Люся, которая всех бесила (СИ)

Люся спрыгнула с кровати, совершенно довольная жизнью.
Нырнула в ванную, под душем громко и с чувством спела «Очи черные» и «Белый шиповник», в гардеробной натянула джинсы, вспомнила про корпоратив, засунула платье в чехол, кинула туфли в сумку и вышла на кухню.
Ветров выглядел почему-то испуганным и неуверенным.
Медсестра-ярилка тоже ерзала под недобрым взглядом Нины Петровны.
— А вы ранняя пташка, — сказала ей Люся и села за стол.
— Простите, если разбудила, — пролепетала та и все-таки не удержалась, стрельнула озорным взглядом в Ветрова. Вот у кого вид первичен. Тот притворился, что внимательно изучает узор на кофейной чашке. — А в обед Максим Анатольевич заглянет.
— Я буду здесь, — тут же уведомила всех Нина Петровна голосом злого полицейского.
— А я приду поздно, — объявила Люся и взялась за овсянку со свежей малиной, — у меня корпоратив.
— Возьми кого-нибудь, — тут же велел Ветров.
— Кого-нибудь — это кого?
— Смирнова тебе выдам. Пусть сидит рядом и на всех зыркает злобным взглядом.
— Пусть зыркает, — легко согласилась Люся, которая уже вроде как привыкла, что постоянно находится под охраной.
— Вы такой понимающий, Павел Викторович, — промяукала ярилка, — немногие мужчины отпустили бы жену на корпоратив, когда сами находятся между жизнью и смертью.
— Жену? — удивилась Нина Петровна.
— Между жизнью и смертью? — удивился Ветров.
— Отпустил? — удивилась Люся. — Как может один взрослый человек отпустить или не отпустить куда-нибудь другого взрослого человека?
Ярилка захлопала длинными ресницами, польщенная всеобщим вниманием.
У Нины Петровны был такой зверский взгляд, как будто она вспоминала, где именно у нее припрятана бензопила.
Прекрасно начинался день.
 Глава 32 
В машине Люся, чье настроение все еще было непростительно хорошим, прокручивала вчерашний разговор с Ветровым. Он казался немного сюрреалистичным — просто голос в темноте — и неправдоподобным. Замкнутый и немногословный, марен не производил впечатление человека, который стремился к постоянным отношениям.
Медленно двигаясь в унылой утренней пробке — каждый год в конце декабря город просто сходил с ума, люди метались с улицы на улицу, подчиняясь хаотичному броуновскому движению, — Люся пыталась понять, ее-то отчего так плющит.
Мальчик предложил девочке дружить. Ах, какое трогательное событие.
— Спятила ты, милая, на старости лет, — объявила Люся, насмешничая сама над собой. Попала в любимую женскую самообманку: жесткий снаружи, мягкий внутри. Мама его, бедняжку, отвергла, и это дает тебе прекрасный повод найди в мужской душе широту и глубину. А ведь иногда марен, внучка, это просто марен.
Впрочем, возможно, и Ветров, как Люся, доказывал самому себе, что не вид им правит, что он больше, чем диктатура ее величества биологии, которая сотворила их именно такими.
Люся хотела бы родиться ягом, например, или арх-медведем, но кто ее спрашивал?
И кто спрашивал внучку Великого Моржа, хочет ли она появиться на свет коркорой, которая умеет оборачиваться?
Вспомнив о Китаеве, она вдруг поняла, что ведет себя с Ветровым как последняя стерва. И ведь не сказать, что специально, — просто так получилось. Ох, права Синичка: Люся — эгоцентрик, чьи мысли крутятся только вокруг нее самой, а не вокруг интересов других людей.
— Черт, — пробормотала она, едва не тюкнулась носом в толстый зад плетущегося впереди лендровера и схватилась за телефон: — Паш, у меня с Великим Моржом вся эротика закончилась задолго до твоего появления. Мы с ним давно уже соратники, а не любовники.
— Могла бы и раньше сказать, — буркнул он и отключился.
А у Люси потемнело в глазах.
Богатое воображение, приученное складно выстраивать сюжеты и анализировать информацию, вдруг выдало очевидный и неприятный результат, который отлично объяснял, с чего вдруг Ветрова вчера потянуло на сантименты.
