Плач
— Это не он, — сказала Джоанна, чувствуя, что говорит что-то не то.
Она услышала, как кто-то сказал «тсс» и щелкнул выключателем. Радио умолкло.
Мисс Эймери не стала бы говорить ей «тсс». Она не из таких. Она бы сказала что-то совсем другое. Джоанна открыла глаза.
И вскрикнула так громко, что напугала мисс Эймери, стоящую рядом с Алистером.
Джоанна села.
— Все хорошо? — спросила мисс Эймери. — Простите, я нашла у вас в телефоне номер Алистера. Надеюсь, вы не возражаете.
Джоанна посмотрела в окно: прекрасный сад, и розелла по-прежнему сидит на лимонном дереве. А это диван в кухне мисс Эймери.
— Эй, дорогуша, ты упала в обморок! — сообщил Алистер.
Хотелось возмутиться против этой «дорогуши», но сил было слишком мало, их стоило поберечь.
— Наверное, жара, — сказала Джоанна и отпила воды из стакана, который протянула ей мисс Эймери. — Простите меня, ради бога. Я, наверное, вас напугала.
— А еще и шампусик! — подхватил Алистер. — Поехали-ка домой, дорогуша!
О господи, опять он произнес это слово, хотя успел сказать всего два предложения. Раньше он никогда ее так не называл. Может, она превратилась в его затюканную бывшую? И теперь он считает ее своей собственностью? Джоанна чувствовала, как закипает мозг — спасибо черепу, снаружи это незаметно.
— Да, конечно, — ответила она.
Джоанна обняла мисс Эймери, оперлась на руку Алистера, и он повел ее к машине.
— Отвези меня в Гилонг, — попросила она, глядя прямо перед собой, пока Алистер выруливал с парковки на дорогу.
Ей не терпелось поскорее оказаться на том шоссе, где Алистер сказал ей: «Я всегда пробую лекарства, Джоанна. А ты?» На шоссе, где он заставил ее поверить, будто это она убила своего малыша. Одержимая мыслью о том шоссе, Джоанна не могла думать ни о чем другом.
Она дождалась в машине, пока он заберет их вещи из отеля и расплатится за номер, и не открывала глаз, пока они ехали до моста Уэст-Гейт. Только повторяла про себя снова и снова: «Я не убивала его. Я не убивала моего мальчика».
Прекрасные, утешительные слова. Джоанна упивалась ими.
Но когда машина миновала мост и вокруг раскинулась плоская пустынная равнина, слова смолкли, и боль стала понемногу возвращаться.
У Алистера был наготове список вопросов, которые он повторял снова и снова. Надо ведь понять, насколько безумна его соучастница, эта женщина, с которой он теперь в одной связке до конца своих дней.
Ты нормально себя чувствуешь?
Хочешь воды?
Голова не болит?
Давно ты нашла свой телефон?
Зачем ты к ней поехала? О чем вы говорили?
Ты нормально себя чувствуешь?
Зачем было ее навещать?
Воды не хочешь?
О чем, мать твою, вы с ней могли разговаривать?
«Да, нет, спасибо, хорошо, не знаю, нет…» — отвечала она, когда требовалось, хотя на последний вопрос Джоанна, возможно, забыла ответить, потому что узнала место. Набережная. Поле Отчаяния. Выжженная земля вдали.
— Чего замолчала?
Она повернулась и прижала руки к стеклу, глядя на быстро проносящуюся мимо набережную. Она отчетливо увидела, как Алистер стоит на крыше их машины и пытается поймать сигнал, а она — внизу, на земле, она надавливает на крошечную грудную клетку и все повторяет и повторяет: «Раз, два, три, четыре, пять… Раз, два, три, четыре, пять».
— Джоанна, ну хватит, скажи что-нибудь! — не выдержал Алистер.
Набережная и видение остались позади. Она стала смотреть на плоскую дорогу, убегавшую вперед.
— Почему ты не сказал мне?
Слева — крест.
— Чего не сказал тебе?
Алистер наслаждался скоростью: развалился в кресле, ремень, как всегда, отстегнут, на руле только одна рука.
— Что ты дал Ною еще одну дозу.
Алистер вздрогнул и покрепче ухватился рукой за руль, но тут же спохватился: расслабил руку и стал постукивать по баранке своими короткими пальцами.
— Ты о чем?
