Ошибка разбойника (СИ)

— Я всю жизнь любил лошадей и собак, но служил во флоте, где нет места ни тем ни другим. Последние три года только ими и занимаюсь. На ярмарке быстро ушли мои тяжеловозы, а верховых придерживаю пока, но в Тагону привёл показать.
Мужчины действительно заинтересовались и выразили желание посмотреть. Дон Фадрике слегка покраснел не то от смущения, не то от удовольствия, вызванного вниманием к делу, которое он любил и успехом которого гордился.
— Одна из моих верховых приучена к дамскому седлу. Идальго любезно разрешил сеньорите Инес показать, на что эта лошадь способна.
— Сеньорита ездит верхом? — был удивлён дон Стефано.
— Во многом благодаря дону Фадрике, — улыбнулся отец девушки. — Я арендовал верховых, чтобы учить детей, но после оспы было мало возможностей.
Мужчины отправились к небольшому недавно построенному в Тагоне ипподрому, на котором продавцы и покупатели могли одни показать, другие как следует разглядеть товар.
Городок действительно расцветал, а ущерб от недавнего налёта наверняка восполнен поступлением от одной только ярмарки. В отличие от Хетафе, здесь располагались особняки богатых людей. Дон Стефано успел разузнать: окрестные земли принадлежат крупным владельцам, а их крестьяне — арендаторы или потомственные вассалы своих сеньоров. Мелких хозяев, вроде Рамиресов, фактически нет, это и сделало Тагону больше городом, чем деревней. B Хетафе дворянские усадьбы отличались от домов богатых крестьян разве что близостью к храму.
Очевидно, в Тагоне был спрос не только на рабочих лошадей, но и на более изысканных животных. На товар капитана Морено собрались посмотреть и торговцы, и несколько молодых кабальеро. Разглядел дон Стефано и сеньорит в костюмах для верховой езды, сопровождаемых матерями или дуэньями. Девицы гордо продефилировали на собственных лошадях, выслушали комплименты и расселись на трибуне. Одни из них были хорошенькими, другие — если польстить или напиться, то недурны, но сеньор дель Соль поймал себя на мысли: прежде всего он обращает внимание на осанку молодых всадниц.
Подобный взгляд никуда не годился — за время обеда кабальеро решил: пытаясь соблазнить Инес, он слишком рискует намеченным браком, поэтому, как ни жаль отказываться от плана взять свеженькую красотку в любовницы, её следует оставить в покое.
Настроение дона Стефано испортилось, от воспоминаний о сеньорите Лусии на душе стало совсем кисло. Оставалось ругать себя — почему дочь коменданта, которую многие находят не только достойной, но и милой девицей, вызывает такую тоску, и надеяться, что, увидев Инес в седле, привередливый кабальеро разочаруется в ней.
Вскоре по приказанию дона Фадрике Морено вывели белую кобылу с дамским седлом. Болтавшие с сеньоритами кабальеро отвлеклись от кокетничавших с ними девиц, прервав разговоры едва ли не на полуслове. Раздались восхищённые ахи. Капитан Морено вышел на манеж, а рядом с ним появилась только что подошедшая в сопровождении какой-то старухи сеньорита Рамирес.
Сейчас Инес никто не принял бы за крестьянку. Покрой костюма для верховой езды куда меньше зависит от капризов дамской моды, чем прочие платья, и если добротно сшит по фигуре, даже неновый, на стройной женщине с хорошей осанкой смотрится по-королевски. Досталось сеньорите материнское платье или идальго именно на этот наряд не пожалел денег, но изящная фигура дочери отставного лейтенанта сразу привлекла взгляды. Инес накормила кобылу кусочком яблока, а отец подсадил девушку в седло и отошёл. Сразу стало понятно — сеньорита держится уверенно и скачет с большим удовольствием. По сигналам дона Фадрике Инес заставила лошадь продемонстрировать все четыре аллюра и взять несколько препятствий. И лошадь, и всадница превзошли самые смелые ожидания, развеяв надежды дона Стефано разочароваться в привлекательности деревенской дворянки. Едва не скрипя зубами, сеньор дель Соль смотрел, как Инес спрыгнула с лошади в объятия отца, поцеловала его, потом вновь покормила требовательно ржавшую верховую, вымыла руки, улыбнулась рассыпавшимся в комплиментах зрителям и вместе с отцом подошла к его друзьям.
 
