Проклятие рода
Они слились в одно целое, превратились в монолит, но не бесчувственный обрубок мрамора, которого не коснулся еще резец скульптора, а в живой, дышащий, уходящий корнями в самое лоно природы, светящийся словно костер в пронзительно черной ночи, невидимое тепло которого кругами достигало только ангелов-хранителей, спустившихся сейчас с небес на землю, чтобы оградить и возрадоваться вместе с ними. Только ангелы слышали, чувствовали его согревающие импульсы, это бились сердца, одно общее сердце. Сейчас они дышали одним воздухом с ангелами, и он был пропитан нежнейшими ароматами цветочной поляны, что вдруг расцвела на безжизненной равнине пола. Воздух струился, превращаясь в бесцветную оболочку слившихся душ. Она колебалась в такт их дыханию, но бессмысленно было испытывать ее прочность, ибо вышедшая изнутри, она была замечена Им и приняла, ниспосланное Создателем благословение Любви, принесенное ангелами и превратившееся в волшебный панцирь, повредить который не мог никто. Теперь даже Он.
Глаза Иоганна были закрыты, словно он спал, и сон был сладок, глубок, безмятежен. Так младенец замирает на груди своей матери в безмерности пространства и покоя. Иногда Иоганн чуть поднимал подбородок, склонял голову, прижимаясь сначала щекой, затем касаясь носом волос, выбившихся из-под платка, вдыхал их запах, трогал губами, и его улыбка отражала бесконечность младенческого восторга.
Наконец, они разомкнули объятья. Теперь их соединяла лишь тонкая нить взгляда. Он не спрашивал ее ни о чем, ни о том, как она жила все эти годы, ни о происхождении тех увечий, что сделали ее почти калекой… Это все будет потом, ведь у них впереди целая жизнь, жизнь, которой хватит и на исповеди и на признания в любви, жизнь, которая будет – он не сомневался – наполнена счастьем, если на то последует воля Господня. А Ему это будет угодно, ибо в век, когда десятками, сотнями тысяч умирали те, кто должен был жить, случилось так, что воскрес давно умерший человек, иначе бы Он так не поступил, не воплотил мечту, жившую в молитвах пастора.
Иоганн легко поднял Агнес на руки. Ее ладони соскользнули с его груди, и он почувствовал их горячее прикосновение затылком и шеей. Его губы медленно приближались к ее лицу. Первый поцелуй был легок и краток, как мимолетное прикосновение крыльев бабочки. Со вторым поцелуем он ощутил притягивающую силу ее ладоней, охвативших шею и старавшихся соприкосновение губ сделать крепче и продолжительнее. Ее рот приоткрылся и в третий раз поцелую, казалось, не будет конца…
Когда потом они обнаженные лежали в постели, отдыхая от наслаждения страстью, в ожидании новых сил для нового погружения с головой в омут любви и единения плоти, снова и снова, она пыталась что-то прошептать ему, но Иоганн тут же прикладывал палец к ее губам и с улыбкой качал головой: «После!». Он ощущал ее некоторую скованность и покорность в движениях, хотя она одновременно вся тянулась к нему, старалась раскрыться и отдаться полностью, но ей что-то мешало. Возможно, она стеснялась своих увечий, мелькнула мысль, или…, он не успел додумать.
Она не выдержала и заплакала. Он не утешал ее, лишь крепче прижал лицо к своей груди, и она спряталась там, словно маленькая девочка, нашедшая, наконец, своего спасителя и заступника от множества собственных глупостей и чужих обид. Проплакавшись, она подняла лицо и посмотрела на него. По его щекам тоже текли слезы. Она вновь зарыдала, прижавшись всем телом. Они покрывали друг друга бесчисленными поцелуями, губами собирая соленую влагу. Тела переплелись, снова став единой плотью, как повелел Господь.
Потом он в первый раз назвал ее по имени:
- Илва…
Она с улыбкой покачала головой и прошептала:
- Меня давно уже зовут Агнес Нильссон…
- Агнес… - Он повторил за ней и прислушался к своему голосу. – Агнес… Хагнос по-гречески невинный, мой ангел…- Иоганн перевернулся на спину, она положила голову ему на грудь, и посмотрел в потолок, представляя за ним бездонное синее небо, где на недостижимой взору высоте сидел сам Творец. – Благодарю тебя, Господи… Твои пути неисповедимы, и лишь Тебе ведомы…
А потом была ее исповедь. Вся, без утайки, с той самой минуты, когда ее рука коснулась церковного серебра, нет, даже раньше, с того памятного разговора с Сесиль, или еще раньше, с того дня, когда она переступила порог трактира Иоланты и до того, как она вошла в дом Уллы Нильссон. Она не утаила ничего: отношения с матерью, блудную жизнь до Иоганна, замужество с Олле, и снова блуд, но уже в браке, донос на Уллу, расправу с матерью и с ней. Даже свои сны, кошмары и виденья, преследовавшие ее долгое время, она поведала ему.
