Безликий (ЛП)

Винтер не знала, как воспринимать эту информацию, поэтому даже не пыталась.
— Я понятия не имела.
Эрика потянулась, чтобы слегка сжать пальцы Винтер.
— Лорел была сложной, но никогда не сомневайся, что она хороший человек, и любила тебя.
***
Уже немного за одиннадцать вечера Ноа вошел в свою кухню. Помещение не слишком большое, но оно спроектировано так, чтобы быть функциональным. Деревянные шкафы ручной работы выше и глубже, чем в большинстве готовых моделей, остров служил столом, а технику из нержавеющей стали выбирала Винтер. Достаточно небольшие и изящные, чтобы вписаться в пространство, кухонные приборы все же соответствовали ресторанному уровню.
Ноа не мог похвастаться мастерством шеф-повара, как Винтер, но большинство вечеров он ел дома. Умение готовить для себя нормальную еду стало необходимостью, а не роскошью.
Поставив на плиту небольшую кастрюльку, Ноа отмерил какао, сахар, молоко и щепотку соли. Горячий шоколад только что достиг идеальной температуры, когда он услышал мягкий звук приближающихся шагов. Повернув голову и увидел, как Винтер вошла в кухню, он слегка улыбнулся.
После того как они покинули больницу и приехали в его уединенный коттедж, Ноа убедил Винтер съесть омлет и английскую булочку, которые приготовил, прежде чем уложить ее в гостевой спальне. Теперь ее волосы путались вокруг раскрасневшегося от сна лица, а стройное тело точно обрисовывали крошечная майка для тренировок и облегающие шорты.
Его обдало жаром, не имеющим ничего общего с работающей рядом плитой. Ноа проглотил рык, но ничего не сделал, чтобы подавить желание, охватившее его тело. «Эта лошадь уже вышла из сарая…» или какой бы нелепой метафорой ни пользовалась его бабушка. Он хотел Винтер. Все настолько просто и сложно.
И он очень надеялся, что Винтер заинтересована в романтических отношениях.
— Ноа. — Моргнув, когда ее глаза привыкли к мягкому свечению верхнего света, Винтер медленно осмотрела его обнаженную грудь и низко сидящие на бедрах шорты для бега. — Почему ты не спишь?
Ноа налил кипящую жидкость в две кружки. Затем, шагнув центру кухни, он поставил их на остров.
— Делаю нам горячий шоколад.
Она подошла к острову и взяла ближайшую кружку.
— Я спала с девяти часов. Зачем тебе делать мне горячий шоколад?
— Ты говорила, что всегда просыпаешься в 23–11, — напомнил он ей. Столько лет прошло, но Ноа помнил ее жалобу на то, что она никогда не может проспать всю ночь. На самом деле, он помнил многое о Винтер Мур. Он должен был сразу понять, что она не просто еще один друг. — Я подумал, что немного теплого и сладкого напитка поможет тебе расслабиться.
Она улыбнулась, изучая его с выражением, которое он не мог прочесть.
— Ты…
— Сексуальный? — предложил Ноа.
Она потягивала свой горячий шоколад.
— Это, само собой разумеется.
— Нет, не надо говорить, что это, само собой разумеется.
Винтер опустила взгляд на его обнаженную грудь и вниз, на твердый пресс.
— Прекрасно. Ты безумно, нелепо сексуален.
Он схватил свою кружку.
— Уже лучше.
— А еще ты самый заботливый мужчина, которого я когда-либо знала. — Она сделала глоток. — Почему ты не женат?
На этот вопрос он и сам не мог никогда ответить. Ноа винил свою карьеру и сумасшедшие часы, которые работал. Винил свое прошлое и то, что ему трудно поверить, что счастье не будет отнято у него. Он находил причины во всем, кроме ослепительно очевидного объяснения.
Он уже давно выбрал себе жену.
Прислонившись бедром к острову, Ноа изучал Винтер через ободок своей кружки.
— Ты мне скажи. Кажется, я невероятная добыча, но меня постоянно возвращают в пруд.
Она фыркнула на его шутливые слова.
— Ты меня не обманешь, Ноа Хеллер. Просто ты слишком разборчив.
— Верно. Лишь самое лучшее подойдет мне. — Он выдержал ее взгляд. — Я не собираюсь соглашаться на меньшее, чем настоящая любовь.
