Апокриф. Давид из Назарета

– Мы ничего не изучали! – не выдержал Давид. – Сколько тебе раз нужно повторять? Мы не шпионы, а подкрепление!

Варавва разразился хохотом и склонился над юношей.

– Это ты-то – подкрепление, ты, получеловек? – насмешливо произнес он.

– Большим людям можно точно так же пустить кровь, как и маленьким, – ответил Давид.

Варавва только милостиво улыбнулся, внимательно рассматривая его. Что-то в этом мальчишке показалось ему знакомым.

– Как твое имя, мальчик?

– Давид. – Выдержав паузу, он добавил: – Из Назарета. И я не «мальчик».

Варавва был так потрясен, что онемел. Неужели же это?.. Взгляд этого мальчика напоминал ему… другой взгляд, который он не мог забыть. Ему потребовалось некоторое время, чтобы голос снова вернулся к нему, и тогда он спросил:

– Так ты – сын Иешуа из Назарета, да?

– Которого римляне распяли вместо тебя. Моим дядей был Шимон бен Иосиф, такой же зелот, как и ты. Я был его учеником, и он познакомил меня с вашим миропониманием и вашими боевыми искусствами. Вот почему я считаю, что мое место здесь.

– Твое-то, может быть, и здесь, а вот его… Он тоже «подкрепление» или это твой пленник?

Казалось, Лонгин язык проглотил при виде Вараввы.

– Это опытный воин, – ответил Давид. – И очень грозный. Он не раз спасал мне жизнь. Его советы будут тебе очень полезны. Он – трибун и военачальник римской армии. Их стратегия для него не тайна.

– У тебя прекрасный защитник, римлянин, – отметил Варавва. – Ты собираешься сражаться со своими одноплеменниками на нашей стороне?

– Ради того, чтобы его защитить, я буду сражаться со всеми народами мира, – отозвался центурион.

Варавва задумчиво кивнул и подал знак своим людям освободить пленников. Потом он пристально посмотрел в глаза юноши.

– Я в долгу перед твоим отцом, Давид из Назарета. Но… неужели ты хочешь, чтобы я расплатился по нему, предлагая тебе умереть на этой скале?

– Я пришел сюда не смерть искать, а по велению судьбы. Я должен изгнать римлян с Земли обетованной. Вы ведь это собираетесь делать, не правда ли?

Варавва смерил его взглядом, потом протянул руку, произнося:

– Добро пожаловать к безумцам, брат мой!

Как только Давид и Лонгин сошли по каменной лестнице на дозорный путь Гаризима, им открылось все устройство крепости. Стены были соединены между собой проходами, которые также вели к многочисленным хозяйственным постройкам и емкостям с водой. В крепости было восемь оборонительных башен.

На центральном дворе, словно Троянский конь, гордо возвышалась гигантская золотая статуя Калигулы. Она сверкала на солнце и давала благотворную тень, в которой прятались осажденные и ожидавшие своей очереди стоять на вахте.

Из бойниц Лонгин наблюдал, как римляне готовятся к осаде. Размещение осадных машин помогало ему понять, какие места крепости противник считал слабыми. За ширмами, сплетенными из ветвей грецкого ореха, сотни рабов-иудеев строили гигантские пандусы, чтобы осадные башни можно было переместить прямо под крепостные стены. Построенные с каждой стороны пандуса галереи, покрытые шкурами животных, обеспечивали защиту рабочих от метательных снарядов. И наконец, вокруг крепости был устроен целый лабиринт защитных галерей, чтобы помешать осажденным совершать вылазки.

– Сколько им еще понадобится времени? – поинтересовался Варавва, подходя к Лонгину и Давиду, стоящим у края стены.

– Два или три дня, – ответил центурион. – А если они пригонят больше работников, то и того меньше.

– Подумать только, наши собратья строят эти пандусы! – вздохнул Досифей.

– Не заблуждайтесь на этот счет, – сказал трибун. – На этих работах задействованы не только рабы. Каждый римский солдат – это или плотник, или землекоп. Большая часть легионеров – бывшие крестьяне или ремесленники, и каждый из них может выкопать до шести куллеев[45] земли всего лишь за два часа.

Варавва и Досифей обменялись мрачными взглядами.

Вблизи крепости не было ни одного деревца, которое могло бы дать легионерам хоть немного тени, поэтому им приходилось готовиться к осаде под палящим солнцем. Это было занятное зрелище для Давида, который никогда прежде не видел, чтобы было задействовано столько рабочей силы. Его сердце так сильно забилось в груди, что ему стало трудно дышать. Непривычное сочетание волнения и страха охватило его. Он внезапно осознал реальность предстоящей схватки и ее абсурдность. Племена Израиля наконец-то объединились, чтобы сказать «нет!» оккупантам. Не для того, чтобы вместе править страной, а чтобы не позволить идолу проникнуть в их Храм. Мечта дяди Шимона осуществлялась прямо у него на глазах, но что станет с этим союзом после битвы? Тысячи жизней будут принесены в жертву, в том числе и его собственная. Неужели Всемогущий лишил жизни его близких для того, чтобы он принял участие в этом истреблении людей? Но это бессмысленно!

Он закрыл глаза и попытался открыться для Духа Божьего, чтобы заполнить пустоту, которую он ощущал в душе. В душе, которая не могла никому подарить любовь, в душе, которая не знала ничего, кроме страданий. Зло всегда проникает в пустоту, – напомнил ему призрак Шимона в пустыне. Неужели Зло поселилось в нем?

