Николай I. Освободитель (СИ)

В общем, вместе с рукой Марии-Луизы Австрийской Бонапарт получил еще и союз с этим государством. Не слишком, вероятно прочный, но крайне опасный для нас.
В тот день я инспектировал свои механические цеха. Ну как инспектировал, для общего понимания ситуации мне чаще всего было вполне достаточно документарных отчетов, благо производство было не настолько сложное, чтобы какие-то злоупотребления или там воровство можно было спрятать на двух листах заполненных цифрами таблиц. Потребленные ресурсы, траты на персонал, процент брака и самое главное — количество готовой продукции — все в целом сходилось. Да и не сказать, что у меня уж очень наметанный глаз, чтобы им осматривать свои владения и сходу находить недостатки, скорее мне было просто интересно лишний раз пообщаться Иваном Петровичем Кулибиным, персонажем полуисторическим-полумифическим, чье имя в будущем стало — или станет — нарицательным.
При живом общении механик производил смешанное впечатление. Было видно, что время не пожалело его тело, изрядно потрепав за долгую по местным меркам семидесятипятилетнюю жизнь. Сгорбленная спина, шаркающая походка, глубокие морщины, прорезавшие лицо… И вместе с этим ум этому выдающемуся человеку удалось удивительным образом сохранить ясным. При разговоре с ним не было и малейшего намека на старческие изменения психики. Можно было только позавидовать.
— Что скажешь, Иван Васильевич? Как тебе такая ложа?
Мы стояли возле стола, на котором лежало десяток переделанных ружей, к которым мастера привинтили ложа разных форм: более изогнутые, менее изогнутые, даже с пистолетной рукоятью. Меня всегда удивлял подход местных к производству оружия, который совершенно не учитывал удобство стрелка, при том, что особой разницы в цене или сложности производства на первый взгляд видно не было. Вообще с деревом в эти времена работать умели, в отличии от того же металла, например.
— Необычно, — Авдеев, выступающий в качестве эксперта для отбора наиболее перспективных образцов, которые мы в последствии собирались отдать на полноценные испытания, взял со стола ружье как раз с пистолетной рукоятью и уверенно вложившись в него «прицелился» в стену. Ну как прицелился, особенных-то как раз прицельных приспособлений на гладкоствольных ружьях никто не делал, смысла не было. — Но скорее удобно, чем нет. Хотя, наверно, для штыкового боя не очень.
— Да и по цене как раз этот вариант изрядно дороже получается, — подал голос Кулибин, тоже подошедший посмотреть на первичный отбор. Энергии в старике хватало на троих молодых, и далеко не всегда удавалось направлять ее в конструктивное русло. Достаточно только глянуть на список его «изобретений» совершенных за длинную-длинную жизнь.
Где-то в дальнем углу помещения что-то грюкнуло и зашипело, там рабочие Ивана Петровича чинили вновь навернувшийся паровик. Лично я считал, что уже пора закончить мучать отработавший свое выкидыш технической мысли и попробовать изготовить новый с учетом наработанного опыта, а этот отправить в технический музей, однако сам глава нашего КБ еще хотел немного повозиться со своей игрушкой, мотивируя свои действия необходимостью обучения молодых криворуких рабочих.
— А по остальным что? Есть вообще смысл заморачиваться?
— Пожалуй, что и есть, — Авдеев отработанным движением поставил ружье вертикально, как будто собирался его заряжать, выдернул шомпол, крутанул его между пальцев, вставил его обратно на место, после чего вновь приложился к оружию. — Я, кстати, давно хотел спросить, Николай Павлович, а почему для обычных ружей не переделать пулелейки под коническую пулю с выемкой? Как на штуцерах. Понятно, что сходной точности и дальности оно не даст, однако хуже уж точно не будет.
От этого вопроса меня как молнией пробило.
«А действительно, почему?», — я заглянул в глубины памяти, пытаясь раздобыть там нужную информацию о подобных пулях для гладкоствольных ружей в нашей истории. — «Было такое или нет. Вроде было. А почему я тогда только в штуцера уперся, которых во всей армии несколько тысяч штук с трудом наберется. Очевидно же, что разницу все равно делает средний «рядовой пехотный Ваня», и именно о его вооружении стоит думать в первую очередь».
 
