Морока (сборник)

Председатель правления сгреб бумаги и спрятал бумаги в ящик, посмотрел на часы – а часы в это время показывали четыре – и сказал:
– Пора и обедать!
И только тогда пошел в Лутошанске дождь, и только тогда послан был земотделом в Козлиху Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, послан был он, – говорю я, – в Лепетиху в качестве члена установить между означенными деревнями границу, что проходит по Дурундеевской пустоши на земле бывшего барина, господина Дурундеева.
С вечера вышел Кузьма Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, в Козлиху и еще не дошел до Козлихи, как остановил его лепетихинский мужик Егор Ковалев и сказал:
– Ночуешь у нас – мы всегда с уважением!
А делал Егор такой самогон, не хуже, а пожалуй, и лучше николаевской, такой самогон, что заборо…
Вот как было дело:
видел Фома Меньшой, как шел Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов в Егоркин сарай, надо думать, что шел он в Егоркин сарай ночевать, и когда шел, то, размахивая правой рукой, говорил:
– Я зна-а-аю. – Я – как член!
Тогда запряг лошадь Фома Меньшой и подъехал к сараю, был еще с ним Коляной, Колькин брат, который – это Колька-то – варил такой самогон, что забо.
Ну так вот:
видел Ефим Ковалев, как шел Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, и шел он в Колькин сарай, надо думать, шел он в Колькин сарай ночевать, и когда шел, то, размахивая правой рукой, говорил:
– Я зна-а-аю. Я как член.
Вот тогда-то и запряг лошадь Ефим Ковалев и подъехал к сараю, и был с ним еще Лександра Лузга и Егор, который, это Егор-то, варил такой самогон…
Да. На чем же я кончил?
Ну, вот – когда, значит, пошел в Лутошанске дождь – а было это в четыре часа, вышел из лутошанского кооператива Федот Каблуков и, выйдя, заметил, что идет в Лутошанске дождь. Тогда он, пройдя шагов сто.
И вышел в это время из нарсуда заборовский дьякон и, выйдя, тоже заметил, что идет в Лутошанске дождь, – а было это в четыре часа – и, пройдя шагов сто,
– а дождь теперь лил как из ведра – встали они оба под крышу лабаза лутошанского кооператива.
А накануне Иванова дня покосные комиссии деревень Козлихи и Лепетихи, совместно с членом лутошанского земотдела Кузьмой Самуиловым, рассматривали вопрос о границе между названными деревнями, что проходит по Дурундеевской пустоши на земле бывшей помещика Дурундеева, и, рассмотрев означенный вопрос, постановили считать, что, согласно приказа губземотдела, идет эта граница вдоль лепетихинского леса от кривой березы на сто шагов, что и подтверждается граждан означенных деревень свидетельскими показаниями.
Подлинный подписали: покосной комиссии члены: Фома Большой и Фома Меньшой, Ефим Ковалев и Егор Ковалев и член лутошанского земотдела Кузьма Самуилов.
Да.
Ну, так вот – встали это они под крышу – а в это время подбежал к лабазу человек в белой рубахе, без шапки, и забежал за лабаз. И увидел председатель правления Федот Каблуков человека без шапки в белой рубахе и сказал:
– Я его знаю – это Фома Большой!
Тогда увидал секретарь нарсуда человека в белой рубахе без шапки и тоже сказал:
– А я его знаю: это Ефим Ковалев!
И пока они так говорили – шел дождь, и, пока шел дождь, стояли они под крышей лутошанского кооператива, а когда дождь перестал – пошли они домой, и в это же время пошли домой деревни Козлихи мужик – Фома Большой и деревни Лепетихи мужик – Ефим Ковалев,
Третья часть
Были в Иванов день, в Дутошанске Яшка Бандит и сам Коляной, и были они у Марьи вдовы, и ушли будто бы за полночь, а что ушли они за полночь, видно из того, что Сергей Петров, кладовщик, еще спал и они его разбудили, потому что, когда полагалось ему вставать, его и дома не было, по-видимому, он куда-то ушел и ушел, надо думать, в Лепетиху, потому что Яшку Бандита видели потом в Лепетихе.
Вот как было дело:
после Иванова дня вышел из деревни Козлихи козлихинский мужик, Фома Большой, и вышел он на Дурундеевскую пустошь – было это в шесть утра, – и в шесть утра вышли из деревни Лепетихи два брата Ковалевых: Ефим и Егор –
 
