования на практике вашей терапии наркосинтеза.

Виктор кивнул.

– Конечно, понимаю.

– Видите ли, доктор Косарек, я не в первый раз вижу подобные вещи. На протяжении всей моей карьеры в психиатрии я осознавал странные… – Романек нахмурился, пытаясь подобрать правильное слово. – Да, странные общие черты. Совпадения и сходства, возникающие в случаях, которые абсолютно не связаны, по крайней мере у четверых наших пациентов. Я часто задаюсь вопросом, являются ли некоторые формы безумия заразными: мощный, но искаженный способ мышления, который способен распространяться как инфекция и подавлять восприимчивый ум.

– Как подавление иммунной системы?

– Именно так. Мы все время видим это в медицине тела: среди группы людей, подвергающихся воздействию вируса, одни тяжело заболевают, а другие невосприимчивы к нему. Те, кто подвержен влиянию инфекции, обычно имеют ослабленную иммунную систему. Итак, вы видите, что наши с вами теории пересекаются в некоторых точках: если ваша гипотеза о дьявольском аспекте верна, значит, болезнь уже распространилась, ее носители среди нас в ожидании какого-то толчка, триггера, чтобы явить ее во всей силе. Мы все заражены вирусом безумия и зла, но только хрупкая психика становится жертвой болезни в полной мере… Я хочу, чтобы вы, доктор Косарек, опробовали свою теорию здесь, с нашими пациентами. У вас будет возможность проверить некоторые из ваших идей, но я требую тщательной документации и проверки результатов. Глаза мирового психиатрического сообщества устремлены на нас, и критический взгляд очень важен, если не сказать больше.

– Вы можете положиться на меня, – сказал Виктор.

– Если бы я не верил, что вы справитесь, вас бы здесь не было, – жесткий тон профессора Романека сопровождался улыбкой, как у деревенского врача. – Только мы с вами отвечаем за лечение психики наших пациентов. А как вы уже знаете, доктор Платнер занимается только вопросами общей медицины, включая здоровье персонала клиники.

– Так что, если вас настигнет похмелье, не стесняйтесь позвонить, – сказал Платнер, сердечно похлопав Виктора по плечу. Затем он перешел на немецкий: – Я рад, что вы присоединились к нам, герр Сенсеманн.

Платнер извинился и ушел. Как только за ним закрылась дверь, Романек в изумлении поднял бровь.

– Немецкая форма моей фамилии, – объяснил Виктор, улыбаясь. – Доктор Платнер, похоже, хочет восстановить мою родословную. Но я боюсь, что она не способна выдержать столь тщательной проверки.

Это была шутка, но Романек, похоже, не понял ее и нахмурился. На мгновение Виктор забеспокоился, что говорил с неуместным легкомыслием о его заместителе.

– Это непростой разговор, учитывая, что мы с вами едва знакомы, – сказал наконец профессор. – Но я бы настоятельно рекомендовал вам избегать любых политических дискуссий с доктором Платнером. Я давно знаю Ганса, и мы долго оставались близкими друзьями. Не сомневаюсь, что он хороший человек, но он, как и многие другие богемские немцы, был огорчен проведением земельной реформы и ее последствиями. Результаты недавних выборов беспокоят меня – как бы мы не были охвачены тем же безумием, что охватило наших соседей. Иногда я думаю о том, что маленький австрийский капрал мог бы присоединиться к нам в качестве пациента номер семь.

– Вы думаете, нацисты в самом деле представляют угрозу для Чехословакии?

– Я думаю, что они представляют угрозу для всех, а мы ближе всего географически. Наш философ, Президент Освободитель[8], с самого начала очень четко осознавал, какая опасность исходит от Гитлера. – Романек достал портсигар и предложил сигарету Виктору, тот взял одну. – Судето-немецкая партия – это просто нацисты в одежде данного региона. Энтузиазм доктора Платнера по поводу этой партии – проблема для меня. Я думаю, что будет лучше, если политика останется за пределами замка.

