Прячем лица в дыме (СИ)

— А потом? — тихо спросила Рена.
Лаэрт долго молчал и начал медленно, словно не говорил, а поднимал булыжник вместо каждого слова:
— Я не знал, как уничтожить магию, как научиться её контролировать. Я даже учителей попытался найти! Она ведь, несмотря на законы, по-прежнему существует. Но я не смог. Кираз большую часть времени проводил дома, но даже так он… А что было бы после поступления? Сколькие ещё?.. Это был я виноват, но я совсем не знал, как помочь. Тогда я передал Кираза в больницу. Думал, магию вылечат, он вернётся, но врачи говорили, становится только хуже — меня ни разу к нему не пустили. А я ведь приезжал в Кион ради этого, каждые три месяца! — послышался тяжёлый вздох, даже скорее стон. — Затем Кираз сбежал. Я же знаю, что это он пустил газ на кухне и взорвал больницу. И я боюсь не того, на что он способен, а того, что он думает обо мне. Я не сказал ему правды. Но как сказать собственному брату, что тот — убийца? И разве не я дал ему оружие?
Раз медленно и с усилием провёл ногтями по лицу, точно пытался содрать кожу. Тот мальчишка не был наивным и не был предан братом. Тот мальчишка был чудовищем и заслужил боль. Он думал, что не должен доверять людям, но оказалось, доверять не стоило самому себе.
Раз нащупал на полу кубик и ногтем провёл по верхней грани — три точки. Тройкой он считал себя: твёрдой — тем, каким стал, и в то же время немного податливой — от того мальчишки, что жил раньше. Это число называли числом правды. Но никакой правды у него не было. Да и тройкой он не был — нулём, бездарным и ничтожным.
— Лаэрт… — в голосе Рены послышалась настоящая жалость.
А что чувствовать ему к брату: жалеть или ненавидеть — Раз уже не знал. Понятно было лишь с самим собой — ненавидеть, самой жгучей ненавистью, и презирать. И можно ли что-то исправить, Раз тоже не знал. Наверное, уже нет. Он и правда сломан, но его не починить. То чудовище не выросло из-за таблеток и боли — оно появилось гораздо раньше.
Да нет же, нет, нет, нет. Не могло это быть правдой. Просто не могло и всё!
Но ведь было. Раз чувствовал это кожей, знал разумом, догадывался сердцем — всё и сразу. Его жизнь оказалась неправильной, искорёженной — из-за него самого. И понимать это было также больно, как пережить больницу.
«Биллион, биллиард, триллион, триллиард» — Раз никак не мог подобрать нужное число. Что шло дальше? Наверное, уже не было тех чисел, которые могли успокоить.
Он повертел кубик в руках, поднялся и на ощупь нашёл дверь. Нельзя сидеть здесь вечность. Не появятся новые числа, не появятся решения или ответы, но с каждой секундой он будет всё сильнее превращаться в того мальчишку, пугливого и глупого. Того, который не знает сам себя. А чтобы узнать, нужно выйти и встретиться лицом к лицу.
Раз открыл дверь и шагнул внутрь комнаты. На несколько секунд он зажмурился, а когда глаза привыкли, увидел Лаэрта. Они уставились друг на друга, и Разу казалось, он видит в зеркале самого себя — только более взрослого и темноволосого.
Вспомнилось: дальше шли квадриллион, квадриллиард и квинтиллион. Но их было мало. Он больше не мог положиться на числа — весь этот хаос оказался сильнее их, в какой бы системе они ни выстраивались.
Лаэрт, как будто, совсем не изменился. Да, стал старше, мужественнее, обзавёлся щетиной, но хмурился и поджимал губы с таким знакомым видом. Серые глаза по-прежнему напоминали северное небо, и даже волосы топорщились, как раньше. А на правой руке Раз увидел чернильное пятно — такое маленькое, что едва разглядишь. Но он разглядел. Он знал, что оно будет.
И всё внутри так предательски дрогнуло и запросилось шагнуть навстречу.
Но Раз знал, что делать шаг нельзя ни в коем случае. Сначала нужно узнать. Вдруг в слова брата всё же закралась ложь, вдруг он не… Вдруг Раз не… Но как бы то ни было, тот «яд» дал ему Лаэрт — проклял быть чудовищем и убивать. История началась из-за него, и этого тоже не отменить.
— Кираз, — едва слышно прошептал Лаэрт.
Тот, опустив руку в карман, крепко сжал игральный кубик и холодно произнёс:
 
— Ты пойдёшь со мной, брат.
Лаэрт шагнул вперёд, но Раз резко вскинул руку, чтобы не подпустить к себе, и тот отшатнулся:
— Не бойся, у меня нет магии, — на лице появилась грустная улыбка. — Я же лечусь, как ты и хотел.
— Хорошо, Кираз, — твёрдо ответил Лаэрт, смотря брату в глаза. — Я пойду с тобой.
  
