Аспект дьявола

В конце концов он справился с этой чертовой рубашкой, усадил Скалу в кресло, вывез в коридор и чуть ли не рысью бросился в сторону башни. Дважды он останавливался, потому что ему казалось, что он слышит звук шагов, в третий раз он остановился для того, чтобы открыть и запереть за собой дверь перехода.

Юдита ждала его у комнаты для сеансов. Она жестами показывала ему, что нужно поторопиться. Однако угол наклона пандуса и вес Скалы не позволяли быстро управлять креслом, и в какой-то момент Виктору показалось, что он не справится и коляска с грохотом покатится вниз.

Юдита, увидев, что Виктору нужна помощь, бросилась вниз. Вдвоем они кое-как завезли кресло со Скалой в комнату, после чего Юдита обеими руками осторожно закрыла дверь и повернула ключ в замке.

Вдруг они ощутили, что попали в иной мир. В комнате было темно. Эта темнота была всепоглощающей, такой, какую искал одержимый художник в истории Доминика Бартоша. Юдита осознала, что они с Виктором заперты в полной темноте с маньяком, на счету которого бесчисленное количество убийств. Ее все сильнее охватывала паника.

Комнату осветила вспышка пламени от зажигалки Виктора, по стенам заплясали извивающиеся тени. Он нашел настольную лампу и включил ее.

– Помоги мне переложить Скалу на кушетку. Нужно пристегнуть его.

– А как насчет смирительной рубашки? Ты же не собираешься ее снимать?

Виктор взглянул на пациента, который начинал шевелиться, хотя лекарства еще действовали.

– Мы оставим его в рубашке и привяжем лодыжки к кушетке. Он не сможет причинить нам вреда.

Юдита взяла Скалу за ноги, а Виктор за плечи, и они с трудом перетащили его из кресла-каталки на кушетку. Юдита тут же затянула ремни на мясистых лодыжках.

Они постояли немного и отдышались. В глазах обоих светилась решимость. Затем Виктор подготовил небольшую дозу стимулятора, чтобы Скала мог прийти в себя и говорить. Он постоял минуту с поднятым в руке шприцем.

– Ты готова?

– А ты? Ты уверен, что хочешь пройти через это? – спросила она, мягко дотронувшись до его руки.

– Я должен узнать, – сказал он. – Я должен все выяснить.

Помрачневшая Юдита кивнула и включила магнитофон.

Виктор осторожно ввел Скале стимулятор, ровно столько, чтобы он мог прийти в сознание.

– Войтич, – позвал он пациента. – Войтич, вы меня слышите?

Скала невнятно забормотал, открыл глаза наполовину и снова закрыл. Все тело было безвольным. Наблюдая за ним, Юдита не могла представить, как в таком состоянии он сможет сказать что-то сам, а тем более от лица Хоббса.

– Слишком сильная доза наркотиков, – прошептала она. – Он неспособен…

Виктор с нетерпением покачал головой и снова повернулся к Скале.

– Войтич… Мне нужно поговорить с мистером Хоббсом. Мне нужно, чтобы мистер Хоббс вернулся, понимаете?

Минуту все молчали. Затем тишину прервали два звука. Первым прозвучал голос, знакомый Юдите по записям, – низкий и гулкий, от которого сжималось все внутри.

– Я здесь, Виктор. Я обещал, что вернусь, – сказал мистер Хоббс. – Помните, я говорил вам, что у меня есть незаконченное дело.

Второй звук был пронзительно-оглушительным. Он отозвался эхом в сводчатом потолке круглой комнаты.

Это кричала Юдита.





8


Снег снова сменился дождем. Сугробы покрылись корочкой наста, и перед трамвайным депо в Страшнице блестели маслянисто-черные лужи. Грязный снег, собранный в кучи, лежал по обочинам, линии трамвайных путей переплетались, образуя причудливый серебряный узор на брусчатке.

Антон Зауэр был человеком крепким. Одет он был в комбинезон, под которым виднелся толстый свитер. Он вышел из депо и направился к Смолаку и Новотны, поджидавшим его у входа.

