Проклятие рода

Густав плотно пообедал, не забывая осушать свой кубок чаще, чем требовалось. Близилась минута, когда он сможет насладиться этим юным красивым телом, от которого веяло внешним спокойствием и безразличием к происходящему (Катарина держалась как могла!), и которому отныне он господин.
- Ты будешь кричать сегодня недотрога! От страсти, от боли. – Думал король, бросая иногда на девушку красноречивые взгляды. Наконец, он допил еще один кубок с вином, швырнул его на пол, прямо под ноги сидящим в зале, поднялся и провозгласил:
- На этом пир для меня окончен! Меня ждет другое не менее приятное занятие, чем пьянствовать с вами, мои друзья!
Ответом ему был бурный восторг и хохот всего зала. Кто-то выкрикнул, видимо совсем перебрав:
- Справишься, Густав? Или помочь?
Король тут же нахмурил брови, и его рука схватилась за рукоять длинного меча:
- Это чей голос я слышал?
Но в ответ лишь смеялись. Гроза миновала, и Густав, в очередной раз ухмыльнувшись, склонился к Катарине:
- Ну что, моя королева, пойдем, позабавимся? Пора тебе становиться женщиной и начинать рожать мне наследников!
 Глава 12. Цена короны. 
- Ну, моя дорогая, ты наверно, ожидала этого с нетерпением? – Спросил Густав приближаясь к Катарине, и на ходу снимая перевязь меча и отшвыривая оружие в сторону. Меч с глухим стуком ударился о каменный пол. Молодая королева вздрогнула и с содроганием и затаенным ужасом, онемевшая, широко распахнув глаза, смотрела на приближающегося к ней мужа.
- Мне позволено будет помочь своей госпоже? – подала голос кормилица, стараясь хоть как-то приободрить свою маленькую принцессу. Марта видела, что Катарина побледнела и стояла чуть живая от страха. Сердце кормилицы сжалось, и она попыталась вмешаться. Ее присутствия в спальне, Густав даже не заметил. Но его это не смутило. Скосив взгляд на мгновение в ее сторону, он тут же прохрипел, продолжая разоблачаться. Вслед за мечом на пол полетел камзол:
- Пошла вон! Твоя королева сегодня в услугах не нуждается.
- Но… - нерешительно произнесла Марта, и это вызвало вспышку ярости Густава. Он резко повернулся к ней и заревел:
- Старая ведьма! Я прикажу изжарить тебя на костре, если ты немедленно уберешься отсюда!
Вмешательство Марты, рев Густава, вдруг вывели Катарину из того оцепенения, что овладело ей, с того момента, как король на глазах у всех уволок ее в спальню. Она глубоко вздохнула, скрестила руки на груди, собралась с силами, покоряясь неизбежному, и тихо произнесла:
- Иди, Марта. – и повторила более твердо, - Иди! - видя, что Марта колеблется, а ярость короля все возрастает, он уже потянулся к левому бедру, и не обнаружив там рукояти меча, осматривается по сторонам в поисках брошенного на пол оружия.
- Слушаюсь, моя госпожа – низко склонилась кормилица, но перед тем, как покинуть спальню, бросила уничтожающий взгляд на Густава.
- Я здесь, мой господин. – Тихо сказала Катарина, мечтая лишь об одном, чтоб скорее закончилось все то, что ей предстояло испытать сегодня ночью.
Тяжело дыша, Густав приблизился к ней вплотную. Его глаза налились кровью. Он него сильно пахло выпивкой и потом. На мгновение Катарине стало плохо, и закружилась голова. Она сразу узнала тот запах из далекого детства, когда случайно забрела на конюшню и оказалась в компании простых конюхов и их подружек. Но сейчас ей удалось перебороть себя, и, стараясь не дышать носом, она терпеливо ожидала развязки. Длинные руки Густав потянулись к ней, охватили ее плечи, отчего юная королева еще сильнее прижала к себе скрещенные на груди руки. Пальцы Густава ухватились за ткань и с треском разорвали ее. Клочья тонкого шелка разлетались по всей комнате. Король ухватился за ее руки и развел их в стороны:
- Принцесса! – хмыкнул Густав, преодолевая сопротивление Катарины, – не стоит ломаться. – он ухватился за отделанный кружевами корсаж, рванул его и оголил ей грудь. Королева обессилено опустила руки и не могла произнести ни одного слова, лишь мелкая дрожь сотрясала ее тело. Еще никто и никогда с ней так не обращался. Не говоря о том, что сейчас ей приходилось стоять полуобнаженной перед совершенно незнакомым ей мужчиной, который волей Господа и ее отца назывался теперь ее мужем.
