Мийол-ученик (СИ)

— Оссименский прагматизм? — Ниртальвог приподнял брови, обозначая лёгкое удивление.
— Если угодно, да, — решительно кивнул призыватель. — Хотя, признаюсь, моя личная позиция по данному вопросу ближе к атеизму, чем к прагматизму.
— Атеизму? Которого из типов?
— Того, который отрицает существование сверхъестественного. Если коротко и без лишних подробностей, то я рассуждаю примерно так: есть реальный мир, и он вполне естественен. Часть мира для нас при этом понятна; часть — непонятна, но всё же постижима, в силу именно своей естественности. Если можно предположить существование чего-то истинно сверхъестественного, отстоящего от материальных явлений ещё дальше, чем джаххана и боги — а я совершенно не отрицаю такой возможности — то законы этих гипотетических мистерий за реалиями будут для нас уже совершенно непостижимы. И страшно далеки. Даже подтвердить либо опровергнуть наличие истинно мистериального — невозможно. За полным неимением каких-либо инструментов, кои можно было бы направить на решение такой задачи.
— А если разум возвысится и проникнет в эти области, ныне нам недоступные?
— Тогда и разговор пойдёт другой. Но сейчас я констатирую как простой логический факт: рассуждения о естестве осмысленны, постижение естества осмысленно, саморазвитие осмысленно. А вот попытки рассуждать о находящемся за пределами и естества, и постижения — пустая трата усилий нашего ума. До момента того самого, помянутого тобой возвышения разума лучше вообще забыть о мистериальном. Так сказать, вывести его за скобки рациональных рассуждений.
— Понятно. И прагматично. Хотя оссименцы всё же не чурались разговоров о богах…
— И в этом заключалась их ошибка.
— Неужели?
— А разве нет? Пытаться постичь при помощи разума то, что просто по определению лежит вне разума — типичная ошибка методологии. Уж лучше отказаться рассматривать мистериальное вовсе, чем использовать заведомо негодный инструмент.
— Выходит, — слабо ухмыльнулся ян-Галифрен, — философы оссименской школы — в твоём понимании — пытались поймать рыбацкой сетью отблеск света?
— Именно. И даже хуже того: сеть и свет всё-таки в равной мере части естества…
Прерывая разговор, от плавучей скалы суперхарвестера под гордым флагом клана Галифрен по-над волнами разнёсся низкий, гулкий звук. Вероятно, так могла бы звучать нота, выдутая великаном, что впятеро выше человека, в рог вполне соответствующих ему великанских размеров. Ровно минута — и голос «Руки Стедды» замолк… но в воцарившейся тишине издали вскоре донеслись схожие трубные голоса суперхарвестеров.
Сигнал готовности.
Поскольку закончилась долгая прелюдия: флоты кланов и вольных морских Охотников вышли на позиции и во всеуслышание объявили о том. В некотором роде Великая Морская Охота за номером девяносто два начиналась по-настоящему только сейчас.
…что, помимо прочего, означало: работа для судов и экипажей второй и третьей линий на этом закончена. Главная добыча этого дня для них и не по статусу, и не по силе. Зато можно и нужно уделить внимание тому, что добыто ранее… а также по возможности разобраться с ценой, которую пришлось уплатить за проявленную морем щедрость.
— Эй, уважаемые! Это не ваша ли леталка имеет хитрое название, начинающееся не то на хо, не то на ху?
Мийол развернулся и смерил взглядом сморщенную, словно сухофрукт, культяпую… нет, скорее, всё-таки даму, а не старуху, сверлящую его сверху вниз властным взглядом чёрных глаз с бака летучей лодки, обладающей обводами курьера. Сверху вниз в сугубо физическом смысле, к счастью, а не в переносном, так что ответил призыватель вежливо:
— Наша яхта носит имя «Хитолору» — в честь моего второго учителя, мир его духу. А…
— Не важно! Говорят, у вас кто-то умеет лечить отравления?
— Верно. Сейчас мы возьмём вверх десять, а вы — заходите с кормы.
— Принято! Но как же…
— Потом, уважаемая. Пострадавший ведь у вас на борту?
— Да.
