Прячем лица в дыме (СИ)

Раз пихнул таблетку в рот и с усилием проглотил. Лицо учёного исказилось мукой.
— Кираз…
Он прошептал имя брата с отчаянием, со страхом. Такой шепот Раз слышал от него всего однажды — на могиле матери.
— Не говори мне ничего про это. И не называй меня так.
Дальше стоило сказать, что Раз никогда не простит Лаэрта, они уже не станут братьями. И эти самые слова никак не шли. Они встали в горле комом, и он только смотрел на учёного и больше ничего не мог сказать.
— Прости, что стал обузой, — выдавил Раз. — Я знаю, тебе было нелегко тянуть на себе учёбу, работу, дом, меня. И что так глупо полез к лекарству, и что не смог контролировать силу, и что переложил всю ответственность. Я не понимал, каково тебе пришлось, — губы тронула печальная улыбка.
Он с надеждой посмотрел на Лаэрта. Если брат сейчас скажет ответное «прости», если прозвучит это простое и глупое слово, может что-то ещё изменится. Раз не был в этом уверен, но часть от того наивного мальчишки шептала, что нужно сделать такой крошечный шажок и хотя бы сказать своё «прости».
Но в ответ прозвучало совсем другое:
— То, что я создал, способно стать лекарством от всех наших проблем. Я хочу показать тебе, что могу.
— Ты… Можешь? — выдавил Раз.
Да, Найдер узнал от Ризара, что Лаэрт владеет магией, догадка Рены подтвердилась, но тот не проявил её. Во имя всех богов, неужели он правда пошёл на это?
— Да. Я не хотел отказываться от исследований, но у меня не было денег, чтобы оплатить работу добряков, и тогда я испытал образец на себе. Кираз, теперь я знаю, как научиться контролировать магию, поверь мне.
— И какой силой обладаешь ты?
Лаэрт выпрямился, насколько позволяла верёвка, и заговорил любимым учительским тоном, так хорошо знакомым Разу:
— Возможно, ты уже знаешь, что прежде существовало три больших ордена, объединённых по характеру силы. И тебя, и меня отнесли бы к делателям — тем, кто может что-то делать с окружающими предметами или своим телом. Это не только магия, которая строится на основе прикосновений к нитям, но и просто сила, буквально-таки идущая изнутри, будь то необычные способности вроде изменения облика, дыхания под водой, телепатии и прочее.
— К делу, Лаэрт, — как можно холоднее сказал Раз. — Что ты можешь?
Голос брата хотелось слушать — он был тихим, мелодичным, и Раз чувствовал себя змеёй, заворожённой звуками дудочки. Он опять превращался в мальчишку, готового бесконечно слушать брата, но с этим наваждением стоило бороться.
— У меня нет магии как таковой, только способность. Мои органы чувств обострены, всего-то.
Раз вздохнул. Всего! Так вот какой была причина того, что Лаэрт мгновенно скрылся на поезде, что он мог свободно ходить, не опасаясь похищения или нападения, что он безошибочно предсказал появление стриженых — он чувствовал всё раньше и сильнее других.
— Так ты знал, что я за стеной? — воскликнул Раз.
— Да. Я должен был рассказать, но ты бы не стал меня слушать, глядя глаза в глаза.
— А ты бы смог рассказать, глядя глаза в глаза?
Повисло молчание. Оба знали, что ответ будет отрицательным.
— А цена твоей магии, Лаэрт? — выдавил Раз.
Брат фыркнул:
— Ты веришь, что она действительно берёт плату?
— Я сам её отдал — и здоровьем, и судьбой.
Лаэрт помолчал немного и ответил, глядя в сторону:
— Мне всего мало. Я не могу радоваться вкусному ужину или тёплой погоде, приятному разговору, удачной мысли. Мне больше не живётся спокойно, я не умею отдыхать и скорее буду не спать днями и доводить себя до исступления, но сделаю что-то большее.
Раз медленно провёл рукой по лицу. Вот и встретились две сломанные машины! И обоих уже не починить — по вине одного.
— Ты превратил меня в чудовище, себя, и сколько ещё таких чудовищ хочешь создать? Зачем, что тебе нужно на самом деле?
Лаэрт тяжело вздохнул и прикрыл глаза.
