Апокалипсис (СИ)

День спустя, уже будучи на болотах, мне наконец удалось научить эльфиек нормально охотится. Правда тут встала другая проблема — не на кого! Тут одни призраки да русалки, и ничего съедобнее лягушки, которая еще и разговаривает.
— Ну отпусти… — пролепетала последняя, отчаянно строя глазки.
— А ты меня потом еще и съешь? — помассировал я виски.
Лягушка помотала головой.
— Нет. Только на дно утащу… — невинно и скромно потупила она взор.
— Хм, заманчиво.
— Правда?
— Нет! — и кинжальчиком.
А потом как вишенка, спалить.
А она не горит! Заморозить… моргает. Термоконтроль все-таки слаб в делах убийств. Ладно, током! О! Сработало. Еще расчленю, для полного.
— Ну что там? — поинтересовался я у ползающих по поверхности воды, ковыряясь в ей глубинах в поисках съестного, ушастых.
— Ничего путного, повелитель. — отозвалась Вилка.
— Попрятались, все, паразиты. — спародировала меня Ложка, вынимая руку из води и брезгливо отряхивая.
— Только эти. — показала мне дроу «улов» в виде пары рыбешек с руками и человеческими лицами.
— Блин, мелкие ведь совсем… — я почесал репу — ладно, в котел их, сварим уху.
Почва под моими ногами зашевелилась, начав неторопливо погружаться подводу, как бы намекая «тикай отсюда, да в болото!». А тут ведь и так мест для пикника нет, вообще! И комарья, как грязи, ладно он хоть маны боится, и облетает магов десятой дорогой. А иначе…
И будь то этого всего мало! На этот маленький островок суши средь болот, окончательно топя его добрую половину, начало вылезать некое нечто. Человек-дерево, с руками поленьями, лысиной-камнем, и мхом, в роле бороды.
Между мной и тварью в миг оказались обе эльфы, в руках одной из которых, болтаясь на хвостах, по прежнему были «русалки».
— Не губи моих деток, о велики маг! — вежливым басом проскрипело это существо, наполовину выползая из воды и смотря на меня снизу вверх.
— А ты еще кто такой? — похлопал я глазами.
— Леший я. — проскрипело «дерево» как само собой разумеющееся — Смотритель болот.
— А, леший… И че тебе надо?
— Отпусти деток… — он покосился на русалочек, являя мне заодно и свои глаза в виде пары опалов, спрятанных сред густой растительности-тины.
— А… Вот что леший! Мы тут как бы жрать хотим. Даешь пожрать, и мы отсюда свалим, и вряд ли когда вернемся.
— Понял! — кивнул понятливый «мужик» и на островок потекли «яства».
Черепа и руки людей, ноги и копыта зверей, пара лягушек, что начали орать на разные голоса, что они принцессы, еще какая-то дичь. В общем, из всего, что он нам тут предложил, более- менее выглядели только устрицы. Надеюсь, хоть они съедобны.
— Авось, пронесет! — сказал «тост» я, и подчерпнул содержимое хорошо проваренной раковины кинжалом.
Пронесет-то пронесет! Да еще как! Неделю с горшка не встанешь! Так что мы оставшеюся территорию болот, до твердой почвы и нормального леса, провели на руках эльфиек, и со спущенными штанами. Так как даже действие заклинаний лечения приводили к тому же самому результату — лютому испражнению.
И уже тут, в нормальной обстановке, средь родимых сосен, смогли, наконец скастовать на себя великое исцеление, избавившее нас от великого отравления, и заесть горе о потерянной массе тела нормальной пищей и кролями. Надеюсь, они были нормальными. А то что-то кролики тут раньше не водились.
Все, это уже мои земли! Скоро пойдут деревни, в которых я побывал, и которых обеспечил лекарством. Скоро начнется жизнь, и места где меня знают. При-я-тно!
А уж людям-то как приятно! Я и не подумал, что меня в первой же деревне встретят так радушно! Думал, даже не узнают! Без штандартов-то и дорогих одежд. Или там уже забыть успели. Ан, нет, стоило нам вскакать на задворки деревни, как голожопая малышня на разные голоса заголосила «господин барон приехал!». Им затворили бабки из окон «Счастье то какое!» и вскоре вся деревня собралась вокруг нас, к сожалению, еще до того, как мы спешились, так что сразу же пошли шепотки «барон-то вместо коня нечисть использует! Могуч!».
 
