Спасти «Скифа» (СИ)
Annotation
Июнь 1943-го… Только-только разгорелось пламя величайшей битвы на Курско-Орловской дуге. Советскому командованию жизненно необходимы данные, которые добыл разведчик, действующий под псевдонимом «Скиф». Но как заполучить эти данные, если «Скиф» блокирован в оккупированном фашистами Харькове? И вот на помощь разведчику выходит диверсионная группа под командованием капитана Михаила Сотника…
Андрей Кокотюха
Перед началом
День первый
День второй
День третий
Эпилог
Андрей Кокотюха
Спасти «Скифа»
Перед началом
1943 год
5–6 июня
Воронежский фронт
1
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
Из вечернего сообщения 5 июля 1943 года
С утра 5 июля наши войска на Орловско-Курском и Белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанными большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для него потерям. Лишь в отдельных местах небольшим отрядам немцев удалось незначительно вклиниться в нашу оборону.
По предварительным данным, нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боев подбито и уничтожено 586 немецких танков, в воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 203 самолета противника. В то же время наши войска в бою с врагом несут значительные потери. Бои продолжаются.
2
Из кузова «студебеккера» Сотник выпрыгнул, не дожидаясь, пока машина остановится.
Опершись левой рукой на расшатанный деревянный борт кузова, Михаил легко перебросил через него свое крепкое тренированное тело и приземлился, как привык, точно на согнутые в коленях ноги. Едва коснувшись подошвами кирзачей земли, он пружиной подался вперед и, не останавливаясь, даже не заботясь о том, что произойдет в следующую минуту, продолжил движение с уверенностью человека, принявшего решение, знающего о последствиях и уже перечеркнувшего для себя как прошлое, так и будущее.
Сотника вела ненависть к врагу. Только на этот раз враг был не там, за линией фронта, а в добротно, основательно сколоченном, и оттого – слишком для прифронтовой зоны уютном блиндаже, в котором расположился особый отдел полка.
У автоматчика, занявшего пост возле блиндажа, было спокойное круглое деревенское лицо: такие лица бывают у мужиков, которые пашут и воюют с одинаковой основательностью, с молоком матери впитывают исполнительную покорность воле барина либо же другого господина, любящего отдавать приказания и не терпящего их невыполнения. Приказ должен быть выполнен, даже если тому противится человеческая логика и неуправляемая природная стихия. Чем меньше такой человек думает, тем охотнее исполняет приказания.
Вот и сейчас круглолицый конопатый гвардии младший сержант, даже не потрудившись окликнуть Сотника, просто сделал шаг вперед, сразу же – в сторону, на ходу перехватив автомат и взяв его наперевес. Его не остановило, что навстречу идет офицер с погонами капитана – уже само нахождение рядом с помещением особого отдела давало ему право остановить на подходе даже генерала. И уже был случай, когда сам Ватутин отметил в приказе одного такого бойца, проявившего принципиальность и бдительность, невзирая на чины и звания. Тогда даже «Фронтовая правда» написала заметку о сержанте, который выполнял приказ своего командира, не пустив куда-то там – Сотник не помнил, куда именно, кажется, в палатку, – командующего фронтом только потому, что не знал генерала в лицо, а знаки отличия может нацепить любой вражеский диверсант. Номер газеты потом отправили родным бдительного бойца вместе с похоронкой – через четыре дня его накрыла немецкая мина, а ведь мог бы спастись, если бы оставил пост и кинулся в ближайший окоп…
– Что такое? – гаркнул Сотник.
Но окрик командира разведчиков не подействовал на круглолицего. Мол, видали мы тут, при особом-то отделе, всяких горлопанов. А работа наша, особая, как раз шуму не требует. Часовой только крепче перехватил автомат, и Михаил зафиксировал: теперь ствол как бы невзначай смотрит ему чуть ниже живота.
– Занят, – ответил боец коротко. – Приказано не беспокоить.
