Аспект дьявола

– Принесите мне пикротоксин из аптеки, – закричал Виктор. – Три ампулы. Немедленно!

Он навис над пациентом, вновь пытаясь привести его в сознание при помощи болевого стимула. Но Павел Зелены лежал неподвижно, постепенно уходя из жизни.

«Так вот, – подумал Виктор, – где скрывается дьявол».

На грани смерти.





17


В комнате витали отголоски сеанса – работал магнитофон. Виктор смутился, услышав эхо собственного голоса, но еще больше его взволновал низкий голос «мистера Хоббса», резонирующий от стен.

Когда запись подошла к концу, Виктор повернул неуклюжий бакелитовый рычаг, чтобы выключить режим воспроизведения. У стола собрались профессор Романек, доктор Платнер и Юдита, собираясь обсудить услышанное.

– Но это невозможно, – профессор Романек невидящим взглядом уставился на пустую кушетку. – Вы говорите, в самом начале звучал английский? Простите, я вообще не говорю по-английски.

– Я сам едва говорю по-английски, но это был превосходный английский, – ответил Виктор. – Откуда простой дровосек из Силезии мог его знать?

– И еще немецкий, – подхватил Ганс Платнер; его лицо было непроницаемым, как и Романек, он, не отрываясь, смотрел на пустую кушетку, как будто она могла дать ответ. – Вы заметили, как он говорит по-немецки? Это речь культурного, образованного человека, возможно даже немного старомодная. А что, если Зелены не тот, за кого себя выдает?

– Я не понимаю… – пробормотал Романек.

Платнер обратился к Виктору:

– Верите ли вы, что все, что мы только что услышали, – это голос дьявола в уме Зелены? Ваш так называемый дьявольский аспект?

– Я не знаю, – нахмурился Виктор. Правда заключалась в том, что, испытав восторг открытия, он начал испытывать сомнения. – Но я верю вот во что: что бы это ни было, в этой записи мы услышали нечто очень важное.

– Давайте на мгновение признаем, что вы правы. Будь это аспект дьявола или какой-то другой аспект психики пациента, так называемый мистер Хоббс не может знать или делать то, чего не может знать или делать Зелены.

– Полагаю, это так…

Платнер снова обратился к Романеку:

– Тогда то, что мы услышали, является продуктом разума Зелены. Делаем вывод: Зелена свободно изъясняется на английском и немецком языках, значит, он не может быть простым дровосеком, которым притворяется.

– Тогда кто же он? – спросил Романек.

Платнер пожал плечами.

– Я не знаю. Но вы же помните, какие жуткие преступления он совершил. Возможно, он совершал преступления и раньше, а потом затаился, скрывался под вымышленным именем. Возможно, настоящий Зелена был убит, возможно, тот кого мы держим здесь, – образованный, культурный, но душевнобольной человек, скрывающийся под личиной простого лесоруба.

– Не думаю, что это вероятно… – возразил Виктор.

– Отчего же? – Платнер выглядел удивленным. – Я, было, подумал, что вы первый признаете такую вероятность. Скрываясь от полиции или правосудия, Зелены скрылся от самого себя. А может быть, он страдает истерической амнезией и действительно не помнит, кем был раньше.

Виктор задумчиво кивнул.

– Состояние фуги…[43] Да, может быть. Если подумать, это единственное разумное объяснение на данный момент. Вы правы, доктор Платнер, утверждая, что любой аспект разума Зелены, включая дьявольский, может быть только аспектом его разума. Мистер Хоббс не может знать больше, чем знает Зелены.

– Вы говорили с Зелены о том, что произошло? – спросил Романек.

– Да, говорил, – ответил Виктор. – Сразу же, как только удалось привести его в сознание. Я даже включал ему отрывки записи. Он ничего не помнит. И он клянется, что это не его голос. Мне показалось, он был искренне поражен и напуган.

– Может быть, он боится столкнуться с чем-то, что запрятано глубоко внутри него? – предположил Платнер. – Какая-то тайна из прошлого… другое его обличье или событие, сильно повлиявшее на него?

– Но у нас есть его личное дело, – возразил Романек. – Мы знаем, где и когда он родился.

– У него есть родители или братья-сестры, которые могли бы его опознать? – спросила Юдита.

– Нет, – ответил Виктор. – Никого из родственников у него не осталось, а жена и дети, как мы знаем, убиты. К управляющему обращаться бесполезно – он знает его только с тех пор, как он начал работать в лесу.

– Поэтому, вполне возможно, что настоящий Зелены зарублен и похоронен в лесу, – сказала Юдита. – Посмотрим правде в глаза, наш пациент не похож на простого лесоруба. Может быть, он где-то встретил настоящего Павла Зелены, прежде чем поселиться в лесу.

– Убил его и занял его место? – Тон Виктора был скептическим. – Все это кажется очень надуманным.

– Не более надуманным, – сказал Платнер, – чем неграмотный лесник, говорящий на английском и языке Гёте…

– Так что же нам делать? – спросил Виктор.


