Ошибка разбойника (СИ)
Идальго тем временем продолжал:
— Мой дед настоял, чтобы одну из старых росписей мастер оставил нетронутой, хотя она совсем не в тогдашнем, да и не в нынешнем вкусе. Пойдёмте, я покажу.
Из вежливости дон Стефано проследовал за идальго и спустя минуту смотрел на изображение архангела Мигеля — предводителя небесного воинства. Фигура казалась изломанной, плоской, её нельзя было принять за портрет, и в первый миг кабальеро недоумевал, зачем эту древность не записали чем-либо более искусным. Однако чуть позже гость понял, что ему трудно отвести взгляд от сурового лица архангела. Ещё миг — и глаза изображённого на старинной росписи существа казались пылающими, пронзающими душу насквозь, всеведающими и ничего не прощающими. Кабальеро вздрогнул от выведших его из похожего на столбняк состояния слов идальго:
— Вижу, наш дон Мигель и на вас произвёл впечатление.
— Да… но такие картины сейчас не в чести.
— Божественные создания нынче принято изображать почти как обычных людей, разве что глаже. Скажете что-нибудь об архангеле?
— Он был дворянином! — вырывалось у дона Стефано.
— Вот как? — идальго был удивлён словами своего гостя и задумчиво произнёс: — Мне бы и в голову не пришло. Всю жизнь называл нашего архангела доном Мигелем и не задумывался о сословии. Я пойду на кладбище. Инес, наверное, уже помолилась на материнской могиле.
— Я недолго побуду здесь, помолюсь за родителей.
— Разумеется, кабальеро.
***
Алонсо Рамирес присоединился к дочери возле могил своих предков, жены и не ставших взрослыми сыновей. Следующая после Инес беременность его горячо любимой сеньоры Тересы оказалась неудачной, жена долго была между жизнью и смертью, поэтому дочь осталась младшим ребёнком. Второй сын погиб совсем мальчиком, а старшего забрала оспа. Родители не успели порадоваться, что девочка отделалась парой рубцов на руке, как заболел сначала сын, а потом и сеньора Тереса, долго метавшаяся в лихорадке и не узнавшая о смерти первенца. Муж смотрел, как прекрасное лицо жены покрывается язвами, истово молился, чтобы, пусть изуродованная, его Тересита осталась бы с ним… Небо не услышало этой молитвы. В этот день каждый год идальго вспоминал, как, обхватив голову, в отчаянии сидел возле супружеского ложа, где Тересита лежала уже холодная.
Время замерло до тех пор, пока мужчина не почувствовал прикосновение детской ручки. Инес, с красными глазами и распухшим от слёз носом, больше не плакала. Она тихо пролепетала «Папа…», а отец прижал девочку к себе, поцеловал волосы, осознавая — ему ещё есть ради кого жить. С тех пор мужчина лишь раз в году вспоминал, как умирала любимая, а в остальные дни приучил себя думать о счастливых годах, которые они провели вместе, о жарких ночах, о нежном негромком смехе и сияющей любовью улыбке самого дорогого и близкого в его жизни создания. О потерянных сыновьях идальго избегал вспоминать — сразу начинало болеть сердце, нужное, чтобы защитить единственное оставшееся дитя.
***
Вернувшись к храму, отец и дочь распрощались с заезжим знатным сеньором, и отставной лейтенант ни взглядом, ни жестом не выдавал, как сильно он хочет никогда больше не видеть дона Стефано. Не было сомнений: богатый и способный многое себе позволить дворянин остался неравнодушным к красоте юной сеньориты, однако ожидать от него честного ухаживания и сватовства к бесприданнице не приходилось. За время недолгого знакомства пожилой деревенский идальго составил о знатном сеньоре не самое лестное мнение. Xотя сын былого боевого товарища оказался умным и деловым, он произвёл на отставного лейтенанта впечатление человека холодного, душа которого всецело подчинена расчёту и сословной спеси, а всплеск тепла, вызванный воспоминаниями об отце, был недолгим.
Инес рассказала о бесстыдном разглядывании, которое кабальеро позволил себе, видимо, приняв девушку за крестьянку, и как быстро гость скрыл непристойный интерес, узнав, что перед ним сеньорита благородного происхождения. Отец, понимая, как мало он может противопоставить богатому знатному человеку, наказал дочери быть предельно учтивой с их новым знакомым, ни на миг не позволяя ему забывать: девица, вызвавшая его сладострастный интерес — дочь идальго по крови, и по происхождению ровня дону Стефано.
