Плач

— Я не хочу отнимать Хлою у матери.
Вот, она сказала это.
— Не всегда все складывается хрестоматийно, как у нас с отцом Алистера. Мы познакомились в больнице, в Гилонге, я уронила планшет с отметками о состоянии больных, и он его поднял! Результат: я стала хранительницей очага и хозяйкой дома, а он — уважаемым врачом. У нас была старомодная семья, но семьи ведь бывают самые разные. Я очень надеюсь, что можно что-нибудь придумать и не разлучать Хлою ни с одним из родителей.
— Но Алистер этого не хочет.
— Он злится. Из-за того что она сбежала. Ничего, отойдет.
— Вы думаете, он отходчивый?
Элизабет пожала плечами. Они обе знали, что Алистер был не из таких.
— Где он? — спросила Джоанна.
— В полиции. Мы не хотели волновать тебя раньше времени, но у них есть кое-какие новости!
— Правда?
— Да, и на этот раз появился… Нет, прости, я не хочу тебя обнадеживать.
— Вы меня не обнадежили.
— Джоанна, дорогая…
Элизабет взяла с прикроватного столика щетку и принялась расчесывать Джоанне волосы.
— Элизабет, скажите, тот календарь, который мы для вас сделали… Можно мне на него взглянуть? У меня здесь нет никаких фотографий. Я хочу увидеть его лицо.
Миссис Робертсон тут же принесла календарь и положила Джоанне на колени.
— Хочешь, чтобы я осталась?
Джоанна мотнула головой, а затем, едва дождавшись, пока закроется дверь, достала из пижамной штанины слюнявчик и засунула его под матрас, к письмам. Она погладила первую фотографию. Январь: они с Ноем в роддоме, он лежит у нее на руках, завернутый в белую пеленку. Ее улыбка тут искренняя, она по-настоящему счастлива. Ной не плачет. Джоанна провела по его личику дрожащим пальцем и перевернула страницу. Февраль: Ной — в коляске перед домом, он спит, завернутый в голубое одеяло с кроликом — то самое, в котором умер. Джоанна поцеловала фотографию, и губы ее искривил вой, который длился час за часом, пока в комнату не вошел Алистер и не вырвал у нее календарь.
Потом она слышала, как на кухне он орет на мать:
— О чем ты думала? Разве я непонятно объяснил, что ей сейчас нужно?
Она слышала, как Элизабет оправдывается:
— Ей нужно выплакаться.
— Ей нужен отдых! И чтобы ей не напоминали о нем!
Он грохнул чем-то — наверное, дверью.
Джоанна свернулась калачиком и тихонько стонала, стискивая мягкие груди и пытаясь усилием воли заставить их снова болеть и стать твердыми, как камни. Она щипала их, сжимала, но от них больше не было проку: бессмысленные, мягкие, никакие.
Опасаясь, что ее поймают, Джоанна торопливо набрала сообщение, не обращая внимания на ошибки.
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Зачнм кормяей матери тампоны?
Зачем они почтирали накидку от автомосбильного смдения? Полиция не проводида обыска в доме его матери — пускай пповедет.
Анониим 1
*
Алистер разбудил ее на сеанс утреннего инструктажа, ухватив за плечи и довольно грубо встряхнув.
— Что? Что такое?
Бледный и рассерженный, он впихнул ей в рот две таблетки валиума, потом взбил подушки, чтобы немного успокоиться, и помог ей сесть.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он.
— Ты меня пугаешь. Что случилось?
— Планы меняются, — сказал он и протянул ей чашку чая, которую поставил на столик у кровати, прежде чем разбудить ее. — Мне нужно придумать запасной вариант.
— Алистер, говори понятнее.
— Меня отстранили от работы на время следствия. Чертов Джеймс Мойер опять разорался на весь Интернет: «Вокруг лейбористского гуру и его любовницы сгущаются подозрения». Долбаный козел. Еще и написал про тот блог. Тот, кто его ведет, все про нас знает.
Алистер потянул себя за челку. Осторожнее, подумала Джоанна, а то последнее выдерешь.
— Как же они могли тебя отстранить?
