Николай I. Освободитель (СИ)

Это правда, еще повелением Павла я был назначен шефом Измайловского полка — между прочим третьего по старшинству гвардейского пехотного полка империи — и на официальных мероприятиях щеголял в форме с соответствующими знаками различия. На принадлежность именно к этому гвардейскому полку указывали светло-зеленые элементы на традиционно зеленой для Российской армии форме. Например, у преображенцев они были красные, у семеновцев — синие.
— Я предположил, что ты, учитывая, скажем так, сложную международную обстановку и войну с французами, которая может начаться с любой момент, экспериментировать с боевой частью мне не позволишь. А я хотел бы попробовать сделать все по-своему изначально. Иногда проще сделать с ноля чем ломать уже заведённые порядки.
— Полки нового строя сформировать хочешь? — Понимающе прищурился император. — По образцу Петра свет Алексеевича.
За диалогом, не вмешиваясь с интересом следили остальные члены семьи. Меня тут давно уже считали не совсем нормальным, и, в общем-то, привыкли к моим постоянным выбрыкам.
— Что-то типа того, — я с сомнением покачал головой, — вот только не уверен что справлюсь сразу с полком. Поэтому хочу для начала взять три десятка молодых офицеров и сформировать из них такой себе экспериментальный взвод. Потом, если все пойдет так как я себе представляю, добавить унтеров и расшириться до роты и таким порядком постепенно за несколько лет, отработав по пути методологию подготовки, дойти до полка.
— «А там, глядишь уже и двенадцатый год подоспеет и полк егерей-партизан, натренированных на малую войну на коммуникациях противника, будет полезнее чем три линейных дивизии», — мысленно добавил я, а вслух произнес, — впрочем, так далеко я пока не заглядывал. Сначала нужно со взводом разобраться: представляется мне, что как в любом незнакомом деле может вылезти столько неучтенных проблем, что я успею три раза пожалеть, что вообще за это дело взялся.
Молодой император в ответ на мои слова только невесело усмехнулся и промолчал. Видимо шапка Мономаха, чтобы получить которую он поучаствовал в убийстве отца, оказалась не столь удобной и легкой, как он себе предполагал. Вроде ты весь такой самодержавный и можешь делать что хочешь, но дьявол, как обычно, кроется в деталях, и в любом деле, затрагивающем чьи-то интересы — это тебе не георгиевский крест учредить — обязательно нужно принимать во внимание мнение окружающих элит. А иначе можно как Павел закончить, тот тоже думал, что может «крутить баранкой» так резко, как ему вздумается.
Видя, что младшие заскучали — разговоры о делах им были откровенно не интересны — мамА встала из-за стола, еще раз поздравила меня с днем рождения и забрала Михаила вместе с Анной и Ольгой, покинув с ними столовую. За ними так же ушла и Екатерина, оставив нас вчетвером. Константин при этом сидел, задумавшись о чем-то своем, а императрица Елезавета Алексеевна, казалось, была рада побыть с супругом хоть некоторое время без конкуренции со стороны Нарышкиной. Отношения между супругами становились день ото дня все более прохладными, не удивительно что с таким подходом у Александра в итоге не случилось наследников. Если спать с женой в разных комнатах, детей сделать не получится. Впрочем, ходили слухи что и их умершая во младенчестве дочка Мария не имела к Александру никакого отношения. Якобы там постарался один из адьютантов будущего императора. С другой стороны, о ком сейчас только таких слухов не ходило: тоже самое, например, говорили про нас с Михаилом и вот тут, если уж говорить совсем честно, кое-какие резоны у сплетников были. Павел ростом был откровенно невеликого — меньше 170 сантиметров, и те же Александр с Константином ушли от него совсем не далеко. Я же уже к семи годам уверенно преодолел планку в 130 и было очевидно, что, если ничего не случится, быть мне ростом ближе к двум метрам.
— Ну в целом, я не против, — после короткого размышления резюмировал Александр, — единственное что меня смущает — это размер жалования. Ты его вдвое установил против других гвардейских полков. Не много ли?
 