22. Только одно племя и одно дело
 
Бело-красный камзол жал в плечах. Хотелось сбросить его и спрятать как можно дальше, что бы никто не увидел в таком виде. Вместо этого Найдер приосанился, стараясь держаться также, как остальные музыканты.
Когда распорядитель дал команду, и они начали занимать свои места, Оксан шепнул:
— Ну иди, парень. Если что, указывай на меня.
Кивнув, Найдер вылетел из зала. Первые гости ещё только начали появляться, и они даже не обратили внимание на спешащего.
Разу и Рене направили приглашения, а вот о себе оша пришлось побеспокоиться, и в этом помог список коллективов, которые должны были выступать на приёме. Среди факиров, акробатов, фокусников, наездников, только у музыкантов был шанс на то, что Найдер сойдёт за своего. Глава оркестра не устоял перед красотой линиров и охотно «принял» новичка.
— Эй ты, — послышалось от входа.
Слуга в золотой ливрее с презрением уставился на Найдера.
— Ты что здесь делаешь? Твоя братия во дворе, выметайся.
«Братия!» Надо же, какой вежливый. Так прилично сказал об оша, которые готовили в саду выступление на лошадях, вот уж спасибо. На лице появилось холодное выражение, Найдер отчеканил:
— Я с оркестром, — в доказательство он протянул скрипку, а руку, держащую трость, завёл за спину.
С ещё большим презрением слуга ответил:
— Ну вот и иди в зал. Смотри у меня, я слежу за тобой! Пропадёт что — мигом тебя сдам.
Найдер вернулся, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Он обернулся — мужчина пристально следил за ним. Ублюдок чертов. Но пусть хоть все глаза высмотрит.
Оша снова присоединился к музыкантам, простоял с ними минуту, затем обогнул сцену и скользнул за белое полотно, скрывающее дверь. Он миновал коридор, которым пользовались слуги, затем вернулся в гостевую часть.
Найдер увидел, как Лаэрт в одиночку вошёл в зал быстрым уверенным шагом. Видимо, Рена задержалась — не страшно. У них достаточно времени.
Во дворец прибывало всё больше гостей. Залы наполнились голосами и смехом, и казалось, что пригласили не пятьсот человек — тысячу, никак не меньше. Драгоценности, пёстрые наряды, бесконечная череда лиц — и все такие надменные, холодные. Будто и не было прошлого, и снова во дворце собрались короли да их прикормыши-придворные.
Найдер, держа в голове план здания, осматривал открытые коридоры и комнаты. Он повернул в узкую галерею, по обе стороны которой стояли витрины. Под стёклами всеми гранями переливались драгоценные камни: прозрачные алмазы, крупные кровавые рубины, сапфиры, вобравшие всю краску ночного неба, и многие, многие другие. Жадно уставившись на них, Найдер почувствовал возбуждение — в голове тут же закрутились мысли, как можно вскрыть витрины, как забрать драгоценности, как скрыться… Об этом можно будет подумать после того, как они обменяют учёного на свои миллионы.
От другого выхода послышались голоса, и оша метнулся за стену. Один из них был знаком, хорошо знаком — низкий, чуть свистящий из-за пары выбитых зубов.
— Да, нам явно стоит обсудить это дело, дан Кадар.
— Обязательно. Был рад знакомству.
Найдер быстро выглянул: пузатый мужчина развернулся и скрылся за поворотом, а Орманд Льянал замер напротив одной из витрин — и сразу спрятался за стеной.
Оша держал скрипку за гриф так, как если бы это была трость, и даже пальцы легли под головку таким естественным жестом, будто он держал их под клювом коршуна на набалдашнике.
Итак. Орманд здесь, а значит, и его банда. Этого стоило ждать, учитывая встречу с Дерком в доме организатора приёма — Найдер и стал обходить дворец, чтобы учесть все «но». Однако Ризар говорил, что дело принадлежит Найдеру — и всё же он позволил отцу остаться в игре. Что же, наверное, стоило разобраться с Ормандом раньше. Слишком долго они махали друг перед другом кулаками, но никак их не скрещивали.