Каждое лето после (ЛП)
Когда мы вернулись к Флорекам, мы с Сэмом поплыли к плоту, а Чарли пошел готовиться к своей смене в ресторане. Как только мы забрались на него, Сэм лег, закинув руки за голову и подставив лицо солнцу, и молча закрыл глаза.
Что за фигня?
Он почти не разговаривал со мной с тех пор, как увидел, как я искоса смотрела на его брата, и внезапно я почувствовала иррациональное раздражение. Я попятилась, чтобы дать себе место для разбега, и пушечным ядром прыгнула в воду рядом с тем местом, где он лежал. Его ноги были покрыты каплями, когда я вышла, но он не сдвинулся ни на сантиметр.
— Ты тише, чем обычно, — сказала я, как только забралась обратно на плот, вставая над ним так, чтобы вода капала ему на руку.
— Ах, да? — его голос был бесстрастным.
— Ты сердишься на меня? — я уставилась на его веки.
— Я не сержусь на тебя, Перси, — сказал он, закрыв лицо рукой.
Окееееей.
— Ну, ты кажешься немного сердитым, — рявкнула я. — Я сделала что-то не так?
Никакого ответа.
— Я сожалею о этом, что бы это ни было, — добавила я с ноткой сарказма. Потому что — напоминание! — он был тем, кто отверг меня.
По-прежнему ничего. Расстроенная, я села и убрала руку от его лица. Он покосился на меня.
— Перси, я не сержусь. Серьёзно, — сказал он. И я видела, что он говорил искренне. Я также видела, что что-то было не так.
— Тогда что с тобой происходит?
Он убрал свою руку от моей и приподнялся, так что мы оба сидели, скрестив ноги, напротив друг друга, соприкасаясь коленями. Он слегка наклонил голову.
— Это был твой первый поцелуй? — спросил он.
Я смутилась от внезапной смены темы. Поцелуи не были чем-то, что мы обсуждали раньше.
— На днях. Чарли? — он продолжил.
Я оглянулась через плечо в поисках пути к отступлению от этого разговора.
— Технически, — пробормотала я, всё ещё глядя на воду позади себя.
— Технически?
Я вздохнула и снова посмотрела на него, съежившись.
— Нам обязательно об этом говорить? Я знаю, что четырнадцать лет — это поздновато для первого поцелуя, но…
— Чарли такой придурок, — перебил он с необычной резкостью.
— Это не имеет большого значения, — быстро сказала я. — Это всего лишь поцелуй. Не то чтобы это было важно или что-то в этом роде, — солгала я.
— Твой первый поцелуй имеет большое значение, Перси.
— Боже мой, — простонала я, глядя вниз, туда, где соприкасались наши колени. — Ты говоришь, как моя мама.
Я изучала светлые волосы, которые покрывали его голени и бедра.
— У тебя уже есть месячные?
Мои глаза встретились с его.
— Ты не можешь спрашивать меня об этом! — взвизгнула я.
Он сказал это так легко, как будто спросил: Тебе нравится мускатная тыква?
— Почему нет? У большинства девочек начинают менструировать примерно в двенадцать. Тебе четырнадцать, — сказал он как ни в чем не бывало.
Мне хотелось спрыгнуть с плота и никогда не выныривать за воздухом.
— Не могу поверить, что ты только что сказал «менструировать», — пробормотала я, моя шея горела.
У меня начались месячные прямо посреди учебного дня. Я целую минуту смотрела на красное пятно на своем цветастом нижнем белье, прежде чем потащить Делайлу в кабинку. Как бы сильно я ни была одержима мыслью о том, чтобы у меня начались месячные, я понятия не имела, что делать. Она побежала к своему шкафчику и принесла косметичку на молнии с прокладками и длинными трубками, завернутыми в желтую бумагу. Тампонами. Я не могла поверить, что она ими пользовалась. Она показала мне, как приклеивать прокладку, а затем сказала: «Тебе придется что-то сделать с этими бабушкиными трусиками. Теперь ты женщина».
— Ну так что, у тебя уже есть? — снова спросил Сэм.
— А у тебя бывают поллюции8? — огрызнулась я.
— Я тебе этого не скажу, — сказал он, и его щеки окрасились в темно-пурпурный цвет.
Я копнула глубже.
— Почему нет? Ты спросил меня о месячных. Я не могу спросить тебя о возбуждающий снах?