— Ричард Дэвис звонил из Лондона. У него есть закрытая информация: анонимный источник сообщил полиции, что в этом доме есть какие-то улики против нас. Они плюс чертов блог «Ребенок из Лонсдейла» — и пожалуйста, мы — подозреваемые. Неофициально пока, но это вопрос времени. Похоже, кто-то что-то знает. Кто-то из своих. Но что такое может быть тут, в доме? Что они могут искать? Я все перерыл. У тебя нет никаких идей?
 
— Эм-м…
— Пожалуйста, подумай!
— Я думаю. — Причем куда напряженнее, чем ему кажется. Теперь можно со всем этим покончить, просто оставить слюнявчик под матрасом — и все.
— Джо, если они что-нибудь найдут, мы погибли!
Как будто они еще не погибли.
— Помоги мне искать. Прошу тебя, встань и помоги мне. Мамы нет дома. Это наша общая беда. Пожалуйста, подумай хорошенько! Я схожу с ума. Мне страшно. Мне нужна твоя помощь!
Джоанна засунула руку под матрас и нащупала слюнявчик. Она протянула его Алистеру, изумляясь произведенному впечатлению.
— Что?.. Откуда?..
— Он был на нем, когда я давала ему лекарство. Вчера нашла в чемодане. Мы забыли его уничтожить.
Алистер пощупал засохшую корочку.
— Но кто и откуда мог о нем узнать?
При виде слюнявчика она расплакалась.
— Кто мог о нем знать? — закричал он. — Ты что, с кем-то разговаривала?
Врать ему оказалось легче, чем она предполагала. Девять месяцев лжи, сопровождавшей их роман, не прошли даром.
— Я все время была здесь, в постели. О нем никто не мог знать. Если только кто-нибудь не нашел его раньше, чем я. В первый вечер полиция ходила по всему дому. Скорее всего, они ищут не слюнявчик, просто они что-то подозревают и хотят все тут осмотреть.
— Да ты с ума сошла! Какого черта ты его не выбросила?! Почему не рассказала мне??
— Прости, — выдавила она сквозь слезы.
Она смотрела через окно, как Алистер включил барбекюшницу на заднем дворе и сжег все, что осталось у нее от сына, на газовой горелке. Затем он поджарил там же несколько сосисок, задумчиво переворачивая их над огнем.
Он вернулся с тарелкой, на которой лежали сосиски с хлебом. Теперь он выглядел куда спокойнее.
— Прости меня, — сказал он. — Я ужасно с тобой разговаривал. Так нельзя. Я стараюсь держаться, но не всегда справляюсь. Я очень боюсь, что кто-то что-то знает, видел что-нибудь. И еще это отстранение от работы — я просто поверить не могу.
— Я не буду это есть, — сказала Джоанна, отодвинув тарелку.
— О боже, конечно, прости, пожалуйста. Просто надо было барбекюшницу использовать, понимаешь… На случай, если они заметят, что ее разжигали.
Он поставил тарелку на пол так, чтобы она ее не видела.
Джоанна положила руку ему на плечо. Она любит его, когда он позволяет себе быть ранимым и слабым. Да, так и есть — она любит его. Ну конечно, она его любит.
Он лег рядом.
— Обними меня, Джоанна. Обними меня покрепче.
*
Фан и его команда прибыли часом позже. Алистер прекрасно их знал. До сих пор они были союзниками, но на этот раз никакого чая и бананового пирога полицейским не предложили. Пока полиция заглядывала под подушки и рылась в ящиках комодов, у дома дежурили журналисты. Элизабет вернулась и сидела теперь вместе с Джоанной и Алистером на диване.
— Какая чудовищная трата времени и сил, — говорила она сквозь слезы.
Перед уходом следователь Фан извинился: он ничего не нашел и признался им в этом.
— Поймите нас, мы обязаны проверять каждую версию, — сказал бывший союзник Алистера.
— Конечно. Все, что угодно, — лишь бы поскорее найти его. Я надеюсь только, что впредь мы не будем тратить время даром.
Алистер захлопнул дверь и шумно выдохнул.
*
Около полуночи Джоанна услышала в саду какие-то звуки и встала с постели, чтобы посмотреть. Алистер убирал что-то в сарайчик для инструментов. Что это могло быть? Она услышала, как он вернулся, включил душ в хозяйской ванной: вода лилась очень долго. Хлопнула еще одна дверь. Раздался гул стиральной машины. Когда он лег в постель рядом с ней, Джоанна притворилась спящей. Он прижался к ней сзади, обнял и поцеловал в шею.