Безликий (ЛП)

Скучающая официантка подошла принять их заказ и через десять минут вернулась, чтобы поставить перед ними тарелки. Подождав, пока пожилая женщина отойдет к стойке, Винтер склонилась над столом, чтобы изучить огромную порцию яблочного пирога с ванильным мороженым и взбитыми сливками.
— Сколько тебе лет? — укорила она.
Ноа улыбнулся, схватил ложку и принялся есть. Еда в закусочной довольно сомнительная, но пироги они покупали в местной пекарне. Вкусные.
— Тридцать один, — пробормотал он, слизывая взбитые сливки с губ. — Примерно столько же, сколько и тебе.
— Не может быть. — Она села на свое место, взяв морковную палочку из своего салата. — Мне все еще второй десяток.
— Как долго? Еще три месяца?
Винтер хрустнула морковкой между зубами.
— Мне еще двадцать с хвостиком, старик.
Он зачерпнул еще одну большую ложку.
— Вот почему я должен наслаждаться каждым днем.
— Это похоже на то, чему нас учили на терапии, — поддразнила Винтер. Она ела не так много, как он надеялся, но к ее щекам возвращался цвет.
— Возможно. — Ноа проглотил пирог и съел немного мороженого. — Мне нравилась терапия, — признался он, скривив губы, когда Винтер фыркнула на его заявление. Она явно помнила того сердитого, угрюмого подростка, который впервые пришел в группу. Он делал все возможное, чтобы сорвать сеансы, надеясь, что его выгонят. — Признаюсь, это заняло некоторое время, но через несколько месяцев я перестал быть злобным придурком настолько, что начал слушать. Это не помешало мне скучать по родителям, но, по крайней мере, я перестал постоянно наказывать свою бабушку за то, что она имела глупость взять меня в свой дом.
— Да. — Винтер взяла ломтик огурца из салата. — Хорошо осознавать, что я была не одна.
— Плюс я проводил время с тобой, — пробормотал он. — Бонус.
Ее улыбка вышла слабой, но для Ноа Винтер еще никогда не казалась такой красивой.
— Точно говорю — бонус.
Ноа доел последний кусок пирога и отодвинул тарелку, чтобы опереться руками на стол.
— Мне всегда хотелось узнать, почему ты бросила занятия.
— Мой отец не хотел, чтобы я больше туда ходила.
Ноа вскинул бровь. Он предполагал, что Винтер перестала посещать терапию, потому что получила водительские права. Зачем ходить на консультации, если она может гонять с друзьями? В то время он испытал разочарование от мысли, что она больше не будет частью группы, но обрадовался, что Винтер готова двигаться дальше.
— Почему твой отец захотел, чтобы ты прекратила? — спросил Ноа. — Разве не он настоял на том, чтобы ты пошла к психологу?
Она отбросила огурец и вытерла пальцы о бумажную салфетку.
— Эрика предложила мне посещать гипнотерапевта, — объяснила она, имея в виду доктора Томалин, которая занималась организацией сеансов психологической помощи. — Она подумала, что мои кошмары могут быть вызваны подавленными воспоминаниями о той ночи, когда убили мою мать.
Ноа кивнул. Винтер никогда не описывала свои кошмары в деталях, но она поделилась, что редко выдавалась ночь, когда она не просыпалась ровно в 23:11, крича от ужаса. После того, как Винтер ушла с терапии, он никогда не говорил с ней о том, почему она перестала приходить, и исчезли ли ее кошмары.
Первое, что вы узнаете о терапии, это то, что она похожа на Бойцовский клуб. То, что происходило в этой комнате, никогда не покидает ее. И точка.
Однако теперь Ноа собирался нарушить правила. Прошедшие часы потрясли Винтер и вызвали тревогу в его глубине подсознания. То, что произошло двадцать пять лет назад, не просто кошмарный сон. Это вполне могло стоить Тилли Лиддон жизни.
— Он не хотел, чтобы тебя гипнотизировали?
— Нет. Он подумал, что если у меня действительно есть воспоминания, то их извлечение расстроит меня еще больше. — Она закатила глаза. — Да и дедушка пришел в ярость. Он думал, что гипноз — это какая-то афера. На самом деле, он считал, что любая терапия — это мошенничество.