— Ну так поспешите перенести его к нам. Рикс, Севелад! Освобождаем место! Ученица, а ты раскладывайся: слышала ведь, тебе привезли работу по специальности.
 
— Сейчас, капитан! — чуть ли не хором отозвались названные.
Следующий час ознаменовался нездоровой во всех смыслах суетой. Летучий курьер дамы с чёрными глазами и без правой кисти, давно уж отгрызенной кем-то из морских хищников, что для Мийола так и осталась — до поры — безымянной, челночил вдоль второй и третьей линий, собирая и доставляя к «Хитолору» как отравленных, так и просто травмированных… но всё равно, конечно же, нуждающихся в помощи. Мийол, его магоклон (физическая мощь которого мало уступала Воину ранга этак третьего-четвёртого), Рикс и Севелад, освобождая место, убрали с палубы в пространственные короба остатки добычи; алурина умудрилась с непринуждённой небрежностью приставить к делу Ниртальвога с Клыком, его молчаливым телохранителем.
А приставить пришлось: люди есть люди, не каждый из них достоин именоваться разумным. И не удивительно, что отнюдь не все пациенты проявили готовность к сотрудничеству на условиях «мохнорылой шлюхи»…
Впрочем, после того, как ян-Галифрен посветил своей узнаваемой внешностью, Клык без лишних слов прописал одному скандалисту кулаком в печень, а сама Шак без рассусоливания и политесов одним мощным толчком вышвырнула за борт ту бабёнку, которая поименовала её «мохнорылой» — процесс как-то незаметно вошёл в русло и принял черты упорядоченности.
Тем временем суперхарвестеры в окружении судов поменьше продолжали смыкать кольцо. На каждом из суперхарвестеров включили приманки, эманирующие силой, сопоставимой с силой младшего зверодемона. Вернее, сама сила принадлежала, конечно, магам-подмастерьям, но хитро устроенные артефакты из плоти морских магических зверей помогали замаскироваться. Кракену, нынешнему владыке Валисагго, должно было казаться, что на его территорию вторгаются сразу несколько аур сродни его собственной…
Спокойно смотреть на это инстинкт защиты территории, разумеется, не позволял. Суть хозяина аномалии требовала атаковать раздражитель, уничтожить и пожрать конкурентов, чтобы усилиться самому, чтобы продлить свою власть в вечность! Заведомо невыполнимое желание, но инстинктам и потребностям, выпестованным всей жизнью, этого не объяснишь. Голодный всё равно будет хотеть есть, даже прекрасно зная, что еды нет.
А Кракен не знал, что в приманках нет для него пищи. Для людей текущая Великая Морская Охота была девяносто второй; для него — первой. И он не мог хранить пассивность!
Чью из приманок он атакует? Какому из кланов повезёт? Это уже вопрос случая. Сама природа аномалии не давала зверодемону засесть в её геометрическом центре, а голод вынуждал плавать кругами по всему кольцу возле сердца тетрасекции, иногда отдаляясь от него в поисках пищи, иногда (обычно после наиболее удачных охот) сближаясь с источником вожделенной энергии в стремлении нарастить своё могущество. Где именно, в какой из частей кольца окажется Кракен в момент непосредственного приближения человеческих флотов, решала удача — и потому многие, очень многие, не исключая даже могущественных подмастерий, возносили мольбы Фиа Капризной. Кто лишь в глубине души, кто едва слышным шёпотом, а кто и во весь голос.
На этот раз повезло суперхарвестеру под флагом клана Малиц. Именно к ним оказался ближе всего зверодемон — и именно к их приманке он простёр мощные щупальца, презрев даже силу тяготения при помощи своей собственной силы зверя-подавителя.
Разумеется, тщетно.
Изображавший приманку маг находился на небольшой площадке, подвешенной под стрелой, выдвинутой перед носом суперхарвестера шагов на сорок, считая от края платформы. А размеры Кракена и сама среда, его взрастившая, не давали шансов на полноценную внезапность. Стоило громаде зверодемона приблизиться, как его заметили (и дали короткий гудок, просигналив об этом). Стоило развернуться в атакующую позицию — приготовились. И в момент атаки особая немногочисленная команда Воинов просто потянула канат.