Люся, которая всех бесила (СИ)

«До какой поры суеверная паника будет мешать правоохранительным органам выполнять свои обязанности?
Каждый ребенок знает, что обычно русалками становятся после насильственной смерти, но сотрудники полиции даже не расследуют обстоятельства этих смертей, ограничиваясь казнями на рассвете. Десятиминутной беседы хватило бы на уточнение деталей трагической гибели молодой женщины, блестящей студентки, любимой дочери и хорошей подруги. Иррациональный страх парализовал разум сотрудников полиции. Они просто заперли умертвие в клетке, полностью игнорируя тот факт, что до своей смерти Елена Афанасьева была полноправным гражданином нашей страны.
Ее смерть должна быть расследована по всем правилам, но пострадавшая, единственная, кто мог указать на своих убийц, была казнена этим утром. К счастью, у автора этих строк сохранилась диктофонная запись с именами убийц, и если кто-то в полиции все же решит поработать, то вы знаете, где меня искать».
Закончив интервью авторским аккордом, Люся довольно улыбнулась. Руки еще чуть подрагивали, сердце колотилось чуть быстрее, как от сексуального возбуждения.
Напевая под нос веселую песенку, Люся привычно и быстро накатала жалобу в прокуратуру, где указала все обстоятельства дела, имена сотрудников полиции, работавших с русалкой, и данные диктофонной расшифровки, касающиеся убийства. Поставила письмо в отложенные — оно будет отправлено завтра в семь утра.
Поднялась, потянулась, взяла трость и вышла из кабинета.
— Люсь, у тебя мобильник не отвечает, — тут же сказала Ольга, — Китаев звонил. Просит заехать к нему до пяти.
Китаев — Великий Морж — в последние годы нечасто желал видеть Люсю и уж тем более никогда раньше не вызывал ее через секретаршу.
— Сообщи его секретарше, что я буду, — резко ответила она.
Ну давай теперь будем общаться через третьих лиц, вот до чего докатились.
Портал занимал небольшое помещение под самой крышей старинного купеческого здания. Здесь были деревянные перекрытия, все скрипело, отовсюду дуло, но Люся обожала и кособокие ступеньки, и шорохи старого здания, и узкие окна, и низкие потолки.
— Синичка, Синичка, — она заглянула в крохотную комнатку единственного кроме нее человека, кто тоже занимал отдельное помещение. Таня Синичкина, редактор и немножко, по мнению Люси, бог, подняла голову от компьютера. — Я тебе скинула текст. Поставь таймер выкладки завтра на рассвете, после того как вычитаешь.
— Ладно, — ничему не удивляясь, согласилась Синичка.
Она была дотошной и время от времени выводила журналистов из себя, требуя уточнений, если в тексте что-то оставалось для нее непонятным. Пока, чертыхаясь, авторы искали для нее ответы, они и сами выясняли много нового.
После чего Люся наконец дошла до пульсирующего нерва конторы — редакции. Встала на пороге, оглядывая свое войско.
Олег Зорин, ворчливый флегматик, боян, уже собирался домой. Он работал с шести утра до двух дня. Жаворонок по природе, он приходил в контору ни свет ни заря, и к семи утра, когда город просыпался и варил свой первый кофе, свежие новости уже появлялись на страницах портала.
Зорин являлся большим фанатом Ильфа и Петрова и пытался писать смешно. У него был даже некие нормативы по количеству шуток на количество знаков, но настоящая ирония у него рождалась только спонтанно.
Костя Носов, заноза в заднице, что-то стремительно строчил на компе. Увидев Люсю, он сделал большие глаза и замотал головой, сигнализируя, что у него капец какие срочные новости, но прямо сейчас он никак не может оторваться.
Маша Волкова, тихая рабочая лошадка, домовиха, тихо говорила по телефону. Она числилась у Люси в любимицах. Почти. От этой девочки сроду не было проблем, но и ярких материалов не было тоже.
Леня Самойлов, племянник Великого Моржа, демонстративно нацепил наушники, стоило Люсе появиться. Так он сигнализировал, что обижен и не намерен с ней разговаривать.
От банников всякой пакости приходилось ждать, и Люся пообещала себе все-таки уволить поганца.
