Безнадёжная любовь (СИ)

— Что?
— С девушкой он, — подтвердил Чоня. — Я же предупреждал тебя, Лолочка. Ну, что ты в него вцепилась? Идем лучше со мной! — Чоня попытался обнять девушку, но та брезгливо передернула плечами, сбросила его руку.
— Да пошел ты!
  
4
 
Богдан, все еще кутаясь в одеяло, застегнул куртку по самый подбородок. Он с трудом сдерживал одолевающую его дрожь. Аня присела на краешек стоящего возле многочисленных пустых стеллажей письменного стола.
— Слушай, там где-то вода была.
Аня без особого желания отнесла ему стоявший на столе стакан и сразу отвернулась, снова направилась к столу, а, подойдя, обнаружила на нем, прежде прятавшийся за стаканом, прозрачный пузырек с таблетками.
— Что это?
Богдан, не глядя, равнодушно бросил:
— Попробуй.
Аня взяла пузырек, открыла, достала белый кружок.
— Терпеть не могу лекарства.
Он посмотрел с интересом, и она подумала, сейчас скажет что-нибудь о ее последнем, брезгливом замечании, но он насмешливо дернул углом рта и произнес:
— Что ты там прячешься? Боишься?
— Аня возмущенно хмыкнула
— Да иди сюда. Не трону я тебя. Думаешь, у меня и мыслей только, как с тобой переспать?
Аня резко вскинула глаза и тут же отвернулась.
— Эй! — услышала. — Вот так святая невинность! Недотрога обиделась, что кто-то отказался от желания обладать ею? Ну, извини. Сегодня, сама видишь, от меня мало толку. Как-нибудь в другой раз.
— Заткнись! — наконец-то удалось выговорить Ане, но он уже и сам замолчал, и лишь через какое-то время вновь раздался его голос:
— Там где-то сигареты на полках…, — и опять с такой интонацией, будто она обязательство подписала исполнять все его желания. Нашел золотую рыбку!
— Я тебе в служанки нанялась?
— Что тебе, трудно? Ты же видишь: я сам ни на что не способен, — он говорил так, будто считал это своим достоинством.
Она принесла ему сигареты (отчего-то не догадалась бросить прямо от полок) и больше не стала возвращаться к столу.
— Садись, — он протянул ей пачку.
Аня отрицательно мотнула головой и села на край полосатого матраса.
— Здесь раньше склад был?
— Не знаю. Наверное. Во всяком случае, матрасами и одеялами здесь целая комната была набита. Так что мы — со всеми удобствами.
На Аню поползло белое пахучее облачко табачного дыма, и она отмахнулась от него рукой.
Богдан перестал кутаться в одеяло, и оно плащом спадало с его плеч.
— Я, вообще-то, тоже не курю. И сигареты не мои.
— Да ладно оправдываться-то.
Осторожно он уперся подбородком в ее плечо.
— Эй! Ты чего сюда пришла?
— Не знаю.
Он отодвинулся.
— Глупая девчонка! Совсем недавно едва не рыдала, возмущалась, злилась, а сегодня сама явилась. Ты, вообще, представляла, что делала?
— Нет, наверное.
Богдан отвернулся, выпустил очередное облачко дыма, стряхнул пепел прямо на пол.
— Слушай…
Уже по первым звукам ставшего твердым и уверенным голоса она определила, что последует дальше.
— А ты не мог бы перечислить все сразу, одним списком? Чтобы мне не бегать бесконечно туда-сюда.
Он рассмеялся.
***
Она ушла лишь утром, и случайно встреченный по дороге Чоня старательно делал вид, будто он не знает, чем она занималась всю ночь. Наивный, он, действительно, ничего не знал. Ему и в голову не могло придти, как все на самом деле происходило.
Аня сидела, прислонившись спиной к стене, гладила растрепанную голову и молчала, а Богдан все говорил и говорил, разные глупости и несуразности. Ей нравилось слушать его голос, но она почти не воспринимала смысл сказанных слов. Она внимала лишь ощущениям собственных пальцев, касающихся мягких волос и горячей кожи, и совсем не заметила, как заснула.
— Аня рано проснулась в непривычном, чужом для нее месте. Богдан спал, повернувшись к ней спиной, все так же в наглухо застегнутой куртке. Она тихо встала, направилась к двери, повернула ключ.
— Ты куда? — раздалось за спиной.
Аня обернулась. Богдан сидел, обхватив колени.
— Домой.
Он промолчал, вопреки ее ожиданиям. Тогда она медленно открыла дверь и вышла, а он упал на кучу одеял и подумал: почему ничего не сказал, почему отпустил ее? Хотя… Почему следовало ее задержать?
 