На несколько мгновений его дух оказался подвешенным между небом и землей, и его единственным товарищем был шум ветра. Все остальные звуки как будто отдалились. Каждый его вдох был похож на мольбу, так ему нужно было получить ответы на свои вопросы. И тут он почувствовал, как дрожь пробежала по всему телу.

В это самое мгновение он и увидел ее.

Ей, наверное, было лет четырнадцать, не более. Длинные черные волосы, заплетенные в косу, доходили ей чуть ли не до талии. У нее была золотистая кожа, как земля Палестины, а ее голубые глаза-миндалины были полны сострадания. Под крытой галереей ессеев, где был обустроен временный госпиталь, она, не зная отдыха, ухаживала за ранеными у подножия Гаризима при отступлении зелотов в крепость. Белая туника девушки была покрыта пятнами крови ее пациентов, что свидетельствовало о том, что она вся отдавалась работе.

Склонившись над юношей, тяжело раненным в живот, она, как могла, собрала его внутренности и стала зашивать широкую рану. Но, как только ее пациент пришел в сознание и стал брыкаться и кричать, юная ессейка бросила иголку и попыталась успокоить его. Она осмотрелась в поисках того, кто мог бы ей помочь, и заметила Давида, не отрывавшего от нее глаз.

– Ты можешь мне помочь? – крикнула она, задыхаясь.

– Э-э… Ну разумеется! – пробормотал он, глядя на нее словно завороженный.

Приобняв ессейку, чтобы поддержать ее, он увидел, что раненый – легионер.

– Ты бы лучше занялась нашими, а не использовала свои умения, чтобы спасать этих римлян.


– Это раненый, – сказала девушка, поднимая иголку. – А у раненых нет родины. Держи его покрепче, ну-ка!

Давид налег всем своим весом на солдата, чтобы тот не мог двигаться, и снова спросил:

– А сколько наших убил этот твой без роду без племени?

– Столько же, сколько наши убили его соплеменников, – ответила она, продолжая заниматься своим делом. – Этому парню не распороли бы живот, если бы наши не украли статую его императора.

– Ему бы не распороли живот, если бы он остался дома.

Не будучи больше в силах удерживать легионера, Давид хорошенько стукнул его кулаком. Ессейка, не ожидавшая этого, одарила его взглядом, в котором смешались упрек и признательность.

– Этому парню столько же лет, сколько тебе и мне, – сказала она. – Он крестьянский сын. Его насильно сделали солдатом. Еще неделю назад он держал в руке мотыгу, а не меч.

– Я не имею ничего против него лично, но…

– И поэтому ты помог зашивать ему рану, – насмешливо перебила она Давида.

Она поднялась и пошла мыть руки в тазу. Разозлившийся Давид последовал за ней и снова набросился на нее с вопросами:

– Что же ты предлагаешь сделать, чтобы избежать войны? Сдаться римлянам? Поклоняться Калигуле вместо нашего Бога?

– А что предлагаешь ты? Убить Калигулу?

– Если он не сунется к нам, то нет.

Она засмеялась, удивляясь тому, что еще способна смеяться.

– Чего ты? Что я сказал такого смешного?

– Ты галилеянин, не правда ли? – спросила она, вытирая руки куском материи.

– Какое это имеет значение?

Она кивнула, соглашаясь с тем, что это сейчас не важно, и улыбнулась. Они долго смотрели друг на друга.

– А ты? Откуда ты родом?

– Из Иудеи.

– Меня зовут Давид, я из Назарета, – сказал он, протягивая ей руку. – А тебя как?

– Мия. Я из Вифании, – ответила она, пожимая ему руку.

– Кто научил тебя врачеванию, Мия из Вифании?

– Один римлянин, – ответила она лукаво и ушла прочь.

Давид смотрел ей вслед. Он полюбил ее с первого взгляда, и чувство его было столь сильным, что он не смог бы выразить его словами.





58




При любой осаде крепости римской армией всегда находились желающие подзаработать, продавая солдатам товары первой необходимости. Среди людей, паразитирующих на войне, встречались и торговцы всякой дрянью, шарлатаны, предлагающие чудодейственные средства, приблудные проститутки и даже нищие, копающиеся в куче отбросов, которая все время росла возле лагеря легионеров. Обычно они появлялись через пару недель после установки лагеря. Эти люди ни от кого не зависели и находили свое место вблизи расположения военных так же быстро, как зараза, попав на тело. Их присутствие означало, что все в порядке, а уход был дурным предзнаменованием.

Когда Пилат вышел из своей палатки, его уже ждали Луций и Макрон вместе с двумя знаменосцами. Прокуратор и его соперник обменялись короткими приветствиями и направились в сторону лагеря.

– Как спалось, преторианец?

– Не очень хорошо, – ответил Макрон. – Этой ночью мы лишились тридцати иудеев и двух первоклассных легионеров, занимавшихся подготовительными работами. Обвалился пол одной из башен.

– В результате обстрела, произведенного неприятелем?

– Нет. Пока бунтовщики воздерживались от обстрелов своих собратьев.

– А заболеваемость?

– У десятка человек лихорадка, у пятерых дизентерия и у одного сыпь при потении. По мнению хирурга, сорок два солдата непригодны к несению боевой службы.