— Твой дедушка… гм…
Ноа не требовалось представлять себе реакцию Сандера Мура на предложение о гипнотерапии. Пожилой мужчина владел фермой в нескольких милях от Ларкина и был известной занозой в заднице. Грубый, самоуверенный, он был готов наставить винтовку на любого, кто по глупости ступит на его землю. Он также безоглядно обожал свою единственную внучку.
 
— Да. — Винтер хихикнула. — Он такой.
Ее улыбка померкла, она нахмурила брови, как будто ее посетила болезненная мысль.
— Что случилось?
— Интересно…
— Что интересно?
Она встретила его вопросительный взгляд, на ее лице отразилась тревога.
— Интересно, не отказался ли отец отправить меня к гипнотизеру, потому что подозревал, что у мамы был роман. Может быть, он боялся, что именно это я и вспомню.
Ноа медленно кивнул.
— Не самая плохая теория.
***
Дрейк вернулся в гараж и открыл холодильник, который держал там, чтобы достать пиво. Голова все еще пульсировала от ночной пьянки после посещения могилы Лорел, но ему нужно было чем-то успокоить нервы. Как жаль, что он отказался от сигарет. Но Лорел не нравился запах, который прилипал к его одежде и…
— Ты думаешь, я не знала?
Пронзительный голос вонзился в его больной череп, как сверло. Он опустился в кресло, которое поставил рядом с верстаком. Черт возьми, это его личное пространство. Единственное место в этом богом забытом доме, где он мог немного отдохнуть. Теперь даже оно оказалось под угрозой.
— Не сейчас, Мона, — прорычал он, не сводя взгляда с бусинки влаги, стекающей по бутылке пива.
Невысокая худая женщина с выцветшими светлыми волосами и еще более выцветшими голубыми глазами обошла газонокосилку и встала перед ним. На ней была форма официантки с автостоянки за городом. Место, где она работала с тех пор, как окончила среднюю школу тридцать пять лет назад. От нее пахло жареными гамбургерами и дизельным топливом.
— Почему? — потребовала она. — Потому что ты оплакиваешь потерю своей любовницы?
Дрейк прижал палец к центру лба.
— Потому что у меня болит голова, а от твоего крика становится еще хуже.
Он ожидал, что его жена моргнет, как будто собиралась заплакать, и убежит обратно в дом. Так она обычно делала. Несомненно, она думала, что заставляет его чувствовать себя виноватым. Но на самом деле все совсем не так. Ему было совершенно плевать.
— Какой ужас. У меня голова уже много лет не перестает болеть от тебя.
Дрейк нахмурился.
— О чем ты говоришь?
Ее лицо, которое когда-то считалось красивым, теперь было усеяно морщинами и искажено безобразной гримасой.
— Одно дело подозревать, что ты занимался сексом с этими шлюхами в местном баре, — выдавила она из себя. — Они были ничтожествами, которых ты использовал и выбрасывал. Но Лорел Мур… — Ее голос треснул от боли.
Дрейк вскочил на ноги, стул заскрежетал по цементному полу.
— Не произноси ее имя.
Мона вздрогнула, но, обхватив руками свою слишком тонкую талию, не двинулась с места.
— Тот год, который ты провел, тайком убегая в тот домик, чтобы провести с ней выходные, уничтожил меня. — Она посмотрела на него обвиняющим взглядом. — Ты любил ее?
— Замолчи.
— Любил?
— Да. Довольна? — Дрейк сделал глубокий глоток пива, опустив бутылку, чтобы посмотреть на женщину, которая за эти годы стала не более чем нежелательной помехой. — Я любил ее еще со школы.
Мона вздрогнула, как будто его слова причинили ей физическую боль. Возможно, так оно и было.
— Тогда почему ты не женился на ней?
Дрейк стиснул зубы. Он ужасно разозлился, когда Лорел уехала из города, чтобы учиться в колледже в Мэдисоне. В глубине души он знал, что она никогда не вернется. Она была слишком красива. Слишком талантлива. Слишком… все, чтобы довольствоваться таким мужчиной, как он.
— Потому что она хотела большего, чем рабочий-строитель из маленького городка. — Он не пытался скрыть свою горечь. — Она думала, что этот ее профессор отвезет ее куда-нибудь. Вместо этого она застряла в другом маленьком городке с мужчиной, который не ценил того факта, что обладает необыкновенной женщиной. — Он проглотил последний глоток пива. — Вот почему она в конце концов вернулась ко мне.