 
Вид обнаженной девичьей груди просто лишил короля рассудка. Он продолжал грубо рвать платье, и его ошметки теперь лежали у ее ног. Разорвав платье, он сорвал с нее и нижнюю юбку, и теперь она пребывала в полной растерянности, замерзая и умирая от страха. Исчезли прочь все надежды и девичьи мечты, сейчас она видела лишь ревущего зверя, которой кромсал огромными ручищами ее одежду, превращая все в лоскутки материи. Но самое страшное было впереди.
Одетый, он швырнул ее на кровать с такой силой, что Катарине показалось - она вывихнула плечо. Королева застонала от боли. Но мучитель не обращал никакого внимания на ее страдания. Всем весом он обрушился на несчастную девушку. Катарина начала задыхаться от невыносимой тяжести его тела, зловония перегара, длиннющая рыжая борода противно лезла ей в рот. Одновременно она ощутила, как его руки бесцеремонно ощупывают все самые сокровенные уголки ее тела. Король что-то хрипло выкрикивал при этом по-шведски, но Катарина не понимала языка, и от этого становилось еще страшнее. Тошнота подступила к горлу. Возможно, ее сейчас бы и вырвало, если б не страшная боль, которая внезапно пронзила ее тело. Как будто раскаленный металлический прут вошел ей в живот. Она закричала изо всех сил. От невыносимой боли брызнули слезы, она умоляла Густава прекратить это, она извивалась, как червь, стараясь избавиться от страшного орудия пытки, что насиловало ее плоть, но все было бесполезно. Казалось, ее мольбы, еще больше возбуждали короля. Слезы, крики, отчаяние жертвы, ее конвульсии приводили его в неистовство.
Наконец, он зарычал, захрюкал, забормотал что-то невнятное, потом заревел, как истинное животное, по его телу пробежало несколько судорог, болезненно передавшихся девушке, но он выдернул из нее орудие пытки, и рухнул рядом с ней на кровать.
Катарина безмолвная и распростертая лежала подле него. Все тело болело и ныло, внутри, внизу живота мучительно медленно затухал огонь. Она была потрясена, не только болью и унижением, что только что испытала от этого человека, но и тем отвращением, что теперь она испытывала к нему. Она попыталась приподняться, но не смогла этого сделать, вновь острая боль пронзила ее так, что сознание чуть было не покинуло ее. Тогда она потянулась рукой и ощупала себя там, где все горело. Малейшее движение измученного тела причиняло ей нестерпимые страдания. Дотронувшись, она обнаружила что-то липкое и горячее, а поднеся руку к глазам, поняла, что это кровь.
- Ну вот и все… - пронеслась мысль. – Наверно, это конец. Сейчас я истеку кровью и спокойно умру. Надеюсь, больше мучений не будет. – думала юная королева, прощаясь с жизнью. Лежавший рядом Густав, вдруг зашевелился и приподнявшись на локте, внимательно и придирчиво осмотрел тело своей жены. Затем удовлетворенно хмыкнул, сорвал белую простынь с кровати, вытер кровь и поднявшись на ноги, направился к дверям. Катарина безучастно смотрела на то, что он делает. Лишь когда он дотронулся до нее, она вздрогнула и простонала – прикосновение его руки заставило еще раз испытать резкую боль.
Густав распахнул дверь спальни, и что-то выкрикнув, выкинул в коридор замка окровавленную материю. В ответ зашумели мужские голоса и раздались приветственные одобрительные выкрики, хлопанье в ладоши и бряцанье оружия.
- Боже! – подумала Катарина, - значит, они все там стояли, под дверью и слышали все, что происходило здесь. Какой позор! Словно меня вывели на публичное поругание на площадь, и теперь я лежу перед толпой нагая и окровавленная. За что мне это, Господи? За что, Пресвятая Богородица, ты так жестока ко мне? – Как же ей хотелось сейчас умереть!
Густав, перекинувшись парой фраз с теми, кто ожидал его в коридоре, что-то коротко им приказал, и плотно затворил дверь, возвращаясь в спальню. Усевшись на кровать рядом с по-прежнему распростертой Катариной, он принялся стаскивать с себя сапоги, при этом он начал разговаривать с ней, как ни в чем не бывало: