Друг по переписке (ЛП)

Хотя, наверное, так даже лучше. Я сомневаюсь, что смогла бы рассказать кому-то из своих знакомых, что гадалка по имени Дестини сказала мне, что у меня есть этакий экстрасенсорный багаж, что моя экономка пытается убедить меня, что меня преследуют призраки, и что я серьезно рассматриваю идею проведения спиритического сеанса, потому что ничто «нормальное» больше не имеет смысла. Нормальность вылетела в окно, когда умер мой муж.
А еще… я влюбляюсь.
Такое случалось со мной всего один раз, так что я не большой эксперт в этом вопросе. Все, что я знаю, это то, что я чувствую себя невероятно, когда я с ним, и дерьмово, когда его нет рядом. Мне нравится заставлять его улыбаться, и я ненавижу заставлять его грустить. И в последнем, к сожалению, я, как видно, очень талантлива.
Я совсем запуталась, Данте. Есть ли у тебя какие-нибудь слова мудрости для меня?
Искренне,
Кайла
  
31
 
Дорогая Кайла,
Ты спросила, есть ли у меня для тебя слова мудрости. Ответ — есть. Вот они:
Ты не контролируешь шторм, и ты не потерялась в нем. Ты и есть шторм.
Я бы с удовольствием поставил это выражение себе в заслугу, но его автор — писатель Сэм Харрис. Он утверждал, что свобода воли — это иллюзия, и я уверен, ты согласишься, что это совершенно удручающая мысль. Однако, если отбросить суровую философскую составляющую, мне правда нравится думать, что хаос не находится вне тебя. Он всегда внутри каждого из нас, даже если мы воспринимаем это как нечто иное.
Ты — хаос. Ты — шторм. Ты та, кто создает сильные ветры и неспокойные моря, по которым тебе приходится плавать. Ты — источник всего, что происходит.
Другими словами, ты — та, у кого есть сила.
И раз так, то возникает вопрос, что ты собираешься с этим делать?
Сэм Харрис сказал бы мне, что я полностью исказил смысл его выражения и что я не понимаю, о чем говорю, но мы его не слушаем.
Послушай себя, Кайла. Остановись и по-настоящему послушай.
Ты — шторм.
О чем говорят тебе все эти громы и молнии?
Данте
  
32
 
Я сердито говорю письму в своей руке:
— Если бы я знала, о чем говорят мне все мои громы и молнии, я бы не просила у тебя совета!
Может быть, Данте отправили в тюрьму за то, что он был преступно раздражающим.
Со вздохом разочарования я швыряю письмо на рабочий стол и мрачно смотрю в окно на дождливый день.
Снова чертов дождь. Как будто погода участвует в каком-то злом заговоре, чтобы свести меня с ума еще больше.
Прошло две недели с тех пор, как я общалась с Эйданом. Каждый проходящий день становится тоскливее и унылее предыдущего. У меня развилась тяжелая бессонница в дополнение ко всем моим другим проблемам, и я до сих пор не нашла психотерапевта.
На днях, когда я посетила здание, где, по словам Эдди, находится кабинет доктора Леттермана, его имени на информационной панели не нашлось.
В любом случае, я не знаю, почему я обратилась за помощью к этому наркоману Эдди. Как видно, у него осталась только одна функционирующая клетка мозга.
Не то чтобы я была в положении, с высоты которого можно судить. Я пью так много вина, что пора покупать акции в компании виноделов.
Услышав звук смеха, я поднимаю голову и смотрю в сторону окна. Снова раздается смех, яркий и игривый, хотя во дворе я никого не вижу. Сгорая от любопытства, я подхожу к окну и выглядываю наружу.
Маленький светловолосый мальчик в красном дождевике бегает по лужайке перед домом.
Я ахаю и бросаюсь к стене, прижимаюсь к ней спиной. Сердце колотится. Адреналин наполняет вены, заставляя меня дрожать.
Если бы кто-нибудь сказал мне до этого момента, что вид веселого малыша сможет вселить в мою душу ужас, я бы рассмеялась ему в лицо. Даже мужчина в плаще не пугает меня так сильно.
Это не призрак. Он слишком счастлив, чтобы быть призраком. Разве Фиона не говорила что-то о том, что духи, запертые в этом измерении, грустят?
 