Лукаш Смолак показал Зауэру свой полицейский жетон.

– В чем дело? – Зауэр говорил по-чешски с сильным немецким акцентом. Его глаза сузились.

Смолак объяснил, что они хотели бы поговорить с ним об инциденте возле бара.

– Так это не за мной нужно охотиться, а за другим, – решительно сказал он и, потянув за рукав свитера, показал белую повязку на предплечье. – Двенадцать стежков потребовалось. Шрам останется на всю жизнь, так сказал доктор. Так что это не меня вы должны искать, а этого ублюдка…

Смолак поднял руку и остановил Зауэра.

– Мы как раз его и ищем. Вы мне интересны только как свидетель.

Зрачки Зауэра расширились.


– Я так и знал! Я сразу понял, что он способен натворить дел. Если бы вы видели его, если бы вы видели его глаза. Он был готов убить нас всех. Я могу описать его. Я очень хорошо рассмотрел его и никогда не забуду.

– У нас уже есть его описание, – сказал Новотны и стал зачитывать вслух, раскрыв записную книжку.

Смолак внимательно наблюдал за лицом Зауэра.

– Что-то не так? – спросил он, когда сержант закончил читать. – Разве что-то неправильно?

– Да он совсем другой! Мужик, который ранил меня, выглядел по-другому. Где вы взяли это описание?

– Оно составлено со слов его друга, – ответил Новотны.

– Друга? – вылупил глаза Зауэр.

– Да, друга, который был с ним той ночью в баре, а затем на улице, – кивнул Смолак. – Он пытался успокоить и остановить его.

Зауэр покачал головой и пробормотал раздраженно:

– Не понимаю, о ком вы говорите? Не было там никакого друга. В ту ночь с ним никого не было. Он был один.

– А в баре? В баре с ним был друг? – спросил Смолак.

– И в баре он был один. Мы вышвырнули его на улицу, потому что он разговаривал сам с собой, а нас называл кроутами, скопчаками, в общем, по-дерьмовому. У него совсем, видно, сорвало крышу. Он напал на нас, и мы выгнали его. Он ждал нас снаружи, спрятался в тени. Мы вышли, и он набросился на меня.

– То есть вы уверены, что он был один? – спросил Смолак.

– Абсолютно уверен. С ним никого не было, и я хорошо разглядел его. Он выглядел совсем не так, как вы описываете.

Смолак обменялся взглядами с Новотны. Детектив-сержант выглядел смущенным, он ничего не понимал.

– В таком случае, – сказал Смолак, – попрошу вас описать обидчика, герр Зауэр.

Тот описал.

Стоя под холодным дождем перед входом в трамвайный парк и слушая водителя трамвая, Лукаш Смолак чувствовал, как внутри поднимается обжигающая темная волна. Он схватил Новотны за локоть и потащил к припаркованной машине.

– Нам нужно добраться до Орлиного замка, – сказал он на бегу. – Срочно.





9


Юдита подавила крик, прижав ладонь ко рту. Она застыла, ее способность двигаться и рассуждать прервалась вместе с криком. Это было очень страшно – услышать вживую голос Хоббса, который она слышала только в записи, набирая на пишущей машинке все, что он произносил.

Она посмотрела на Скалу: тот лежал на кушетке с закрытыми глазами, его губы слегка шевелились, но сам он не двигался, глаза его были закрыты. Голос Хоббса исходил не от него.

– Я не знаю, чему ты так удивляешься, – сказал Хоббс, и она, не желая верить в это, повернулась к Виктору. Он злорадно улыбался, а его жесткая красота превратилась просто в жестокость. – Подумай сама, как одним и тем же голосом могут говорить разные пациенты? И разве может одна и та же сущность жить в разных телах? Ты действительно так глупа? Старый дурак Романек поверил в существование неких психиатрических вирусов, чтобы объяснить это. Неужели никто из вас не подумал, что единственным человеком, единственным, кто присутствовал каждый раз, когда я говорил, был Виктор Косарек? Никто не видел, как я появлялся, вы только слышали мой голос в записи.