Только теперь у меня несколько другие ассоциации со словом «нечисть», и отнюдь не лестные. Зато куда понятней стала чему люди так удивляются, говоря «ему сама нечисть прислуживает!», как бы подразумевая «а мы и подавно будем», наверное, при этом, где-то глубоко в душе думая «куда же денемся-то?!».
Толпа окружила нас плотным гомонящим кольцом, при этом держась на почтительном расстоянии, толи из-за «нечисти», толи из уважения. Я вычленил из кучи рож старосту, что тут же засеменил ко мне, вторгаясь в круг уважения своей персоной. На память я конечно даже близко не помню всех старост и мэров, но этот гаврик просто сразу выделился из толпы особой важностью и некой возвышенностью над толпой, в первую очередь слегка побитым видом и скромным молчанием, понимая, что все шапки в случае чего полетят в его сторону. Так что, заранее, да мысленно, подписав все завещания, и приготовившись к порке, он чинно проследовал ко мне. А раз такой вид — значит пороть есть за что!
— Господин барон. — поприветствовал он меня, вежливо согнувшись по палам. — Я староста…
— Ладно староста, давай выкладывай, что вид такой невеселый. — недовольно пробормотал я, обнаружив у себя в ухе навесь каким боком туда попавшего крупного жука.
Староста припух, так и не разгибая спины. Толпа тоже в миг умолкла, застыв в «море волнуется раз». В прочем, постепенно волны осели, и люди стали отчаянно переглядываться. Староста так и стоял.
— Ну? Чего притих- то? Как партизан на пытке. — слово «пытке», в купе с не совсем знакомым, возымело эффект пощёчины, и мужичек вздрогнул — Давай выкладывай уже все! Пока я добрый, а они сытые. — указал я на эльфиек, которые непонимающе переглянулись и пожали плечами.
Саара почтительно стояла в сторонке и молчала. Когда мужики беседуют, женщина должна молчать! — вот что читалось на её лице крупными буквами, хотя в её голове и копошились свои мысли, подобно тараканам на кухне старого дома. Как и в головах прочего люда, что нас окружил, и уже разве что не скандировал слова поддержки для своего бедного побледневшего лидера «давай, давай, давай! А мы потом на твоих похоронах попируем!».
— Господин барон! — наконец заговорил скромняжка, так и не разогнув спины. — Мы…
— Да выпрямить ты уже! И говори нормально! — пробормотал я недовольно, закончив наконец рассматривать наглого жука и раздавив его двумя пальцами. — А то как грязи под ногами обращаешься, а не к своему господину.
Мужик тут же выпрямился как струна, и, пребывая в состоянии почтительно бледности, скороговоркой от тараторил:
— Господин барон! Приходили некие люди — не из ваших иль графских. Требовали от нас покорности — мы отказались! Обещали сжечь деревню.
— Некие люди говоришь? И как эти некие выглядели? — моё недовольство перешло с жука на человека.
— Люди как люди. С виду не из простых. — замелся человек, но увидев мой суровый взгляд, тут же вновь выпрямился — У них морды не мужитские, одежда не из наших тканей, хоть покрой и не из барских. А еще повозки магически самодвижущиеся.
Теперь уже подвис я, и чуть не откусил собственную губу. Переглянулся с женой, что пожала плечами «типо, а я-то тут причем?». Вернулся к старосте.
— А одежда у них случаем не зеленая, под цвет листвы весной, и каплей грязи? — поинтересовался, пристально наблюдая не столько за самим представителем, сколько за прочими деревенскими, высматривая среди рож, излишне благородную, или напротив, нарочно измазанную.
— Зеленая. — не моргнув и глазом ответил староста, не видя в этих словах ничего крамольного или необычного, а стоящая за моей спиной Саара, вздрогнула, и тут же прижала одну руку к груди, как бы хватаясь за сердце, а вторую потянула к… промежности?
 
Её насиловали эти люди!? Внутри вновь закипела ярость, что тут же пришлось задавить обратно в толстый котелок, с чугунной крышкой, чтоб не мешала думать.