Хранитель чаек (СИ)
— И чего они хотят? — наконец не выдержала Джия.
— Любви, — съехидничал Ларан.
Княжна прищурилась.
— Девушки возмущаются, — пояснила Ювина. — Их воспитывали и учили танцам и искусству любви, чтобы угождать мужчине в гареме. Они спросили, когда их доставят в гарем, а я объяснила, что их освободили. И сейчас они бунтуют, хотят себе господина.
Ларан приподнял бровь. Ювина нахмурилась.
— Ларана они хотят, — призналась с неохотой. — Хотят танцевать ему и… э-э-э…
Джия сдвинула брови. Встала. Воткнула нож в ножны. Снова вытащила.
— Передай этим пышногрудым пущтоголовкам, цто ублажить они Ларана щмогут на дне морском. Я лично прослежу, цтобы они туда попали.
— Джия, они наши гостьи, — растерялась Ювина.
— Они на твоего мужа покушаются вообще-то. Тебя ничего не смущает?
Девы замолчали, с испугом наблюдая за злым лицом княжны и за сверкающим клинком в её руке, вновь обнажившемся из ножен.
— Да, но у них другое воспитание… Они привыкли…
— Отвыкнут, — рыкнула Джия.
Ларан тихо рассмеялся. Княжна резко обернулась к нему. Её глаза сверкнули сталью.
— Впрочем… А, давайте, девушки. Вот прямо здесь. Гощподин хочет посмотреть. Зажгите небо. Переведи им, Ю.
Ювина заалела.
— Что перевести? — пролепетала.
— Пусть танцуют. И бог морской упаси их станцевать плохо. Пусть покажут всё, на что способны. А мы с господином решим, подходят ли они ему.
— Джия… — смеясь начал было Ларан, но та злобно зыркнула на него:
— Молчи и смотри. В конце концов, для тебя стараются.
Когда Ювина, запинаясь, перевела приказ княжны, невольницы оживились. Достали откуда-то тимпаны, лиры и ещё какие-то экзотические инструменты. Кажется, их ещё утром принесли девушкам по приказу герцога. Семеро из них расселись полукругом с инструментами в руках, а трое задёрнулись в нежные полупрозрачные ткани.
— Садись на кресло, — велела мрачная Джия Ларану. — Им неудобно, когда ты в дверях столбом стоишь.
Тот усмехнулся, но прошёл и сел, широко расставив ноги и откинувшись на спинку с видом персикового паши.
Заиграла нежная, тревожная музыка. Трое девиц медленно направились к мужчине, покачивая бёдрами. Ткань струилась, подчёркивая формы. На щиколотках позвякивали бубенчики. Джия стремительно отошла на место Ларана и прислонилась к двери. Ювина ухватилась за книжку, пальцы её дрожали.
Две невольницы склонились в соблазнительных позах, а та, что была посредине, сбросила покрывало с головы, скрестив запястья и заслонив ими лицо. Лишь тёмные глаза сверкали над ладонями. Музыка завизжала флейтой, девушка изогнулась так, что Джия запереживала за её позвоночник, а потом вскинула руки над головой и затрясла животом. Она сводила и разводила ноги и руки, била пятками по своим щиколоткам и при этом постоянно двигалась к Ларану, и княжна видела, что этот сладострастный танец зажигает равнодушные голубые глаза.
Танцовщица замерла буквально в двух шагах, изящно опустилась на одно колено, откинув голову так, что в обрезанном корсаже её платья господин и повелитель мог легко рассмотреть объём упругой груди. И тут в движение пришли две других девицы. Джия смотрела на них, на их плавные, страстные движения и ненавидела. Ларана, не девушек. Он пялился на них, словно подросток, впервые увидевший полураздетую женщину. Нет, конечно, не совсем: глаза оставались насмешливы, а улыбка небрежно-ленивой, но взгляд-то не отводил!
Джие захотелось ударить его в горло так, чтобы отвратительный мужчина забился в конвульсиях, заливая всё вокруг своей кровью. В конце концов, он что, не понимает, что, глядя на грязные танцы несчастных, он… он оскорбляет их?
Девушки задёргали головами под музыку, а затем зазвенели монетками на своих животах, протянули руки в Ларану, развели ноги и стали дрожать, опускаясь мостиком. Средняя ожила и вдруг быстро закружилась. Руки её летали птицами, ноги тоже. Глаз не успевал проследить за всеми движениями пальцев, браслетов, бёдер… Джия даже забыла, как дышать. Это было прекрасно, как сама жизнь. Танец огня, танец страсти, танец боли.