Как в тумане дон Стефано смотрел на сияющие глаза, разрумянившиеся щёки, выбившуюся из причёски прядь тёмных волос Инес, проклиная необходимость отступиться от столь лакомого кусочка. Кабальеро хватило выдержки улыбнуться дону Бернардо, бесхитростно восхищавшемуся лошадью и наездницей, и с виду спокойно сказать:
— Прелестное дитя! А за эту кобылу, капитан Морено, даю пятьсот дукатов!
— Не продаётся, — со своей обычной меланхоличностью ответил дон Фадрике, всего минуту назад сосредоточенный на выступлении. — Я оставлю Звёздочку на племя. Через год можем договориться о жеребёнке.
Хотя обычно сеньор дель Соль лошадьми очень интересовался, сегодня ему было не до четвероногих, даже лучших из них. Он предложил купить кобылу, чтобы скрыть интерес к девушке, и не стал торговаться с хозяином великолепной верховой. Впрочем, дон Стефано изменил мнение о капитане Морено, которого поначалу счёл ходячим недоразумением: «Похоже, этот сеньор совсем не беден, даром что носит потёртый камзол. Нужно разузнать о нём у флотских».
Дон Фадрике коснулся губами лба дочери своего друга бережно, как будто она была хрустальной, что выглядело странно в отношении пышущей здоровьем девицы. Дон Бернардо, напротив, запросто расцеловал Инес в обе щёки и показал, какого роста она была при их предыдущей встрече. Младший в компании, дон Стефано был вправе лишь церемонно приложиться к тонким пахнущими травами пальцам девицы и старался не слишком злобно смотреть на топтавшихся рядом молодых кабальеро.
Сеньориты тем временем окружили капитана Морено с просьбами позволить им прокатиться на великолепной Звёздочке. Без воодушевления смотревший на происходящее дон Стефано размышлял: «Девчонки ему строят глазки, чёрт побери, не только ради прогулки на лошади. Определённо с одобрения мамаш, или кто там с ними пришёл, кокетничают, несмотря на видавший виды костюм капитана. Если невзрачный немолодой человек пользуется подобным вниманием, значит, он хорошо обеспечен, по местным меркам — богат».
Не выдержав напора представительниц прекрасного пола, дон Фадрике горько вздохнул и оговорил очерёдность и подходящий аллюр для каждой девицы, а дон Стефано был поражён точностью, с которой капитан определил их способности: «Кто купится на рассеянность этого капитана, может потом пребольно поплатиться за легковерность».
Ни одна из наездниц, прокатившихся на Звёздочке после Инес, не вызвала и половины того же восхищения. Мать одетой богаче других сеньориты, украшенная ожерельем с крупными камнями и надутая важностью дама, нарочито громко заявила:
— Превосходный повод выставить себя напоказ для тех, кто не бывает в свете! Выставка лошади и…
Дама высокомерно посмотрела на Инес, которая не растерялась и воскликнула:
— Выставка сбруи, донья Белиса! — едва отзвенел жизнерадостный голос, Инес присела в учтивом поклоне.
Усы помогли собравшимся кабальеро сохранить если не серьёзное, то хотя бы сложное выражение лица, а сеньориты откровенно смеялись, за исключением богато одетой дочери дамы с ожерельем, которой ничего не оставалось, кроме как выше задрать нос.
Звуки задорного голоса стихли, а дон Стефано стоял, сжимая эфес шпаги, то ли сдерживая вспыхнувший в теле огонь, то ли желая проткнуть негодяев, глазевших на сеньориту Рамирес кто с восторгом, кто не скрывая страсти, кто с нежностью.
Благие намерения отказаться от деревенской дворянки рассыпались прахом. Инес с этой минуты разбойник стал считать своей собственностью, которую он никому не собирался уступать, хотя не решил ещё, как половчее ею распорядиться.
  
14. Как избавиться от соперников
 
Воспользовавшись суматохой, разбойник тихо приказал слуге выяснить имена молодых кабальеро, посмевших добиваться внимания дочери идальго, и собрать о них какие получится сведения. Дон Стефано вынужден был признать — отставной лейтенант нашёл благопристойный способ ввести дочь в круг равных ей по происхождению дворян, не тратясь на дорогие наряды. Разумеется, молодые сеньоры, как бы сильно они ни были очарованы красотой блестящей наездницы, через какое-то время отойдут от первого впечатления и задумаются о существенном, то есть о приданом, но среди них может оказаться и человек, готовый пренебречь денежными соображениями.