– Извините, профессор Романек, я не собирался обсуждать политику…

– О, не волнуйтесь, дорогой мальчик, – тучи миновали, лицо Романека прояснилось. – Знаю, что не собирались. И я не стал бы ничего говорить, но в эти трудные и странные времена невысказанное может представлять опасность. И поверьте, я искренен, когда говорю, что дорожу дружбой с доктором Платнером. Но мне как специалисту по болезням души трудно не поставить диагноз, когда я вижу заболевание как в его коллективной форме, так и в единичных случаях. Прошу прощения, если смутил вас своей откровенностью.

– Вовсе нет, профессор.


– Надеюсь, что нет. Вы представляетесь мне человеком, который осознает всю сложность положения нашей новой маленькой республики.

Виктор кивнул. Он знал, что не стоит тянуть за края одеяло недавно сотканной идентичности Чехословакии. Судетские немцы, как доктор Платнер и его заместитель Кракл, с их кичливой любовью ко всему германскому, панслависты, пылкие чехословацкие националисты, польские сепаратисты из Силезии, да даже Альфонс Муха[9] с его роскошно выписанными сюжетами и мифами о славянской чистоте, – ему было сложно представить, что они готовы побрататься.

Романек раздосадовано покачал головой:

– Ах, доктор Косарек, простите паранойю старика.

Он нажал кнопку звонка на столе, и через несколько секунд дверь позади Виктора открылась. Он обернулся и увидел высокую стройную женщину. На ней был строгий черный костюм, под пиджаком – бледноголубая блузка. Темноволосая красавица с первого взгляда поразила Виктора.

Романек улыбнулся.

– Мисс Блохова, это доктор Виктор Косарек. Доктор Косарек, это мисс Блохова, наш главный администратор.

Виктор встал и пожал женщине руку. Ее рука была хрупкой и мягкой в его ладони; улыбка – скорее дежурной. Полнота ее губ была подчеркнута малиновой помадой. Умные карие глаза и роскошные чернильно-черные волосы. Женщина была невероятно привлекательна, но помимо возникшего влечения у Виктора возникло смутное чувство, что они уже встречались раньше.

– Вы ученик моего отца, – словно прочитав его мысли, сказала она.

– Вы дочь Джозепа Блоха? – озадаченно уточнил Виктор.

– Да, я Юдита Блохова. – Она еще раз улыбнулась, теперь более приветливо.

– Ваш отец был для меня источником вдохновения: он оказал на меня столь же большое влияние, как и доктор Юнг, – восторженно проговорил Виктор. – Я знал, что у профессора Блоха есть дочь, вы, кстати, на него очень похожи, но думал, что вы еще учитесь.

Ее умный взгляд вдруг потух, улыбка растаяла.

– Мне пришлось сделать перерыв в учебе. Но я рада, что работаю с профессором Романеком.

– Конечно, конечно, я тоже рад, что попал сюда. Это отличная возможность действительно научиться чему-то.

Повисла неловкая пауза, которую нарушил Романек.

– Мисс Блохова покажет вам оборудование для ваших сеансов. Я уверен, вы будете впечатлены: у нас есть новейшее звукозаписывающее устройство: магнитофон «AEG K1», прямо с международной радиовыставки этого года в Берлине. Для записи в нем используется магнитная лента, – в голосе Романека звучала такая же гордость, как и у Платнера, когда он рассказывал о технических новинках в лазарете. – И, если это необходимо, мисс Блохова будет вашим секретарем и ассистентом.

Профессор подошел и положил руку Виктору на плечо.

– Но теперь, доктор Романек, – сказал он, улыбаясь, – вам пора войти в клетку со львами. Пора познакомиться с нашими пациентами…





9


Юдита Блохова с удивлением обнаружила, что ей очень понравился новый доктор. Но кое-что смущало ее: с первых же минут возникло странное чувство, что она была знакома с Косареком раньше, причем не просто встречала его, скажем, на лекциях отца, а знала близко. Косарек, бесспорно, был привлекателен: высокий, приятные черты лица, широкие плечи… «Странно, – подумала она, – как быстро он освоился. В стенах этого замка он выглядит как дома». У нее это получилось не сразу, если получилось вообще.

В отличие от нее Виктор Косарек был человеком, у которого все в порядке с происхождением. И теперь он занимал должность, которая должна была бы достаться ей, если б учеба и все остальное шло по плану. Но все пошло не по плану. И при знакомстве с Косареком сердце царапнуло. Но надо отдать ему должное, он сказал теплые слова о ее отце, к которому явно был привязан, как к своему бывшему наставнику.