Вопрос повис в воздухе. Профессор Романек нарушил молчание:

– Продолжайте сеансы с ним. Посмотрим, сможете ли вы снова выманить из него личность этого Хоббса. К нам должен приехать детектив из Городской полиции Праги, чтобы допросить Михала Мачачека. Думаю, было бы неплохо обсудить с ним дело Зелены: узнаем, ищут ли они кого-нибудь, кто подходит под описание. Кого-нибудь, кто был в бегах последние десять лет.

Виктор кивнул. Все некоторое время стояли в тишине, пораженные тем, что услышали.

– Ну, доктор Косарек, – вновь прервал молчание Романек, – доказали вы свою теорию или нет – сейчас не важно, но одно можно сказать наверняка: вы, безусловно, открыли что-то темное.





18


После сеанса с Зелены Юдита и Виктор впервые занялись любовью.

Он пришел к ней в комнату почти сразу. Оказалось, Юдита приготовила маленький ужин на двоих. По правилам клиники персоналу не разрешалось хранить провизию в комнатах, но Юдита, невзирая на запреты, купила у трактирщика мясо, сыр, хлеб и бутылку вина.

Вино и разговоры смягчили поначалу возникшую неловкость. Общаться было легко. Им казалось, что они знают друг друга целую жизнь, а не несколько недель.

Неловкость вернулась, когда Виктор притянул к себе Юдиту и поцеловал ее. Она ответила на поцелуй со страстью, близкой к горячности, и их любовные ласки были внезапными и стремительными. Виктору понравилась страстность Юдиты, но что-то в почти неистовом рвении, с которым она занималась любовью, беспокоило его. Казалось, она отчаянно цеп лялась за жизнь, которая вот-вот может ускользнуть.

После этого они лежали в постели, курили и разговаривали.

Виктор все время возвращался мыслями к сеансу.

– Как же странно, – размышлял он. – Я так и не понял, что произошло. Хотя психиатрия по определению имеет дело со странностями.

– Послушай, я никогда не спрашивала тебя… Почему ты стал психиатром? – вдруг спросила Юдита.

– Почему? – Виктор пожал плечами. – Не знаю, наверное, это была случайность. Эта дисциплина была мне интересна.

Она склонила голову на бок и поддразнивающе улыбнулась.

– Возможно, я тебя еще недостаточно хорошо знаю, но мне кажется, что ты не из тех, кто делает что-то случайно. У тебя все разложено по полочкам, ты подо все подводишь обоснование. Ну-ка, доктор Косарек, признавайтесь, какова реальная причина? Почему вы решили провести свою жизнь, погружаясь в самые темные уголки человеческой психики? Могу поспорить, в этом есть какой-то страшный секрет. – Увидев выражение лица Виктора, она тут же сменила тон: – Прости, я не должна была шутить…

Виктор покачал головой.

– Да нет, все нормально. Честно говоря, я стараюсь поменьше вспоминать об этом, но ты угадала, я точно знаю, почему стал психиатром. Дело в том, что моя мама страдала от депрессии. Величайшая из великих печалей… В конце концов она покончила с собой. Она повесилась, а я обнаружил ее. Я был тогда мальчиком…

Юдита села на кровати, прикрыв грудь.

– О боже, Виктор… Мне не стоило…

– Все нормально, – повторил он и грустно улыбнулся, – это было давно. Но, понимаешь, я хотел разобраться, что заставило ее покончить с собой. То есть причина была… Это было связано с тем, что случилось с моей сестрой.

– С твоей сестрой?

– Да. У меня была младшая сестра, Элла. Она погибла в результате несчастного случая, когда ей было семь лет. Утонула. Мама винила себя, она не смогла справиться с поглотившими ее чувствами. Хотя у нее был я…

– Ох, Виктор, я… я не знаю, что сказать. Я так виновата. Я не должна была шутить…

– Не бери в голову, – он улыбнулся, но глаза оставались мрачными. – Я давно смирился с этим.

– Мой отец знает об этом? – спросила Юдита.

– Да, знал. Как и доктор Юнг. Первый вопрос, который они оба задали мне: «Почему вы интересуетесь психиатрией и психоанализом?» Доктор Юнг говорил, что психиатрия способна ответить на любой вопрос любого человека. Но самый сложный вопрос – это личный вопрос к себе самому. Я думаю, он прав.

Некоторое время они молчали. Юдита положила голову Виктору на плечо. Постепенно преодолевая неловкость, они возобновили разговоры о жизни в клинике. Заговорили о Кракле, который становился все менее сдержанным в демонстрации своих антисемитских взглядов.

– Хочешь, я поговорю о нем с профессором Романеком? – спросил Виктор.

– Романек ничего не может сделать, – вздохнула Юдита. – Кракл – нацист, а их все боятся. Никто не хочет наживать врагов среди них – а вдруг они окажутся у власти. То, что происходит в Германии, происходит и у нас. Таких, как Кракл, много, и они могут победить.

– Я не боюсь Кракла и таких, как он. Я сам поговорю с ним.

Юдита замотала головой.

– Нет-нет, не делай этого! Это только усугубит ситуацию.

– Мы не можем позволить Краклу…

– Не вмешивайся, – перебила она. – Готов ли ты принять это или нет, единственное, что сейчас можно сделать, это бежать из Чехословакии, бежать из Европы. Для таких, как я, это единственный шанс на спасение.