— Как бы не мало, — усмехнулся я, — они у меня все до копейки отработают. Я им шампанское жрать и девок по салонам тискать не позволю, будут у меня по двадцать часов в день тренироваться и еще четыре спать. Именно поэтому и хочу только три десятка человек для начала выбрать, что не уверен в способности набрать таких целый полк.
— Ну-ну, — хмыкнул император.
Конечно, сразу создать полноценный полк «нового строя» было хоть и заманчиво, но тут я хотел отработать целый спектр всяких идей, которые можно будет перенести в будущем на всю амию в целом, плюс обзавестись «своей» гвардией, верной лично тебе всегда полезно. Все же Россия — в первую очередь страна не торговая и не крестьянская — правильно на этот счет сказал кто-то из Александров, то ли второй, то ли третий — а военная. И особенно это относится к восемнадцатому и началу девятнадцатого века, когда именно на полях сражений делалась внешняя и внутренняя политика, а верность или неверность полков гвардии не раз определяла личность императора или императрицы на троне. Естественно, в такой обстановке, быть «своим» для армии — дело не то, чтобы полезное, скорее это банальный вопрос выживания.
Разговор, состоявшийся на мой день рождения, имел свое продолжение. Александр хоть устно и разрешил мне формировать свой «опытовый офицерский егерский взвод», однако письменно подтверждать это распоряжение не спешил, а вот с химиком действительно помог. Спустя две недели после того самого празднования дня рождения Воронцов, заглянувший ко мне на урок французского языка — Боже, как же я ненавидел его к тому моменту — сообщил что следующим вечером у меня назначена встреча с искомым химиком.
Я, естественно, затребовал короткую справку о присланном ко мне специалисте: не хватало еще нарваться на паркетного шаркуна, администратора от науки, которому само знакомство с братом государя интереснее предстоящего дела. Семен Романович, уже изучивший мои привычки с улыбкой, протянул мне спрятанную до того за спиной папку с упомянутыми документами, при этом наказав учителю строго следить, чтобы во время урока я на посторонние дела не отвлекался. Очевидно, что без французского я все равно не обойдусь — в это время это основной язык международного общения — поэтому с тяжелым вздохом я отложил папку в сторону и вернулся к отработке правильного звука «r», который мне никак не давался.
— «Итак, что у нас тут», — ближе к вечеру, расплевавшись со всеми занятиями, я наконец смог уделить время действительно важным вещам. — «Василий Михайлович Севергин, 38 лет. Русский — это хорошо, пусть в учебнике по химии будет лишняя русская фамилия. Так образование, это не слишком интересно, минералогия, геология вообще мимо. Ага, вот химия! Угу… Автор статей, усовершенствовал метод добычи селитры… Это хорошо, это прям в тему. Практический опыт… рекомендации… Угу, сплошь положительные, как уж как водится. Ну ладно, вроде человек дельный, а там путь хоть о красоте ногтей беспокоится, посмотрим на него завтра вживую».
— Итак, Василий Михайлович, подскажите пожалуйста, вам рассказали заранее, по какому поводу вас пригласили в Зимний? — Быстро закончив с приветствиями я перешел к сути вопроса.
Севергин чувствовал себя крайне неуютно, это было видно невооруженным взглядом. Ученый явно не привык к таким обстановкам — чайная комната, где я за неимением личного рабочего кабинета, — не считать же за такой учебную комнату — обычно принимал посетителей была обставлена крайне скромно… По меркам императорской резиденции, конечно, и при этом на неокрепшие умы все обилие лепнины, мозаики и позолоты производило шокирующее впечатление.
 
Было очевидно, что химик совершенно не понимал, зачем его позвали во дворец и почему с ним беседует семилетний ребенок. Василий Михайлович то и дело бросал вопросительный взгляд на стоящего у окна Воронцова, как бы приглашая того принять участие в беседе, однако Семен Романович — мне кажется он искреннее наслаждался каждый раз смущением людей оттого, что им приходится «вести дела» с «неразумным малышом» — на них никак не реагировал, предоставляя академику право общаться с братом государя один на один.