Караул под «ёлочкой»
Странно, но, несмотря на это полуобморочное состояние, Макарьев отчетливо понимал, о чем его спрашивают, и давал вполне ясные и логичные ответы. Наверное, какая-то часть его сознания поддалась общей усталости и отключилась, зато другая по-прежнему продолжала бодрствовать и активно работать. Более того, замедленность реакции лейтенанта немного сбивала темп беседы, давала ему возможность хотя бы отчасти обдумывать ответы. И Антон, войдя во вкус, принялся отвечать контрразведчикам нарочито медленно, часто отклоняясь от темы, с кажущейся небрежностью растекаясь по древу, нагромождая несущественные подробности. Но, судя по характеру и формулировке вопросов, московских гостей, кажется, вполне удовлетворяли его ответы.
И все же к концу четвертого часа этой беседы Антон почувствовал, что еще немного - и его сознание окончательно выключится и перестанет реагировать на окружающую реальность. Видимо, на лице Макарьева каким-то образом отразилось это ощущение безмерной усталости, потому что один из московских подполковников, очевидно, старший в этой группе, буквально на полуслове прервал беседу и, удовлетворенно кивнув, сказал:
- Хорошо, Антон Сергеевич. Пожалуй, на сегодня достаточно. В общем, вы довольно подробно осветили все то, что нас интересовало. Если возникнут еще какие-то вопросы, мы вас вызовем.
- Разрешите идти, товарищ подполковник? - Антон поднялся из кресла. Мир перед его глазами расплывался в туманной дымке, а ноги онемели от долгого сидения.
- Идите, - разрешил подполковник и остановил свой взгляд на лице Макарьева:
- Антон Сергеевич, признавайтесь честно, спали сегодня ночью? Нет? Ну-ка, давайте я распоряжусь, чтобы вас подвезли в часть на машине.
Он потянулся к телефонной трубке.
- Спасибо, товарищ подполковник, но не стоит беспокоиться, - Антон сделал попытку улыбнуться. - Я лучше немного пройдусь по свежему воздуху. Прогуляюсь, так сказать, отдышусь...
- Ну, как хотите, - пожал плечами подполковник. На его лице мелькнула легкая тень обиды. Наверное, ему очень хотелось продемонстрировать Макарьеву свою заботу. - До свидания, Антон Сергеевич!
Макарьев вышел из штаба на центральную площадь, нетвердой походкой отошел от входа в здание десяток-другой шагов и, остановившись в тени деревьев около центрального универмага, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.
Свежий утренний воздух, еще не прогретый беспощадным августовским солнцем, подействовал на него благотворно. Постепенно сознание Антона прояснилось, туманная дымка перед глазами рассеялась, он слегка взбодрился и неторопливо зашагал по улице в направлении городского контрольно - пропускного пункта.
От центральной площади Ленинска, на которой находилось здание штаба полигона, до КПП на въезде в город было по прямой не более двух километров. Ленинск, который сами испытатели чаще называли «десятой площадкой» или просто «десяткой», был по казахстанским меркам довольно крупным городом. Поговаривали, что в общей совокупности, с учетом близлежащих мелких поселков, в городе постоянно проживает около ста тысяч человек.
Архитектурная структура города была очень простой: жилые кварталы словно нанизывались гроздьями на несколько длинных улиц, пересекающих Ленинск из конца в конец. Дома были, в основном, пятиэтажные - стандартные панельные и кирпичные «хрущевки». Только на западной окраине города, по дороге в аэропорт «Крайний», в последние годы выросли полтора-два десятка блочных девятиэтажек. А вдоль берега Сырдарьи еще в начале шестидесятых годов был выстроен целый район одноэтажных коттеджей, в которых сейчас жили либо приезжие гражданские специалисты, либо местные военные начальники.
Центром города считались две площади - имени Ленина и имени академика Королева, - соединенные между собой коротеньким отрезком небольшой улицы. Площадь Ленина играла в жизни города примерно такую же роль, что и Красная площадь в Москве. Здесь располагался центральный орган управления всем Байконуром - трехэтажное бело-зеленое здание штаба полигона. На площади проходили военные парады, встречи высоких советских и зарубежных гостей, праздничные народные гуляния.