Кое-как, с трясущимися руками, она свернула вправо под раздраженные сигналы подрезанных водителей, пристроилась в карман вдоль дороги и заглушила двигатель.
 
Откинулась на сиденье, зажмурившись.
Великий Морж приехал к Ветрову и сделал ему заманчивое предложение. Приглядеть за Осокиной в обмен на повышение и теплое местечко в видовой полиции родного города. Пашенька все правильно понял и не стал устраивать запоздалый скандал. Но затаил в душе хамство.
Трахнуть женщину своего недруга — это ведь вписывается в мареновское представление о хорошей пакости?
Было так больно, как будто Люсю поимели первый раз в жизни.
С Великим Моржом все было понятно с самого начала: он использует ее, она использует его. При этом Люся понимала, что Китаев редко ставит ее в известность о причинах и целях, мирилась с тем, что исполняет его задачи вслепую, и не испытывала по этому поводу особых волнений. Она верила в его базовую порядочность.
С Ветровым же Люся изначально находилась в уязвимом положении: ей приходилось противостоять своему ужасу перед маньяком, мареновскому давлению, непереносимому стыду, что она перекинулась при постороннем, дискомфорту от собственной беспомощности и зависимости от охраны.
Гремучая смесь, которая лишила Люсю опоры, у нее просто не хватало энергии, чтобы дистанцироваться и закрываться еще и от Ветрова, который дарил ощущение безопасности.
Она верила ему, потому что ей очень надо было кому-то верить.
И он нравился ей, потому что был рядом в самые тяжелые моменты.
Люся привыкла к его внешности, ее очаровывали его запах, гибкая кошачья грация, сильные руки и кривая усмешка. Он был щедрым любовником и довольно заботливым сторожем.
А еще…
Тут она застонала в голос.
А еще ее заводило, что он не держит на нее зла. Что понимает: та давняя история закончилась. Люся просто исполняла свою работу, ничего личного.
Маша Ветрова считала это мазохизмом, а Люся — принятием.
Она убедила себя в том, что Ветров, сам далеко не идеал, способен принять Люсю целиком, со всеми ее плюсами и минусами в комплекте. Что она не скрывает от него своей сути, а он и не думает ее осуждать.
Марен, которого собственная семья едва выносила, готов к пониманию — вот что решила Люся. Он смотрит на вещи шире.
Зазвонил телефон.
Она посмотрела на крохотный экранчик — Ветров — и не стала отвечать.
Ей надо было пересобрать себя заново.
Оценить ущерб и понять, как жить дальше.
Дальше без Ветрова не хотелось, хотелось с ним, вот ведь напасть.
Даже несмотря на его ублюдочные мотивы — утереть нос Великому Моржу, — все равно.
Жесть как она есть.
Ах Люся, Люся, лапка увязла, всей жабке пропасть.
Она готова была придумать ему тридцать три оправдания, не сходя с места, она готова была признать, что, возможно, поступила бы точно так же. Не в том смысле, что спала бы с кем попало, но точно постаралась бы отомстить обидчику.
Ветров решал свои проблемы с Великим Моржом, а Люся… что Люся? Всего лишь инструмент.
— Соберись, — велела она себе, — это еще не конец света.
В окно машины постучали, и она невольно вздрогнула от неожиданности.
На улице стоял один из двух охранников-эфэсбэшников, она поздоровалась с ними утром на парковке.
Поморщившись, Люся опустила стекло.
— Людмила Николаевна, с вами все в порядке?
— Все отлично, — процедила Люся, вдруг озверев от того, что она даже оплакать несбывшуюся фантазию без посторонних не может.
Стало так душно, так тесно, что она поспешила тронуться с места, сцепив зубы и часто моргая. К черту слезы, Ветрова, охрану, маньяка и всю ее жалкую жизнь.
Сейчас есть проблемы посерьезнее, и они у внучки Великого Моржа.
Краеведческий музей, вопреки Люсиному ожиданию, вовсе не пустовал. Бродили по залам школьные экскурсии, а вокруг прилавка деда-коркора с его керамическими статуэтками толпились покупатели.