– А я тебе, младший сержант, приказываю побеспокоить своего командира, – Михаил с трудом сдерживал себя, при этом понимая – если сейчас обрушит гнев на этого конопатого, особисту ничего не останется. – Если у тебя приказ не пускать туда, – кивок на запертые двери блиндажа, – старших по званию, то доложи товарищу старшему лейтенанту – у командира полковой разведроты есть к оперуполномоченному особого отдела полка один очень важный вопрос.
Сейчас Сотник нарочно повысил голос. Не срывался на крик – просто говорил громче обычного, и уже этим обратил на себя внимание всех, кто пусть даже случайно проходил мимо блиндажа. Норовистого командира разведроты хорошо знали не только в полку, но и за его пределами – капитана Михаила Сотника за крутой нрав не раз пытались приструнить в разведотделе фронта. Но всякий раз он возвращался в полк, чтобы выполнить свой любимый ритуал: перед началом выполнения очередной поставленной командованием боевой задачи за линией фронта, торжественно сжигал новый донос на себя, подаренный ему начальником отдела.
Правда, практически каждый такой разговор заканчивался предупреждением: «По краю ходишь, капитан. Смотри, врагов у победителей навалом», – на что Сотник неизменно отвечал: «А разведчик всегда по краю ходит. Мы привычные», – и подставлял кружку для порции медицинского спирта, который выпивал сразу, на глоток. Пижонски отказываясь при этом от предложенной «для запить» воды.
Расчет оказался точным: особист услышал его и вышел из своего уютного блиндажа, поправляя при этом ремень и устраивая на голове фуражку.
Но молоденькому старшему лейтенанту НКВД Алферову, который уже шестой день как принял особый отдел полка, на субординацию было плевать, как любому сотруднику государственной безопасности. Упиваясь неожиданно свалившимися на его щуплые плечи статусом и властью, он просто пытался выглядеть красиво в глазах окружающих – по большей части опытных обстрелянных бойцов и командиров. Многие из которых, включая Сотника, воевали на «передке» третий год и, по фронтовой логике, не должны были обращать внимания на необстрелянного, желторотого и слишком уж сытого для передовой оперуполномоченного.
Видимо, понимая это, старший лейтенант несколько часов назад отдал приказ, который, по его расчету, должен был заставить всех уважать его и даже бояться – как того и требует отношение всех потенциальных паникеров, трусов, дезертиров и прочих скрытых врагов народа к особому отделу, в котором служат люди с особыми полномочиями.
Приказ, отданный новеньким особистом, при всем желании не мог отдать его предшественник, убитый неделю назад капитан Ребриков. Погиб он глупо, как гибнет большинство на войне: сопровождал дезертиров в особый отдел фронта, но едва машина отъехала от передовых позиций, как попала под авианалет, и была уничтожена прямым попаданием. С кадрами, видать, туговато, раз на замену прислали в спешном порядке этого худосочного старлея Алферова.
Офицеры отдали друг другу честь, что, очевидно, выглядело проявлением вежливости, соблюдением предписанных уставом правил, но никак не проявлением взаимного уважения. Когда особист появился, конопатый часовой, видимо, считая свою миссию выполненной, отошел в сторону, хотя автомат по-прежнему держал наизготовку – мало ли, что взбредет в голову нахальному капитану.
– Может, сразу все решим, старший лейтенант? – спросил Сотник.
– Товарищ.
– Чего?
– Товарищ старший лейтенант, – Алферов расправил плечи, чтобы самому себе казаться выше Михаила. Хотя оба они были примерно одного роста, а по возрасту Сотник был старше всего лет на пять, что во время войны вообще разницей не считалось, и случалось так, что ни разница в возрасте, ни воинское звание совсем не имели значения, когда позицию накрывал шквальный минометный или артиллерийский огонь. – Вы забыли, как военнослужащие обязаны обращаться друг к другу?