Они смотрели друг на друга, и между ними вспыхнуло восхитительное осознание. Сердце Ноа гулко стучало в груди, перехватывая дыхание. Он видел, как желание затуманивает ее глаза. Голод, который эхом отозвался внутри него. Затем, дрожа, Винтер повернула голову и оглядела кухню.
 
— Мне нравится твой коттедж, — пробормотала она тихо. — Ты превратил его в настоящий дом.
Ноа отогнал от себя чувство разочарования. У них в запасе еще столько времени. Вместо этого он улыбнулся с нескрываемой гордостью. Большую часть коттеджа он создал своими собственными руками.
— Да, кажется у меня получилось.
— Мне наверно стоит задуматься о продаже маминого домика. — Винтер сморщила нос. — Он должен принадлежать кому-то, кто сможет обеспечить ему надлежащую заботу.
— Ты могла бы отремонтировать его и сдавать в аренду, — предложил Ноа, достаточно мудрый, чтобы не говорить о своих опасениях, что Винтер находится не в лучшем эмоциональном состоянии для принятия важных решений. — Тогда у тебя появится хороший дополнительный доход.
Она кивнула.
— Есть над чем подумать.
Они оба потягивали свой горячий шоколад, и в комнате воцарилось комфортное молчание. Так происходило всегда. Они легко общались друг с другом, чего Ноа никогда не испытывал ни с кем другим.
Наконец он отставил свою пустую кружку.
— Тебя разбудил кошмар?
Винтер покачала головой.
— Нет. Наверное, какой-то внутренний сигнал тревоги, срабатывающий каждую ночь в одно и то же время. Эрика называла это странным термином. — Она поморщилась. — Я же считаю это просто занозой в заднице.
— У травмы есть свойство оставаться надолго после того, как она произошла.
Винтер отодвинула свою кружку, ее взгляд остановился на Ноа.
— А что насчет тебя?
— Я не находился с родителями, когда они разбились, поэтому у меня нет таких ужасающих воспоминаний, но мне досталась своя доля кошмаров.
— Как ты от них избавился?
— Никак, — признался Ноа. Бывали ночи, когда он просыпался, уверенный, что слышит крики боли своих родителей. — Не совсем. Но я больше не просыпаюсь в холодном поту.
— В чем твой секрет?
Ноа выдержал паузу, а затем поделился секретом, который держал при себе многие годы.
— Я пошел в тюрьму, чтобы поговорить с Мэнни Адкинсом, парнем, который врезался в моих родителей.
Ее глаза расширились от шока.
— Когда?
— Сразу после моего восемнадцатого дня рождения.
— И как все прошло?
Ноа сложил руки на груди. Он ничего не помнил о долгой дороге во Флориду. И только смутное впечатление о большой, угнетающей каменной тюрьме, окруженной множеством заборов и вооруженной охраной.
Однако он отчетливо помнил человека, который врезался в машину его родителей. Адкинс выглядел высоким и исхудавшим под тюремной робой, с ужасно белой кожей и волосами цвета грязи. Черты его лица казались слишком крупными, чтобы поместиться на узком лице, что придавало ему вид крысы.
А может, это просто его воображение, признавал Ноа.
— Мы встретились в одной из этих тесных тюремных кабинок, где приходится говорить через плексигласовый лист, — начал он. — Я ожидал…
— Ноа? — позвала Винтер, когда его слова затихли.
Он резко покачал головой.
— Я не знаю, чего ждал. Сожаления о разрушениях, которые он причинил. Не только моей семье, но и его собственной. Или, может, агрессивного отказа признать, что он сделал что-то не так.
— Ты нашел не это?
— Он оказался просто… жалким. — Ноа резко вздохнул. — Мне исполнилось только восемнадцать, но я больше напоминал взрослого человека, чем он в сорок лет. Он ныл о своем приговоре, умолял меня написать в комиссию по условно-досрочному освобождению, чтобы ему сократили срок, а когда я отказался, попросил денег. — Ноа издал звук отвращения. В то время он смотрел на Адкинса в недоумении. Что за мерзавец может просить денег у сына убитой им пары? Он заставил себя продолжить. — Он утверждал, что авария разрушила его жизнь, а в смерти родителей виноваты они сами.