Фабрика счастливых граждан. Как индустрия счастья контролирует нашу жизнь
Вторая глава обращается к связи счастья с неолиберальной идеологией. Мы утверждаем, что счастье используется для легитимации индивидуализма в, казалось бы, неидеологических условиях посредством нейтрализующего и авторитетного дискурса позитивной науки. Сначала в главе приводится литература в области позитивной психологии, чтобы показать, в какой степени это движение характеризуется сильными индивидуалистическими гипотезами, а также пониманием в узком смысле социального аспекта. Далее показано, что в то время как позитивная психология может уловить стремление людей отыскать решения, особенно во времена социальной неопределенности, рецепты счастья могут сами способствовать поддержанию и созданию некоторой неудовлетворенности, от которой они обещают избавить. Глава заканчивается критическим высказыванием о внедрении счастья в образовательную сферу.
Третья глава посвящена организационной сфере, в частности тому, в какой степени инвестирование в собственное счастье стало преподноситься как неотъемлемое условие для ориентации работников в новых условиях и требованиях мира труда. Мы приводим доводы в пользу того, что, вытесняя прежние психологические модели трудового поведения, наука о счастье вводит новый дискурс для конструирования идентичности работников, который позволяет организациям лучше адаптировать модели поведения работников, их чувство собственного достоинства и личные перспективы к возникающим запросам и требованиям организационного контроля, гибкости и распределения власти в корпорациях. В главе также обсуждается степень, в которой методики и техники счастья способствуют уступчивости и соответствию работников корпоративной культуре, используют положительные эмоции в качестве производственных активов корпораций и способствуют перекладыванию на самих работников бремени рыночной неопределенности, дефицита занятости, структурной беспомощности и растущей трудовой конкуренции.
В четвертой главе анализируется определение счастья как товара. В ней развивается мысль, что в капитализме XXI века счастье стало товаром – предметом вожделения в глобальной многомиллиардной индустрии, включающей в себя позитивные практики, литературу самопомощи, услуги коучинга, профессиональные консультации, приложения для смартфонов и советы по самосовершенствованию. Здесь мы утверждаем, что счастье превратилось в серию «эмодуктов широкого потребления» [12] в обращении и предложении на рынке – а именно услуг, практик и товаров, которые обещают и якобы осуществляют эмоциональную трансформацию6. Эти эмодукты следуют по окольному пути – они могут начинаться как теории на университетских кафедрах, но быстро перебрасываются на другие рынки, такие как корпорации, исследовательские фонды или потребительский образ жизни. Эмоциональный самоконтроль, аутентичность и процветание – это не только способы заставить «я» постоянно работать над собой, но и способ для различных структур общества заставить эмодукты циркулировать в социальном организме.
Пятая глава развивает темы, затронутые в предыдущих главах, и заявляет, что научный дискурс счастья постепенно перенимает на себя язык функциональности – то есть язык, определяющий, как нужно действовать, поступать и чувствовать в соответствии с психологическими и социальными нормами и ожиданиями, – тем самым устанавливая себя в качестве мерила того, что принято считать здоровым, адаптивным и даже нормальным. В этой главе сначала анализируется сильное разделение, которое ученые, изучающие счастье, проводят между тем, что они считают положительными и отрицательными эмоциями, и на которое они опираются при пересмотре понятия «среднестатистического человека». Мы подвергаем сомнению это разделение, подчеркивая некоторые его подводные камни с социологической точки зрения. Затем глава переходит на анализ связи счастья и страдания и заканчивается критическим размышлением об опасностях представления страдания как чего-то инструментального, неизбежного и в конечном итоге бесполезного.
«Фабрика счастливых граждан. Как индустрия счастья контролирует нашу жизнь» ставит целью внести вклад в оживленные дебаты о счастье с критической социологической точки зрения. Она опирается на наши предыдущие работы в области эмоций, неолиберализма, счастья и терапевтической культуры7, формулирует и дополняет некоторые из приведенных аргументов, а также представляет новые идеи о взаимосвязи между погоней за счастьем и способами управления властью в неолиберальных капиталистических обществах. Понятие «счастьекратия» [13] – название оригинального издания – здесь введено, чтобы подчеркнуть особое стремление книги показать новые стратегии принуждения, политические решения, стили управления, модели потребления, индивидуальные одержимости и эмоциональные иерархии, которые, вместе с новым определением понятия гражданства, появились в эпоху развития концепта счастья. Книга завершается более личными размышлениями о счастье и его невыполнимых обещаниях.
За последние несколько лет социологи, философы, антропологи, психологи, журналисты и историки опубликовали множество работ, рассматривающих счастье с критической точки зрения. Среди них выделяются работы Барбары Эренрейх8 и Барбары Хелд9 о тирании позитивного мышления, анализ связи между счастьем и рынком, проведенный Сэмом Бинкли10 и Уильямом Дэвисом11, исследование Карла Седерстрема и Андре Спайсера12 о благополучии как идеологии, и это лишь немногие имена тех, кто вдохновил нас на создание этой книги. Поскольку счастье по-прежнему остается довольно противоречивым понятием с немаловажным культурным, социальным, политическим и экономическим влиянием, то мы надеемся на дальнейшие публикации в этой области.
Глава 1. Эксперты вашего благополучия
Мы живем в эпоху поклонения психике. В обществе, страдающем от расового, классового и гендерного разделения, мы тем не менее дружно воспеваем идеи психологического счастья. Богатые или бедные, черные или белые, мужчины или женщины, гетеросексуалы или геи, мы верим, что чувства священны, а спасение таится в самооценке, что счастье – конечная цель, а психологическое исцеление – путь к ней.
Позитивные мечты Селигмана
«У меня есть миссия»1, – заявил Мартин Селигман за год до баллотирования на пост президента Американской психологической ассоциации (АПА), крупнейшего профессионального объединения психологов в США, насчитывающего более 117 500 участников2. Селигман сам не знал, в чем именно заключается эта миссия, но был уверен, что узнает, когда его изберут3. У него уже были задумки, среди которых – удвоение финансирования для исследований в области психического здоровья, дальнейшее расширение сферы применения и охвата прикладной психологии для профилактики и отказ от скучной, негативной, непригодной модели клинической психологии. «По существу это все не то»4. У него была более амбициозная цель. Селигман искал новое психологическое объяснение природы человека, которое могло бы обновить психологию, расширить ее назначение и сферу влияния.
«Озарение» пришло к Селигману всего через несколько месяцев после того, как его «неожиданно» избрали президентом АПА в 1998 году. Он пропалывал огород вместе с пятилетней дочерью Никки и накричал на нее за то, что она подбрасывает сорняки в воздух, на что ребенок ответил: «Папа, ты помнишь, что было до моего пятилетия? С трех до пяти лет я была нытиком. Я плакала каждый день. В свой пятый день рождения я решила, что больше не буду этого делать. Мне было очень сложно это сделать. И если я могу перестать ныть, то ты можешь перестать быть таким ворчуном»5. По словам Селигмана, «Никки попала прямо в точку», и он вдруг «понял, что Никки воспитывалась не для устранения нытья», а для увеличения ее «удивительной силы»6. Проблема психологии, заявил он, как и воспитания детей, заключается в том, что она сосредоточена на исправлении того, что не так с людьми, а не подпитывает их сильные стороны, не помогает им полностью раскрыть свой потенциал. «Для меня это было прозрением, не меньше»7, – утверждал Селигман в первом манифесте «Позитивная психология: Введение», опубликованном в журнале American Psychologist в 2000 году. Селигман заявил, что у него нет «менее мистического способа» объяснить возникновение позитивной психологии. Предлагая тот же сверхъестественный нарратив, что и религиозные лидеры своим последователям, Селигман заявил: «Я не выбирал позитивную психологию. Она воззвала ко мне… […] Позитивная психология воззвала ко мне так же, как горящий куст воззвал к Моисею»8. Таким образом, словно сойдя с небес, Селигман заявил, что наконец-то осознал свою миссию: создание новой науки о счастье, которая займется вопросом, что придает нашей жизни смысл, и попытается подобрать психологические ключи к процветанию человека.