Какое-то время он маялся между сном и явью, лежал с закрытыми глазами, вслушивался в случайные звуки и внушал себе, что спит, пока что-то внутри, не терпя возражений, твердо не скомандовало: «Надо встать!». И он встал, снял куртку (ну да, все утром одеваются, а он раздевается), и, словно специально дождавшись этого момента, дверь распахнулась.
— Как дела? — нежно прозвучал обычно резкий голос.
Он отвернулся, досадливо поморщился.
— В порядке. Тебе чего?
Лола уловила недовольные интонации, подошла совсем близко, заглянула в глаза.
— Богдан! — она никогда так ласково не произносила его имя. — А как же я?
— Ты? Что ты? — он не хотел замечать тревогу в устремленном на него взгляде, не хотел понимать. — Ну?
Безнадежно разбившись о стену мрачного равнодушия, ласка съежилась, мгновенно трансформировалась. Извивающаяся в причудливом, завлекающем танце змея взметнулась и показала ядовитые зубы.
— Кого ты привел вчера? — глаза у Лолы привычно сузились, а нежность в голосе сменилась металлом.
— Что ты психуешь, детка? — Богдана, казалось, порадовала резкая перемена, произошедшая с подругой, и он даже благосклонно приобнял ее.
— Как ты мог?
— Ну, будет! Разреши мне немножко поразвлечься. Отдохнуть. От всего. От тебя. Это же временно. Сама подумай. Потом я все равно вернусь к тебе.
Лола оттолкнула его бесчувственную, холодную руку. Он издевается над ней! «Отдохнуть… временно… разреши…». Ему не нужно ее разрешение, он себе сам все давно разрешил. И бесполезно спорить и говорить о чувствах. Он не знает, что такое чувства. И он уже никогда не вернется к ней.
Лола остановилась.
А может, и вернется.
  
5
 
Аня не видела Богдана два дня. Она пообещала ему никогда больше не совершать самостоятельные экскурсии на бывший склад. Красной Шапочке не полагалось забираться в логово страшного серого волка, пока он сам коварством и обманом не завлечет ее туда. Но видимо страшный серый волк, вопреки всем предсказаниям, был сыт или находил себе другие жертвы. Нельзя сказать, что Аня ни капельки не обижалась на него. Она даже приготовила строгую, осуждающую речь, которую планировала произнести при встрече, и не произнесла.
Как обычно, утром они отправились на пляж и, петляя среди аккуратных домиков, совершенно случайно наткнулись на живописную парочку.
Два человека шагали рядом. Лицо Богдана было мрачно и слегка перекошено, как будто у него болели зубы. Лёсик прятал хитрые глазки и периодически втягивал щеки, отчего физиономия его смешно удлинялась.
Девчонки с независимым видом проследовали вперед, Аня остановилась.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Да так, — лаконично и неопределенно ответил Богдан, а Лёсик, скромно улыбнувшись, объяснил:
— Понимаешь, я Богдану на голову ведро уронил, — за что получил в награду довольно свирепый, не сулящий ничего хорошего взгляд.
Аня хихикнула и заботливо поинтересовалась:
— Все в порядке?
Богдан посмотрел на нее обиженно и разочарованно.
— Издеваешься?
— Нет, что ты! — Аня мгновенно сделалась серьезной. — Просто… — она хотела сказать, что всего лишь представила это ведро и его, и уголки ее губ вновь поползли вверх.
— Ну, ладно! — он не дал ей договорить. — До вечера.
Что он сказал? До вечера?
Аня вопросительно посмотрела на него, захотелось спросить: «Ты уверен? Ты не ошибся? Действительно, до вечера? Значит, ты придешь? Придешь ли? Тебя долго не было, и уже начинало казаться, будто ты совершенно забыл о том, что здесь, совсем близко, есть я. До вечера?»