Удивительные порой психика выдает коленца. Настоящая техническая дальнозоркость, когда более сложные и затратные решения видишь, а лежащие на поверхности простые — нет.
В итоге в середине одиннадцатого года вместе с переделанными под капсюль ружьями в армию стали поступать и новые пулелейки. Продолговатые пули прекрасно подходили для формирования из них, отмерянной порции пороха и куска пропитанной селитрой бумаги таких себе эрзац патронов, которые при использовании капсюля можно было забрасывать в ствол ружья целиком: силы детонации капли гремучей ртути было достаточно, чтобы поджечь такой патрон без высыпания пороха. Достаточно было только чуть потыкать шомполом, чтобы слегка расплющить пулю, насадить капсюль на брандтрубку и можно было стрелять. Чуть позже — даже не с моей подачи, я этот момент опять же совершенно упустил — армейцы дошли до того, что такое новшество позволяет перезаряжать ружья в лежачем положении, и уже вот это повлияло на тактику ведения боя более чем значительно.
— А вы сами знакомы с Николаем Никитичем? — Под стук колес о брусчатку задал я вопрос Воронцову
— Шапочно, — мотнул головой Семен Романович, — пересекались несколько раз, не более. Демидовы крайне неохотно переезжают куда-нибудь из Москвы, а я так и вовсе немалую часть жизни провел в Лондоне.
— Мне что-то нужно знать помимо, так сказать, его официальной биографии?
Карета качнулась на повороте, за окном мелькнули солнечные зайчики отраженные от вод Фонтанки. В столицу пришло тепло, вытесняя чертову сырость, неизменную спутницу петербуржцев семь месяцев из двенадцати. Или восемь, тут уж как повезет.
— В молодости был жутким транжирой, последние годы радикально поменял свои взгляды на то, как нужно тратить деньги, и считается достаточно прижимистым человеком.
— Жертвовать на благотворительность серьезные суммы ему это, однако, не мешает… Ах, черт побери! — Колесо кареты угодило в выбоину и всю конструкцию изрядно тряхнуло.
— Молодой человек! — Некоторые вещи, к счастью, оставались неизменными. — Следите за языком. Что же касается Николая Никитича, дело не в том, что он уже понемногу «готовится к земле» и озаботился достойным посмертием. Не стоит обманываться его показными широкими жестами, одновременно с этим он остается весьма жестким дельцом, который не поморщившись пообедает конкурентом, и сердце его ничуть не дрогнет.
— Отлично, — я кивнул, вызвав недоумение на лице Семена Романовича. — Именно такой человек мне и нужен.
Карета подъехала к четырехэтажному зданию с богато-украшенным фасадом. Хозяин явно был поклонником классической греческой культуры, во всяком случае атланты, держащие фронтон дома, намекали именно на это.
К карете подскочил лакей в расшитой золотом ливрее и услужливо открыл дверь.
— Ваше императорское высочество, Николай Никитич ждет вас, — с почтительным полупоклоном произнес слуга, когда я спрыгнул на землю.
Сам заводчик встречал нас на пороге: не смотря на свои богатейшие капиталы, Демидовы особых титулов за сто лет служения государству не снискали, и великие князья заезжали к ним в гости не так чтобы уж очень часто.
После короткого приветствия, выразившегося в многословном выражении верноподданнических чувств, хозяин дома пригласил нас в курительную комнату, где на столе уже стоял здоровенный, блестящий медными боками самовар. Ну да — узнать о моих привычках выпивать по несколько чашек китайского чая в день было не так уж сложно. Достаточно иметь уши и глаза, а также некоторое количество мозгов, чтобы знать, куда их направлять.
 
— Итак, Николай Павлович, — после обязательного разговора ни о чем, надо сказать не слишком длинного, решил перейти к самому главному Демидов. — Я предельно польщен интересом такого молодого, но без сомнения наделенного всяческими талантами человека, тем более брата государя…