— Почему ты не сказал мне, что дал Ною еще одну дозу лекарства — перед самой посадкой в Мельбурне, пока я спала?
Джоанна увидела, как мышцы на лице Алистера напряглись, он выпрямился и выжал скорость под сто двадцать километров.
— С чего ты взяла?
— Мисс Эймери помнит.
— Эта старуха? Ты спрашивала у нее про такие вещи? Господи! Да что она может помнить?!
Теперь на руле лежали обе руки.
— Она помнит. И ты его не попробовал.
Алистер мрачно посмотрел на Джоанну.
— Ты что, правда хочешь опять все это обсуждать?
На спидометре было уже сто двадцать пять.
Она ответила ему еще более мрачным взглядом.
— И ничего мне не сказал.
Сто тридцать. Он отвернулся от нее и смотрел на дорогу. Костяшки пальцев побелели, он всем телом навалился на руль, как в тот первый раз, когда они ехали по этой дороге.
— Почему ты не сказал мне?
Нога в пол. Сто сорок. Легкое покачивание туловища и головы.
— Вот видишь, поэтому я тебе и не сказал! Я знал, что ты отреагируешь вот так! Какого черта ты разговариваешь об этом с какой-то незнакомой старухой? — Он топнул по педали газа. — ТВОЮ МАТЬ!
— Признайся, что ты его не попробовал.
Он держал долгую паузу, и Джоанна ждала, почти слыша, как стрекочут его мозги, изобретая очередной план.
План был следующий: не суетиться.
— Ну и что, если я его не попробовал?
Она не сводила с него глаз, твердо решив во что бы то ни стало заставить и его взглянуть на нее.
— Тогда это твоя вина, Алистер.
Быстрый взгляд на нее — и снова на дорогу.
— Разве я говорил, что в этом виновата ты? Разве я хоть раз обвинил тебя?
— Но я-то и не была ни в чем виновата! — воскликнула Джоанна. — Виноват был ты! И все это время ты позволял мне думать, что вина — на мне! Позволял мне винить себя в том, что я убила собственного сына!
— Я не говорил, что это твоя вина.
— О да, Алистер, это так похоже на тебя! Ты всегда так тщательно подбираешь слова! Но ты заставил меня поверить в то, что виновата я. И ты знаешь, что это так. Ты врешь уже так давно, что даже забыл, как это — говорить правду. Ты ведь не видел там никого в джапаре? Ты просто просчитывал шаги наперед. Если все пойдет не так, свалим на Александру.
— Что за ерунда!
Она не знала, на какой скорости они сейчас мчались. Но явно на очень большой.
— Джоанна, ты даже не представляешь, каково мне с тобой! Ты ведешь себя как последняя психопатка. Ты хоть понимаешь, что с тобой невыносимо с тех пор, как мы стали жить вместе? И с каждым днем становилось все хуже! Наказание Джоанной двадцать четыре часа в сутки четыре года подряд — твою мать, это жесть, можешь мне поверить! Я так чувствую. Ой нет, я так не чувствую. Ой, то есть я вообще не знаю, как я чувствую! И теперь меня, выходит, назначают плохим парнем, да? Это была ошибка! Несчастный случай! Ничего не поделаешь. Наш сын мертв. Какая разница, кто это сделал?!
Каждое слово Алистер отбивал педалью газа, отчего голова Джоанны моталась взад и вперед в такт рывкам машины.
— КАКАЯ. МАТЬ ТВОЮ. РАЗНИЦА. КТО. ЭТО. СДЕЛАЛ!
Джоанна схватилась за шею. Крик, травма, скорость — ничего этого она не боялась.
Знак: съезд к аэропорту Авалон, 2 км.
И вдруг она поняла, что знает, как вырваться из треугольника судьбы.
И тотчас ухватилась за руль.
Это было восхитительно — смотреть, как треугольник трескается по углам и разрывается на три отдельные линии. Линии разлетелись из машины в разные стороны, причем одна переломилась надвое.
Так что теперь линий было уже четыре, и все они медленно кружились в воздухе, постепенно приближаясь к земле, а машина тем временем летела в направлении массивного дорожного указателя.
Прекрасно!
Она улыбнулась.
На дороге в Гилонг появятся еще два креста.
24
Джоанна
3 марта
Джоанна что-то увидела.
Она подумала что-то вроде: О нет. О нет, нет, нет.