– Виктор, – умоляюще пролепетала Юдита. – Виктор, тебе нужна помощь. Позволь мне уйти и позвать кого-нибудь.

– Я не Виктор, – услышала она. – Ты знаешь, кто я. Я не притворство, я не суеверие – я реальность. Виктор Косарек – одно из моих обличий. Никто из вас не обнаружил этого, хотя, впрочем, были и исключения. Этот псих на железнодорожной станции Масарик, ну, тот, кого застрелили, – он узнал меня. У него был дар, способность видеть меня и мне подобных, но у него не хватило ума скрыть этот дар, поэтому его приняли за сумасшедшего и застрелили. Но он сразу понял, кто я. И эта старая ведьма в деревне, Ружена, она тоже видела меня таким, какой я есть на самом деле. И Леош Младек, Клоун, видел меня сквозь маску Косарека. Он сказал мне, что знает, кто я, и я – я! – заставил его сделать грим Арлекина. Мне хотелось, чтобы он ощутил себя на моем месте. Но все остальные были слепцами.

Юдита лихорадочно огляделась, хотя знала, что отсюда не убежать, эта башня была заколдованной.

– Ты убил Младека из-за этого? – спросила она, пытаясь взять себя в руки. Она решила, что ей нужно поддерживать разговор с Виктором, то есть с Хоббсом. По крайней мере, так она потянет время… до чего? – На самом деле Клоун не нападал на тебя?

– Ты что, не слышала, что я сказал? Он видел меня таким, какой я есть. И он наскучил мне своими утомительными уверениями в собственной невиновности. Он обвинил меня в том, что это я проделал все эти мерзости с глупыми детишками, не понимая, что внутри него заперт его собственный демон. Младек боялся меня, и когда я приказал ему снова стать Арлекином, он сделал, как я велел. А затем я разбил его голову об пол. Нет, Младек не нападал на меня. Но твой любовник, я о Косареке говорю, думал, что все было иначе. Он все помнит так, как я ему говорю. На этот раз, например, он вспомнит, как его избивал Скала, оправдывая свое прозвище Демон. И он будет помнить все те ужасные вещи, которые Демон проделает с тобой. Они запечатлятся в его подкорке навсегда, но он так никогда и не узнает, что я использовал его тело, чтобы выпотрошить тебя. О нет, он будет помнить, что это сделал Скала, но не он по моему приказу.

Юдита посмотрела на магнитофон. Катушки все еще вращались. По крайней мере, останется запись. По крайней мере, после ее смерти, после того, как они найдут ее тело, все узнают правду.

– Я не понимаю, – сказала она, все еще пытаясь вести разговор, хотя и знала, что шансов нет, – путь к единственной двери был перекрыт: Хоббс, он же Виктор, отрезал ей путь к отступлению. – Я не понимаю, как долго ты был частью Виктора?

– Суеверия имеют под собой основания, девочка. Чтобы дьявол переступил порог, его нужно пригласить. Виктор пригласил меня войти. Он нашел меня и разбудил от долгого сна. Я не могу вспомнить этого отчетливо, возможно, я в то время отдыхал между жизнями на дне Чертова озера. Там мне самое место, не так ли? Мы с Виктором встретились на Чертовом озере, наверное, так.

– Ты говоришь о несчастном случае? – спросила Юдита, продолжая судорожно обыскивать комнату взглядом в поисках какого-нибудь предмета, чтобы защититься. – Ты имеешь в виду тот день, когда утонула твоя сестра?

– Не моя сестра – его. Но да. С того времени.

Юдита поняла – травма от потери любимой сестры и послужила катализатором раскола личности. Пустота и боль будто топором разрубили идентичность Виктора. Она вспомнила свой собственный срыв, из-за которого пришлось оставить учебу. Ей помогло не столько лечение, сколько то, что она справилась с собой волевым усилием. Значит, теперь ей нужно воззвать к воле Виктора.

– Я хочу помочь тебе, Виктор, – сказала она. – Я очень хочу увидеть, как ты выберешься из этого. Я…