— Это не одно и то же, — сказал он, и его глаза метнулись к моей груди.
Мы уставились друг на друга.
— Я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на мой, — уклончиво ответила я после нескольких долгих секунд.
Он изучал меня, его губы были плотно сжаты.
— Клянёшься? — спросил он.
— Клянусь, — пообещала я и потянула за его браслет.
— Да, у меня бывают поллюции, — быстро сказал он.
Он даже не прервал зрительный контакт.
— На что они похожи? Это больно?
Вопросы срывались с моих губ без моего согласия.
Он ухмыльнулся.
— Нет, Перси, это не больно.
— Не могу представить, как можно не контролировать своё тело.
Сэм пожал плечами.
— Девочки тоже не контролируют свои месячные.
— Это правда. Я никогда не думала об этом.
— Но ты думала о возбуждающий снах, — он пристально посмотрел на меня.
— Ну, они звучат довольно отвратительно, — солгала я. — Хотя и не так отвратительно, как месячные.
— Месячные не отвратительны. Они являются основой человеческой жизни, и они на самом деле довольно крутые, если подумать об этом, — сказал он, его глаза расширились от искренности. — Они, по сути, являются основой человеческой жизни.
Я уставилась на него, разинув рот. Я знала, что Сэм умен — я видела его табель успеваемости, прикрепленный к холодильнику Флореков, — но иногда он говорил такие вещи, как Месячные — это основа человеческой жизни, и это заставляло меня чувствовать себя отсталой на годы.
— Ты такой задрот, — усмехнулась я. — Только ты можешь сказать, что месячные — это круто, но поверь мне, они отвратительны.
— Значит, у тебя они есть, — подтвердил он.
— Твои дедуктивные способности выдающиеся, Док, — сказала я, ложась на спину и закрывая глаза, чтобы положить конец разговору.
Но через несколько секунд он заговорил снова.
— Они чувствуются по-разному каждый раз.
Я пристально посмотрела на него, но его лицо было освещено солнцем.
— Иногда я чувствую, что это происходит во сне, а иногда я просыпаюсь, а это уже произошло.
Я прикрыла глаза рукой, пытаясь разглядеть его лицо.
— Что тебе снится? — прошептала я.
— А как ты думаешь, Перси?
У меня было общее представление о том, что мальчики считают сексуальным.
— Блондинки с большими сиськами?
— Иногда, полагаю, — сказал он. — Иногда девушки с каштановыми волосами, — тихо добавил он.
То, как он смотрел на меня сверху вниз, заставляло мои внутренности почувствовать себя горячим медом.
— Каким был твой первый поцелуй? — спросила я.
Ответ внезапно показался мне неотложным.
Он молчал несколько долгих секунд, а когда заговорил, это прозвучало как тихий выдох.
— Не знаю. Я ещё ни с кем не целовался.
***
В школе Дир-Парк ходили слухи, что мисс Джордж была ведьмой. Учительницей английского в девятом классе была пожилая незамужняя женщина, чьи редеющие волосы цвета ржавчины выглядели такими ломкими, что у меня возникало искушение попытаться отломить прядку. Она была одета в ниспадающие слои черного и охряного цветов, которые скрывали ее крошечное тело, в остроносые ботинками на высоком каблуке, которые шнуровались вокруг её тощих икр. И у нее был этот смоляной браслет с мертвым жуком, заключенным внутри, который, как она заверила нас, был настоящим. Она была строгой, жесткой и немного пугающей. Я любила её.
В первый день занятий она раздала рабочие тетради пастельных тонов, которые должны были служить нам личными дневниками. Она сказала нам, что дневники священны, что она не будет судить об их содержании. Наше первое задание состояло в том, чтобы написать о нашем самом запоминающемся впечатлении с лета. Делайла посмотрела на меня и одними губами произнесла слова Чарли без рубашки. Сдерживая смешок, я открыла бледно-желтый блокнот и начала описывать скалу для прыжков.
Записи в дневнике быстро стали моей любимой частью девятого класса — иногда мисс Джордж давала нам тему для изучения; в других случаях она оставляла это на наше усмотрение. Мне было приятно придавать форму и порядок своим мыслям, и мне нравилось использовать слова, чтобы рисовать картины озера и буша9. Я написала целую страницу о варениках Сью, но также представляла ужасные истории о мстительных призраках и неудачных медицинских экспериментах.