ну так вот
вышел это Фома на Дурундеевскую пустошь и начал косить у самой границы на сто шагов от того места, где летось стояла кривая береза –
и вышли тогда на Дурундеевскую пустошь Ковалевы, Ефим и Егор, и видят – косит Фома Большой и косит у самой границы…
…Бросил Фома Большой косу и убежал в Козлиху, потому что лепетихинских было больше. И стали тогда косить лепетихинские – Ефим и Егор, и тоже у самой границы в ста шагах от того места, где стояла кривая береза. И как только начали они косить, пришли из Козлихи Фома Большой, и Фома Меньшой, и Никита Петров, и Беберя и видят: косят лепетихинские у самой границы.
бросили лепетихинские косы и убежали, потому что козлихинских было больше.
Стали тогда косить козли хинские и опять у самой границы. И как только начали они косить, пришли из деревни Лепетихи Ефим и Егор Ковалевы, и дед Сосипатр, и Лександра Лузга, и еще четверо, а кто – не упомню, и видят, что косят козлихинские у самой границы.
бросили козлихинские косы и убежали, потому что лепетихинских было больше. И вышли тогда из Козлихи.
Нет, не так:
прибежал тогда в лутошанскую милицию – лутошанского кооператива кладовщик, Сергей Петров, и сказал, что на Дурундеевской пустоши между деревнями Козлихой и Лепетихой начинается драка и что дерутся козлихинские мужики с лепетихинскими мужиками из-за покоса, дерутся ножами и даже бросают ручные гранаты.
И верно:
в это самое время вышли на Дурундеевскую пустошь козлихинские мужики всей деревней и вышли на Дурундеевскую пустошь лепетихинские мужики всей деревней и начали драться, потому что силы у них были ровные.
И верно:
бросил Коляной в лепетихинских ручную гранату, и граната упала рядом с Лександрой Лузгой и не разорвалась. И бросил тоща Яшка Бандит в козлихинских ручную гранату, и упала эта граната рядом с Беберей и тоже не разорвалась. Тогда взяли они косы…
Тут-то и пришла из Лутошанска милиция и увидала: лежит на Дурундеевской пустоши Яшка Бандит и не может идти, и голова у Яшки проломлена.
Так.
А надо сказать, что когда пришла на Дурундеевскую пустошь милиция, то, кроме Яшки Бандита, никого там и не было, потому что ушли козлихинские мужики в Козлиху и лепетихинские тоже ушли, и ушли, надо думать, в Лепетиху.
И пришли в лутошанскую милицию лутошанские милиционеры и сказали, что драки на Дурундеевской пустоши не было и только одному проломили голову, а варят в Козлихе самогон, варит Колька Беспалый, Коляного брат, и что этот самогон они забрали и привезли к начальнику милиции, самогон, отобранный от лепетихинского гражданина Егора Ковалева, на предмет привлечения означенного Кольки к суду как самогонщика. И был тогда самогон запечатан сургучной печатью и доставлен в нарсуд.
Опять забегаю вперед. Дело было собственно так: вечером того же дня шел мимо милиции Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, член лутошанского земотдела, и, когда он вошел в милицию, Сидели у начальника милиции заборовский дьякон, а ныне секретарь нарсуда, и еще двое, и будто бы заборовский дьякон сказал:
– Дело нечистое!
А говорили они о лутошанском кооперативе.
В это время как раз случилась в кооперативе кража; пришел в лабаз председатель правления Каблуков и еще два члена правления, и сверяли наличность, причем Сергея Петрова, кладовщика, в наличности не оказалось – был в это время Сергей у Марьи вдовы и был там Коляной, а Яшке Бандиту в драке проломили голову, так что Яшки там не было.
Ну вот,
и оказалась на складе лутошанского кооператива недостача в товарах – пропало будто бы сахару сто пудов и ситцу сто кусков, о чем и составлен протокол на предмет привлечения к делу.
 
А утром на другой день в народный суд доставлен был самогон в стеклянных бутылях, за сургучной печатью, и был в это время там – в нарсуде – секретарь нарсуда и был там еще козлихинский мужик Фома Большой и лепетихинский мужик Ефим Ковалев и говорили, что по данному делу они ровно ничего не знают, в чем выставляли свидетелей: деревни Козлихи граждан – Фому Меньшого, да Никиту Петрова, да Коляного, да Беберю, и деревни Лепетихи граждан – Егора Ковалева, Яшку Бандита, Сосипатра да Лександру Лузгу…