Утро медленно переползало в день. Все «мотовозы», - в том числе и попутные, - которые могли подвезти Антона хотя бы до железнодорожной развилки на станции «Двадцать первый километр», давно уже ушли. Теперь на «гагаринский старт» можно было попасть только на пассажирском автобусе, ходившем примерно раз в полчаса до сто тринадцатой стартовой площадки. Проще всего в автобус было подсесть во время проверки документов у пассажиров на городском КПП.
Антон прошел мимо центрального универсама, пересек улицу 50-летия СССР и по проспекту имени Королева добрался до бетонного куба городского Дома связи. У него мелькнула мысль заскочить на телефонную станцию и позвонить домой родителям, но, прикинув разницу во времени между Ленинском и Киевом, он сообразил, что и отец, и мать сейчас должны быть еще на работе, а дома может оказаться только двенадцатилетняя сестра Ленка - существо ветреное, своенравное и легкомысленное. Поэтому Антон отложил звонок домой до следующего воскресенья и продолжил путь.
Автобуса на КПП Макарьев дожидался всего несколько минут. Пока шустрый солдатик из части охраны проверял документы у заполнивших салон пассажиров, Антон перекинулся со знакомым водителем парой дежурных фраз и уселся в свободное кресло сразу за шоферской кабинкой.
Дежурный по контрольному пункту закончил проверку документов, выбрался из автобуса и опустил вниз цепь, закрывавшую проезжую часть. «ЛАЗ» выехал на шоссе, стремительно набрал скорость и нырнул под железнодорожный мост.
Антон поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза. До второй площадки от Ленинска ехать чуть больше получаса. Значит, вполне можно расслабиться и немного вздремнуть. Он почувствовал, как по телу разливается приятная усталость, и сознание постепенно проваливается в уютное и по-домашнему теплое пространство сна.
- Валера, ты слышал, что вчера ночью случилось на «двойке»? - раздался вдруг чей-то голос за спиной.
- Нет, а что там произошло? - заинтересовано отозвался еще один голос.
Сон как рукой сняло. Антон открыл глаза и повернул голову влево, делая вид, что рассматривает пейзаж за окном. А сам краем глаза посмотрел назад. Сзади него сидели и разговаривали между собой двое гражданских специалистов, - по внешнему виду, скорее всего, инженеры, командированные на космодром с какой-нибудь фирмы. Первому, худощавому, с крупными залысинами на голове, было около сорока. Второму, черноволосому, с заметным брюшком, можно было дать лет на пять меньше.
- Говорят, стрельба была, - вполголоса сообщил первый.
- Ну? А ракета, вроде бы, нормально ушла. Корабль уже на орбите, я по телику вчера репортаж видел.
- Стрельба ведь не около ракеты была. У меня на второй площадке знакомый работает. Вместе институт заканчивали. Ну, вчера встретились, пивка попили. Он и рассказал: ночью к ракете из степи вышли диверсанты. Но караул их вовремя заметил. Ну, и началась пальба. Офицер наш погиб и солдатики полегли. Шесть или семь человек.
- А что диверсанты?
- Ушли, говорят, диверсанты. Степь прочесывали весь день, полк по тревоге подняли, но никого так и не нашли.
- Да, полетят теперь головушки в армейских фуражках...
«Ну вот, - Антон потерял интерес к разговору и снова закрыл глаза, - теперь появится еще одна байка. Слух про то, как во время запуска геройски погибли офицер и несколько солдат. А на самом деле? Я жив -здоров, Витя Русаков - тоже. А у Кольки Игнатова пуля прошила плечо навылет, не задев, к счастью, кости».
Несколько минут Макарьев отрешенно сидел с закрытыми глазами, но, несмотря на усталость и мягкое, укачивающее движение автобуса, сон больше не приходил. Мысли Антона снова и снова возвращались к картинам и переживаниям прошлой ночи.
Даже беглый поверхностный осмотр вчера утром тел троих незнакомцев, погибших около ограждения стартовой позиции, показал, что они не были ни военнослужащими одной из размещенных на космодроме воинских частей, ни работающими на Байконуре гражданскими специалистами. По крайней мере, двое из них, - те, чьи лица сохранились во время взрыва, - не могли быть отнесены и к местным жителям. Хотя кожа на лице у обоих убитых была смуглой, но разрез глаз был не характерен для коренных жителей Казахстана. Подбородки и щеки погибших закрывали короткие, аккуратно подстриженные бороды.