Вот сегодня она и поговорит об этом с Великим Моржом.
 
— Как дела, народ? — спросила Люся, когда Маша закончила говорить по телефону.
— Зорин женился, — тут же доложила она, смешливо наморщив нос.
— Как женился?
— А вот так: вышел на обед, а вернулся женатым. Видишь, в белой рубашке человек? Вот то-то же.
— Ну раз в белой рубашке, — Люся засунула руку в карман, где еще остались взяточные деньги, не все же она утром Михайлову отдала, выгребла все, что там было, и вручила Зорину.
Тот принял с достоинством.
— Счастья молодым и все такое, — напутствовала Люся. — Детей красивых, кем бы они ни родились.
В семьях очень редко появлялись на свет два младенца одного вида.
Можно было определить заранее пол ребенка, но вид — никогда.
Причудливо тасовались колоды, причудливо играла кровь. Люся знала примеры упрямых семейств, где киморы, к примеру, столетиями женились исключительно на киморах и вдруг у них рождалась банница: согрешила какая-нибудь прапрапрабабка триста лет назад — и вот вам привет из прошлого.
Но обычно никто на эту тему не заморачивался. В среднестатистическом человеке переплетались гены всех видов или почти всех, и какой из них станет доминантным во время формирования плода — хрен его знает.
Носов бросил печатать как сумасшедший и завопил:
— Докладываю по Ветрову!
— Ты мне лучше доложи, почему у нас опять юристы при деле?
— А я виноват, что этот депутат такой истеричка и шуток не понимает? — отмахнулся Носов. — Так вот, по Ветрову. Отсидел полтора года в колонии общего режима, был выпущен за хорошее поведение по УДО. Закончил какой-то вшивый университет за три звезды отсюда — в городе N. Сразу после юрфака там же устроился в видовую полицию.
— Я ушел домой, — объявил Зорин.
— Привет жене… Как — устроился? С судимостью?
— А тут есть юридический казус. Судимость была по общей гражданке, и в общей гражданке он служить не может. А в видовой — может, потому что видовых преступлений он не совершал.
— И давно у нас такие законы? — изумилась Люся.
Носов моргнул:
— Так с Петра примерно… Первого, в смысле.
— Ладно. Что дальше?
— Жил себе тихо и спокойно. В скандалах, интригах и прочем интересном замечен не было. Соцсети — стерильные. Ни судов, ни задолженностей, ни упоминаний в интернете. Я прогнал его фото через поисковики и нашел только одну подружку, которая выкладывала с ним селфи. Примерно год назад короткий роман с ярилой. Ну, ты понимаешь. Красотка. Безуспешно пытается сделать карьеру певицы, но пока выступает по провинциальным кабакам.
— Ты уже связался с красоткой?
— А то как же, — Носов самодовольно кивнул. — Говорит, подлец и сволочь.
— Ну это само собой. А обоснования есть?
— Марен же! Самодовольная жадная скотина. Цветов не дарил, с подружкой изменил и вообще козел.
— И это все? — Люся вздохнула. Изменой с подружкой читателей не пронять.
При должной виртуозности Ветров легко повернет мнение города в другую сторону. У нас любят тех, кто публично покаялся. Второй шанс и все такое.
Люся во вторые шансы не верила, а достоевщина стояла ей поперек горла еще со школьной скамьи.
Гад — он и есть гад, сколько ни притворяйся потом приличным человеком.
— Люся! — встревоженная Синичка вбежала в редакцию. — Материал про русалку надо давать сейчас же, пока ее не казнили!
— Какую русалку? — заволновался Носов, который всегда чутко реагировал на потенциальные информационные бомбы.
— И с чего нам давать его сейчас?
— Ну чтобы полиция успела ее допросить до казни!
— И где тут драматизм? — скривилась Люся.
— Да при чем тут драматизм! — воскликнула Синичка. — Дело в восстановлении справедливости.
— Я вот понять не могу — тебе кто платит, я или полиция? — возмутилась Люся. — С чего это ты решила играть на их стороне?
— Я на стороне невинно убитой девушки.
— Ее все равно казнят. Все, давай без демагогии. Завтра на рассвете, не раньше.