Музыка резко стихла, и танцовщица упала на колени, запрокинув голову на пятки. Её идеальный живот изогнулся прямо перед самыми руками Ларана. Казалось — протяни руку — и вот он, бархат нежной кожи…
Джия медленно и громко захлопала в ладоши. Ларан вздрогнул и перевёл взгляд на неё. Зрачки его были расширены. Ах, значит, так?
— Переводи, — хрипло бросила княжна Ювине, не отводя глаз от любовника. — Неплохо. Очень неплохо сплясали. Господин доволен. А сейчас я покажу, как это надо делать. Учитесь.
«Улыбаешься, гад? — злобно подумала она, прищурившись. Грудь её бурно вздымалась, как если бы она уже оттанцевала до упаду. — Доулыбаешься!»
Княжна подхватила две накидки, упавшие с танцовщиц, одну закрутила на боку, изобразив подобие юбки поверх штанов, а другую накинула сверху. Затем подошла и вытащила саблю из ножен Ларана. Тот даже не вздрогнул, продолжая наблюдать за ней с усмешкой. Ювина что-то переводила на персиковом наречии.
— Пусть играют, — рыкнула княжна. — Хочу музыку.
Испуганные девушки послушно ударили в бубны, запиликали на скрипках, затренькали лирами. Джия замерла прямо перед Лараном, а затем медленно закружилась. В ней не было столько сладострастной изящности, как в невольницах, движения были жарки и порывисты. Ювина стала хлопать в такт.
«Я ненавижу тебя, мужчина, — танцевала Джия, и её тонкое, гибкое тело закручивалось всё быстрее и быстрее, как верёвка на горле поверженного. — Мы будем воевать с тобой до смерти».
Сабля засвистела в её руках. Это был страшный танец: всадницы танцуют его в ночь бога смерти, принося жертвы. Ювина вскрикнула от ужаса, но завороженно смотрела, как сабля сливается в сверкающие круги слева и справа от лица, кажется, вовсе не завися от рук. Клинок проносился совсем рядом с носом Джии, мелькал перед глазами. Это была более короткая, широкая, непривычная ей сабля — но плевать.
Княжна подкидывала и ловила смертельно острое оружие. Перекидывала из одной руки в другую, кружась и притоптывая ногами. Ей хотелось сказать этому отвратительному мужчине, чтобы он не ошибался, чтобы не смотрел на неё такими голубыми-голубыми, как степное небо глазами. Что он ей безразличен, даже когда они целуются, ей плевать на него! Она его ненавидит. Презирает, и будет рада, когда он сдохнет, наконец.
Внезапно Джия крутанулась и со спины швырнула нож прямо улыбающееся лицо, а затем выскочила в коридор и стремглав бросилась прочь. Ярость душила её.
Княжна влетела в кабинет и закрыла дверь, прислонившись к ней спиной. Она кусала губы, дрожа от злобы.
Пусть умрёт! Пусть умрёт! Ей что до того⁈
А вдруг… умер…
Ну и пусть!
Она бросилась к лестнице на крышу, и тут дверь распахнулась, и Ларан — живой, этого гада так просто не убить! — влетел и обхватил, стиснул её в руках.
— Джия, — захрипел на ухо.
Княжна рванулась, а затем изо всех сил ударила его пяткой по ноге. Тот глухо рыкнул, но рук не разжал.
— Тебе мало? Хочешь, чтобы я убила тебя⁈
— Ты уже попробовала…
Джия нервно рассмеялась.
— Если бы я попробовала, — прорычала, — ты бы уже истёк кровью…
— Так быстро кровью не истекают, — зафыркал он, а затем рывком развернул её к себе и заглянул лихорадочно блестящими голубыми глазами в её потемневшие стальные. — Ты хотела знать… Под башней алтарь Морского бога. А «Серебристая чайка» — ключ…
Она изо всех сил пнула его, а затем укусила за нижнюю губу и торжествующе почувствовала во рту вкус железа.
Не отпустил. Его руки стали срывать с неё одежду, расстёгивая пуговицы. Джия дёрнулась, но Ларан потянул её за собой, сел на стол, поймал её бёдра коленями и сжал.
— Иди, там тебя ждут, — прорычала она отстраняясь. — Сегодня они заслужили тебя своими танцами.
Он лишь рассмеялся. По его подбородку текла кровь.
— Уходи, — прошипела она. — Немедленно уходи… Ненавижу твой смех!