В панике я убеждаю себя, что веду себя нелепо, но это не помогает.
Затем мне приходит в голову такая ужасающая мысль, что мое бешено колотящееся сердце замирает.
Это тот ребенок, с которым у меня случился выкидыш?
Неужели меня преследует дух моего умершего сына?
Я знаю, что это не имеет смысла. Мой ребенок еще даже не родился бы, не говоря уже о том, чтобы вырасти. Но что я знаю о призраках? Может быть, они со временем превращаются в человека, которым они были бы, если бы выжили?
Но где они берут одежду? Этот ребенок посетил какой-то потусторонний детский магазин, чтобы выбрать маленький дождевик и желтые ботинки?
Я прикрываю глаза рукой и стону.
— Прекрати, Кайла! Это не призрак! А теперь иди на улицу и найди его мать!
Звук моего голоса пробивается сквозь часть паники, и этого достаточно, чтобы побудить меня к действию. Я расправляю плечи, делаю глубокий вдох и снова поворачиваюсь к окну.
Маленький светловолосый мальчик стоит в нескольких футах от дома и смотрит прямо на меня.
Мы смотрим друг на друга через стекло. Мое сердце вот-вот разорвет грудную клетку. Оно мчится так быстро, что я не могу дышать.
Почему он такой страшный?
Мальчик указывает на меня. Он издает высокий, леденящий кровь вопль, его рот широко открыт, а голубые глаза расширены от ужаса.
Затем он поворачивается и убегает, исчезая из виду.
Я стою как вкопанная, тяжело дыша, пока меня не охватывает гнев. Я кричу в окно:
— На хер и тебя тоже, пацан!
Я тут же прикрываю рот рукой. Я не могу быть леди, которая кричит на детей на своей лужайке. У нас в квартале была такая, когда я росла, и все ее ненавидели.
Я бегу через дом к задней двери, спрыгиваю с крыльца и оглядываю двор. Нет никаких признаков мальчика. Я бегу налево и оглядываю дом сбоку, но его там тоже нет. Я направляюсь в другую сторону, мое дыхание белым облачком расплывается в холодном воздухе.
На другой стороне дома его тоже нет и следа ребенка. Его нет и на переднем дворе. Он не прячется в кустах и не бежит по улице.
Мальчик растворился в воздухе.
Мокрая и дрожащая я стою на подъездной дорожке, чувствуя позади себя чье-то присутствие. Когда я поворачиваюсь, то никого не вижу.
Затем я случайно бросаю взгляд на второй этаж.
В окне моей главной спальни маленький светловолосый мальчик стоит и смотрит на меня сверху вниз.
Призраков не существует. Призраков не существует. Призраков не существует.
Дождь хлещет по моему запрокинутому лицу, когда я кричу:
— Оставайся там!
Он пятится от окна и исчезает из виду.
Скрежеща зубами, я бегу обратно в дом, поднимаюсь по лестнице на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки за раз, и врываюсь в хозяйскую спальню.
Там пусто.
Я ищу везде, в каждом закоулке дома, но этот маленький сын щелкунчика исчез.
Когда я просматриваю запись с камеры, она не показывает ничего, кроме статики.
Глубоко потрясенная этой встречей, я хожу по дому, одержимо проверяя замки, задергивая шторы и вообще ведя себя настолько параноидально, насколько чувствую. Я предполагаю, что мальчик вошел через заднюю дверь после того, как я прошла через нее, но не могу придумать объяснения тому, как он вышел. Я должна была врезаться прямо в него, когда он бежал вниз по лестнице, но не врезалась.
Он буквально растворился в воздухе.
Я бы позвонила Джейку и попросила его установить больше камер внутри дома, но, учитывая, как плохо прошла наша последняя встреча, я сомневаюсь, что это такая уж хорошая идея.
Поэтому я наливаю себе огромный бокал вина, и принимаю ванну. По шею в пузырьках, я держу дрожащими руками переполненный бокал с вином и пытаюсь точно определить, когда именно я начала сходить с ума.
Потому что я больше не могу сказать, что твердо держусь за реальность. Если я всерьез считаю, что призрак пятилетнего ребенка преследует меня, то я потеряла реальность.