— Я знаю, что виноват перед тобой, но я попытался всё исправить. Да, ты не сможешь забыть годы в больнице и вряд ли простишь меня. Я не буду просить прощения, ведь никакие слова не исправят сделанного. Но я прошу, поверь в моё открытие и представь мир, каким он может стать.
 
— Ха, — громко, с чувством произнёс Раз.
Он совсем, совсем не понимал брата. Тот вроде бы раскаивался, но… Но что это были за слова? Раз хотел услышать проклятое «прости», однако Лаэрт не знал этого слова. Зато мог часами говорить о своём открытии. Да, он продолжил работу ради брата, а не собственной гордыни и честолюбия, да, да…
— Я уже ничего не хочу решать, Лаэрт. Мне хватило того, что сделал я и что сделал ты. Знаешь, я ведь так долго лелеял мысль о том, как рассказываю, что со мной делали в больнице, глядя тебе в глаза. И сколько же раз представлял, как твои мозги разлетаются ошмётками!
Лаэрт даже не пошевелился. Он слушал молча, внимательно, как студент на лекции — не записывал разве что.
— Но я не знал, что мстить мне стоило самому себе. Я ничего не сделаю. Мы передадим тебя завтра, и пусть другой распоряжается твоей судьбой. Мне уже просто плевать на всё, по-настоящему плевать. Я не хочу прикасаться ни к чему, что было в прошлом. Кто был, — Раз поднялся. — У меня давно другая семья.
— Я всё равно скажу, Кираз, даже если ты уже принял окончательное решение. Я не смог сказать тебе «прости» ни тогда, дома, ни сейчас. Когда я понял, что ты жив, я сразу знал, что это слово станет первым сказанным тебе. Не стало, как видишь. Может быть, я просто трус, который прячется за своими колбами да книжками, поэтому не могу сказать, не спорю. Но я правда пытался исправить ошибку, как мог. Наш выбор уже не отменить, но я хочу попытаться создать мир, в котором мы все будем чуточку свободнее и счастливее. Пытался, во всяком случае. Может, меня завтра убьют — что же, ты имеешь право отдать меня на убой. Я не буду просить снисхождения. Просто знай, для меня ты всё равно останешься семьёй. Да, я самый ужасный старший брат, и ты заслуживаешь кого-то настоящего, не меня. Но я по-прежнему готов защищать тебя.
— Но ведь защищать меня стоило от твоих экспериментов.
Раз вышел — медленно, так медленно, как только мог. То проклятое «прости» так и не прозвучало вслед.
Закрыв дверь, он взглянул на часы. До счастливых и спокойных семи тридцати ещё оставалось время, таблетки пока не подействовали — Раз по-прежнему чувствовал и смятение, и грусть, и злобу. Он снова посмотрел на часы. Сколько же ещё он так и будет высчитывать минуты, отмеряя, когда нужно принять новую дозу, а когда её действие подходит к концу?
Наверное, и правда пора прощаться со всем — с братом, с таблетками, с воспоминаниями о больнице. Было и было. Нужно ехать дальше.
Первым делом Раз зашёл в комнату Найдера. Он даже не мог вспомнить, а заходил ли туда прежде? Оша не любил, когда к нему вторгались, и предпочитал встречаться в зале или в кабинете.
Это оказалась совсем маленькая комната, в которой не было ничего лишнего: узкая кровать, письменный стол — вернее, школьная парта на одного — и раскрытая тумба с торчавшей одеждой. Раз представил, как Найдер провёл в этой комнате детство, и даже вместо школы у него только парта, и ему стало жаль оша. Он заслуживал большего. Если всё сложится хорошо, к вечеру у них появится возможность обрести любое «большее».
Найдер спал на кровати поверх одеяла, не раздевшись. Раз тронул его за плечо, и тот мгновенно вскочил, точно даже не дремал. На одной щеке остался след от руки, на которую он положил голову, на другой — ожог с остатками мази Феба. Губы распухли. В таком виде Раз ещё не видел Найдера — обычно он сам доводил людей до такого.
Несколько секунд оша смотрел на друга непонимающим взглядом, зачем процедил сквозь зубы:
— Чёрт возьми, Раз, что случилось, что ты здесь делаешь? Лаэрт сбежал?
Трость стояла в углу, и несмотря на грозный тон, без неё Найдер казался беззащитным.
— Нет, — торопливо ответил Раз, присаживаясь на край кровати. — Я просто хотел сказать, что поговорил с Лаэртом.