«Я буду относиться к доктору Косареку с должной профессиональной вежливостью и уважением, но в остальном надо держать его на расстоянии вытянутой руки, – решила Юдита. – И да, сегодня вечером надо будет позвонить отцу и спросить, помнит ли он своего ученика».

С некоторых пор «расстояние вытянутой руки» для нее стало мерой во всех отношениях. Каждая новая встреча, без всяких исключений, должна быть проанализирована и оценена с точки зрения наличия или отсутствия явных или скрытых угроз. Еврейские корни никогда ранее не влияли на ее жизнь, но теперь этот факт стал омрачать взаимодействие со всеми вокруг. Всё и всех теперь нужно было рассматривать как потенциальную угрозу.

Здесь, в этом замке, угроз было более чем достаточно. Она пока ничего не знала о молодом докторе Косареке, но Платнер был нацистом, в какие бы одежды не рядился, а у нацистов не было и быть не могло никакого двойственного отношения к евреям. Ганс Платнер был вежлив с Юдитой, даже дружелюбен, ничто не выдавало в нем антисемитские воззрения, но они у него были, она знала это. С Краклом, помощником Платнера, все было очевидно. Каждый раз, когда они сталкивались, его лицо выражало презрение. Стоило ему заговорить с ней, в его голосе слышалось усталое нетерпение, за которым сквозил холод, будто она была низшим во всех отношениях существом. Он терпел ее, как вынужденное неудобство, потому что был уверен – скоро все изменится.

Ирония заключалась в том, что Юдита всегда считала себя частью национального меньшинства: не еврейского, а немецко-чешского. Верхненемецкий диалект, а не идиш, на котором говорили некоторые пражские евреи, всегда был ее основным языком, по-чешски она говорила бегло, но не идеально. Не менее горькая ирония заключалась и в том, что по-немецки она все-таки говорила с чешским акцентом. Она, как и ее отец, да и вся ее семья, отождествляла себя с немецко-чешским народом, а немецкую культуру считала своей. Внезапно все это у нее отняли. То, что казалось богатым и разнообразным наследием, внезапно стало безжизненным. О, бесконечно изменчивая идентичность!

Юдиту мучили кошмары. Всепоглощающий ужас охватывал ее, ее семью и весь ее род, и она просыпалась в поту.

Каждый раз в разговорах с ней отец старался успокоить ее, призывал не зацикливаться на темных мыслях, напоминал об опасности такого состояния. А она пыталась заставить его поверить, что ее страхи вполне обоснованы, что мир уже не такой, каким был раньше, и охватившие ее тревоги и подозрения отнюдь не иррациональны. Наоборот, ее страхи были разумными и объяснимыми.

Была еще одна важная деталь в их разговорах с отцом: успокаивая ее, он старательно избегал одного факта, да и она не упоминала об этом.

Нервный срыв. Ее нервный срыв.

Психическое расстройство настигло Юдиту Блохову во время учебы. Оно было связано с воображаемыми угрозами, которых на самом деле не было. Она излечилась, но это чертово расстройство навсегда разрушило ее репутацию. Так что теперь, когда угрозы стали реальными, никто не прислушивался к ее предупреждениям.

Казалось, все вдруг ослепли и не видят того, что так очевидно. Все чувствовали, как в обществе постепенно накапливается жестокость, но не понимали, что эта жестокость переросла в запредельную злобу. Совсем как дети – видят облака, но не могут предсказать шторм.

Газеты кричали о подробностях Нюрнбергских расовых законов, принятых немцами месяц назад, в сентябре 1935 года, запрещающих все отношения между евреями и не евреями. Для евреев вводились ограничения на образование, род занятий и социальные взаимодействия. Юдиту расстраивало, что она не смогла убедить своего отца в том, что в этом медленном и необратимом разделении человечества на евреев и не евреев кроется неминуемая опасность для представителей ее национальности.

Учитывая все это, Юдита Блохова оценивала каждого нового человека на своем пути как потенциальную угрозу. Но Косарек ей понравился с первого взгляда, да и он не стал скрывать, что она ему нравится. Разве это не значит, что он не заражен общим безумием?

Сегодня вечером. Сегодня вечером она спросит у отца о Косареке, когда позвонит ему.