10. Расширение дела
Вернувшись в Сегилью, дон Стефано занялся сначала обычными делами своей банды — спланировал нападения, в которых не принимал участия, отправил проводников к контрабандистам и оценил мзду, уплачиваемую средней руки торговцами за то, что их товары беспрепятственно шли по дорогам провинции.
Были и неизбежные расходы. Разбойник поддерживал дружеские отношения с начальником городской стражи, изучил его вкусы, привычки, платил одному из помощников, а после удачного ограбления его люди подкидывали сеньору кошелёк с деньгами. Почтенный чиновник правильно понимал намёк и всегда догадывался, в расследовании какого дела ему не нужно усердствовать. Сейчас вместе с доходами росла и сумма вознаграждения, благодаря чему вызванные для охраны собранных в казну денег отряды городской стражи опаздывали и приезжали аккурат на следующий после грабежа день, когда от разбойников не оставалось и следа. Крестьяне роптали на утверждённое губернатором изменение порядка уплаты налогов, но дон Стефано потрудился устроить, чтобы жалобы не докучали его светлости.
Весьма довольный тем, как идут и развиваются его обычные дела, кабальеро решил в этом году напоследок расширить свои операции, и целью его стала Тагона. Раньше банда никогда так далеко от Сегильи не забиралась, поэтому можно было рассчитывать на легкомыслие и беспечность тагонцев. На конец ярмарки сеньор дель Соль назначил своим людям три операции: взять ратушу, где хранятся уплаченные за торговые места деньги; другому отряду — под предводительством Роберто — устроить несколько засад на дороге. Затем часть людей отступит к Сегилье, остальные же вместе со своим главарём отправятся к месту, где учёный сеньор Бланес выращивает пресловутый лён.
Дело прошло гладко. В Тагоне только один торговец оказал сопротивление, за что поплатился жизнью, с остальными жертвами грабители обошлись мягко, не усердствуя с обысками, не ощупывая женщин и даже оставив какую-то мелочь, чтобы бедолаги могли оплатить ночлег и дорогу до дома. Ещё проще оказалось под покровом темноты добраться до льняных полей — часть охранников ушли на ярмарку. Оставшихся связали, и дон Стефано (как всегда на таких предприятиях — в маске) разбудил сеньора Бланеса, приказал ему молчать, если дорога жизнь, и проследил за тщательным обыском в доме учёного.
В тайнике был найден сундучок с золотыми монетами, с виду — несколько тысяч дукатов. Хотя у разбойников загорелись глаза и они порывались уйти с богатой добычей, главарь одёрнул их, выставил из комнаты учёного вон, а сам проглядел учётные записи, найденные в другом, ещё тщательнее замаскированном месте. Дотации от казны, расходы на семена, слуг… вот, конечно! Самые крупные суммы! Ухмыльнувшись, дон Стефано приказал своему человеку принести со склада первый попавшийся тюк со льном.
С одного взгляда кабальеро узнал мешки, которыми пользовались контрабандисты. Как догадывались и разбойник, и знакомый ему идальго, дело оказалось нечисто — сеньор Бланес выдавал за выращенный рядом с Тагоной лён тайно купленный привозной товар. Негромко, подражая простонародному выговору соседней провинции, дон Стефано заговорил:
— Вы не простак, любезный сеньор! Очень ловко обманули и короля, и его честных подданных!
— Сеньор, — заюлил мошенник, — я действительно выращиваю лён на своих участках! Правда, успехи мои пока скромные, поэтому и приходится поддерживать дело не самым почтенным способом ради дотаций. Но я не сомневаюсь…
— Оставьте свою уверенность для кого-нибудь более легковерного! — холодно прервал жулика дон Стефано. — И объясните, какие у вас связи при дворе!
Вздохнув и покосившись на лежавший рядом с разбойником пистолет, сеньор Бланес назвал несколько имён и рассказал, как сумел распустить в столице слухи о своём путешествии в Индию, преподнёс несколько якобы индийских вещиц знатным дамам, а потом ему в голову пришла мысль рассказать о выращивании льна в индийских горах и о схожести эспанских гор с индийскими.