- Ты знаешь Уллу и семейство Нильссонов? – Удивился Иоганн.
- Свен Нильссон был моим дядей, и мы с матерью умыслили расправиться с его вдовой, чтобы завладеть богатством умершего. – Грустно покачала головой Агнес.
Сейчас выговорившись, наверно впервые в жизни, она почувствовала невероятную легкость. Все цепи, камни, вериги, что стягивали ее душу эти 38 лет жизни, рухнули. Ее душа голубкой выпорхнула из железной клетки и доверчиво опустилась на плечо Иоганна.
- Я хочу сделать тебе несколько предложений! – Торжественность голоса Веттермана немного разбавлялась радостной, чуть лукавой улыбкой. - Primum , как пастор церкви Святого Петра, хочу отпустить тебе все твои грехи. Для этого мы сходим в субботу в храм, и я совершу необходимое таинство очищения твоей души. Secundum , и это главное, я хочу объявить всем, что по воле Господа и своей собственной, обручаюсь с девицей, (он произнес это слово с особой интонацией), Агнес Нильссон с ее полного согласия. Tertium , я напишу в Стокгольм магистру Олаусу Петри о срочной необходимости увидеться с ним по неотложному делу. Причины найдутся! – Мелькнула мысль о том, что он может рассказать советнику о встрече с Макарием, хотя новгородский владыка не советовал этого, считая, что Веттерману не поверят. Но, в конце концов, это дело Петри – верить или нет. Совесть Веттермана будет чиста в любом случае. Макарий не запрещал ему, и речь в разговоре шла о пожелании мира между их государствами. Он продолжил рассуждения. – Это позволит нам вместе отправиться в Швецию и навестить Андерса. – Как произойдет эта встреча, и что можно от нее ожидать, Иоганн еще не представлял, но всем сердцем искренне верил в силу Божьего Провидения и того, что Господь и дальше не оставит их семью. – И в заключение, я всерьез хочу заняться твоим лечением.
Веттерман ожидал увидеть ее лицо, чуть смуглое от первого весеннего загара, слегка покрасневшим, но Агнес, напротив, стала бледнеть. Встревожено, он спросил ее:
- Я что-то не так сказал, любимая?
- Все правильно… - тихо молвила Агнес, опустив глаза и нервно теребя прядь волос, накручивая на палец и распуская ее обратно.
- Дай мне руку! – Он протянул свою, заставил отпустить волосы. – И посмотри мне в глаза. – Его голос звучал почти умоляюще.
- Я со всем согласна… - Огоньки мерцали в ее глазах, но как-то обреченно печально. - … кроме одного: я не могу принять твое предложение и выйти за тебя замуж…
Иоганн порывисто хотел было что-то сказать, но она укоризненно качнула головой – не перебивай, и он осекся.
- Этому есть несколько причин. Я – падшая женщина, погрязшая в грехах, которые не могут быть отпущены мне лишь одной исповедью. Величайшим милосердием Спасителя и заступничеством Святой Девы Марии мне дарована жизнь во искупление этих грехов. Я уже дважды нарушила брачный обет. Не была верна ни тебе, ни другому мужу. То кольцо, что ты мне одел тогда на руку в Арбю, я тщательно прятала от матери, но наш дом сгорел, а вместе с ним испарилось и кольцо. Нельзя столько раз искушать судьбу. Я недостойна тебя, ни как чистого и честного человека, ни тем более, вновь, как священника. Я просто хочу быть покорной судьбе и следовать теми путями, которыми меня ведет отныне Господь. – Она вновь отвела глаза в сторону.
- Бред! Она считает, что Господь позволяет ей лечь со мной в одну постель, но запрещает идти под венец! – Чуть было не сорвалось с языка, но Иоганн удержал себя, осознав, что произнеси он эту фразу и все будет потеряно. Ее прошлое давит на нее и ей никак не избавиться от ощущения пропасти между ними, которую пастор пытался преодолеть, засыпать еще там, в Арбю. Пока она сама не осознает, пока она сама не побоится перейти ее по тому, пусть жидкому, хлипкому, состоящему из тонких дощечек мостику, что удалось и ему и ей, и волей Всевышнего, перекинуть через бездну, все будет бесполезно. Но он должен дать ей понять, что она не сорвется, что он ее держит за руку и не позволит упасть. За обе руки! Так и надо сделать! Иоганн взял в свои руки тонкие кисти Агнес, заглянул ей в глаза: