Мотылек (СИ)
Впервые в жизни отважилась пойти против воли, что была сильнее моей. Мало того, я шла против себя и своего сердца. Я сама рвала его на части, решаясь на кошмарный по своей преступности поступок. Это было преступление против себя, это был спланированный обман. Граф никогда не поймёт, что мне так и не удалось его обмануть, что я была искренна, совершено забывшись в его руках, растворившись в поцелуях, он будет всю жизнь считать меня лицемеркой. От осознания этого сердцу становилось ещё больнее.
А может забыть о побеге, поддаться слабости и остаться с ним? Проводить ночь за ночью в его объятиях, сходя с ума от прикосновений, теряться во власти горячечного страстного бреда. Остаться? Жить покорной любовницей, прибегающей в постель по первому зову, без права на семью и детей. Жить у его ног, ловя каждое слово, каждый взгляд, позволить растоптать ту часть моего существа, что не давала прогнуться до конца и сломаться, даже после всего, что уже довелось пережить. Джаральд... С подобным благоговением я раньше твердила только имя Господа нашего. Но моё божество не умело прощать, не умело исцелять сердечные раны, только безжалостно их наносить.
Я пошевелилась, затаила дыхание и миллиметр за миллиметром стала выворачиваться из его объятий. «Я люблю тебя»: — прошептала неслышно одними губами, бросая последний взгляд на умиротворённое лицо самого дорогого для меня мужчины. Мужчины, привыкшего брать больше, чем готов был отдать, мужчины, который ожидал абсолютного подчинения. Мужчины, который примет мою безумную любовь как должное, а в один прекрасный миг я обнаружу себя на вершине высокой каменной башни, с тоской глядящей в самый низ, потому что не осталось в моей жизни того, ради кого я жила и кем дышала. Джаральд, мой Джаральд. Прости за то, что я очень-очень хочу жить. Прости меня и прощай.
Я неслышно спустилась на пол, затаилась, когда он шевельнул во сне рукой, ещё раз посмотрела на распластавшееся на простыне обнажённое мощное тело. Склонилась вниз и подняла одеяло, очень осторожно, стараясь не потревожить, укрыла его и тихонько отошла. Натянула ночную сорочку и хотела закутаться в плащ, когда поняла, что нет возможности достать спрятанные вещи и уходить нужно прямо сейчас.
На цыпочках прошла по полу к груде одежды и надела штаны графа, подвязала их лентой для волос, накинула его рубашку и тёплый жакет, закуталась в свой плащ и сунула ноги в тёплые туфли. Где был тайник с ключами я не знала, а искать опасалась, а потому выбрала подземный ход и, крадучись, приблизилась к стене.
Присев на корточки, повернула пластину. Не видимый глазу механизм даже не заскрипел, ведь граф очень внимательно заботился о каждой мелочи в своём замке. Я решила спуститься до самой реки и пойти в направлении, уходящем на запад, где у подножия холма были ворота. Тот, кто строил потайные ходы, наверняка позаботился создать несколько входов и выходов, а значит обязательно выйду наружу. Сделала шаг и остановилась на секунду на пороге, зажмурила глаза и сжала кулаки, набираясь решимости. Ещё шаг и ещё, и я устремилась в темноту, не обернувшись на прощание.
Какое-то непонятное чувство разбудило его, пробилось сквозь удовлетворённую усталость. Потянулся рукой, чтобы прижать нежное тело покрепче к себе, погрузиться снова в её тепло и избавиться от неприятного ноющего ощущения. Он нашёл лишь пустоту.
— Розалинда, — выдохнул, резко открывая глаза, мгновенно сел в кровати, не до конца поверив шальной мысли, промелькнувшей в мозгу. Пальцы сжались на одеяле, сгребая в тугую горсть. Он вцепился зубами в толстый край, заглушая собственный крик, крик, превратившийся в стон: «Ушла».
Одеяло отлетело в сторону, босые ноги коснулись каменного пола, холод комнаты касался обнажённого тела, но мужчина не замечал его. Сжав зубы до хруста, он метался по спальне, как запертый в клетку дикий зверь, бросал на кровать все, что могло пригодиться в пути.
Ушла!
Граф хватал из шкафа одежду, натягивал торопливо. Достал из тайника револьвер, заткнул за пояс и прицепил рядом ножны со шпагой.
Тихий свист потревожил спящего в соседней комнате пса, доберман мгновенно поднял голову и тотчас же бросился к низкой двери, ожидая, пока хозяин отворит её.
Он заскулил и поджал хвост, чувствуя волны ярости, исходящие от мужчины, и не понимая, в чем провинился перед обожаемым господином. Пёс расслышал тихие слова, со свистом вырывавшиеся сквозь сжатые губы:
— Розалинда, найду!
До реки я спустилась довольно быстро, ощупью пробираясь по осклизлым ступенькам. Тяжёлая сырость висела в воздухе и забивалась в ноздри, давила на мою голову, словно сжимая в невидимых тисках. Вокруг царили темнота и мёртвая тишина, но в этот раз я ничего не боялась. Чувства так притупились, что кроме плана, как выбраться наружу, более ни о чём не размышляла. Казалось, все эмоции сгорели в том огне, что прожёг меня до самого нутра, а сейчас пепел устлал все толстым слоем, и даже сердце билось едва-едва.
Остановившись на берегу, я огляделась, выбирая направление. Неясный свет шёл из тоннеля, куда уходила вода, и можно было рассмотреть очертания камней и тёмную ленту реки. Я повернула против течения и пошла вдоль берега в сторону, обратную выходу. Река постепенно превратилась в небольшой ручей, который вскоре исчез под камнями. Здесь оказался тупик, но чуть выше начинался лаз, словно специально выдолбленный в скале. Туда я и полезла, карабкаясь по камням. С трудом протиснулась в узкий проход, больше похожий на мышиную нору. Легла на живот и поползла вперёд, отталкиваясь локтями и коленями, собирая с грязных стенок пыль и паутину.
Не знаю, отчего была всецело уверена в том, что найду выход, ведь могла застрять и никогда не выбраться наружу. Я, вообще, с трудом вспоминаю те мгновения сейчас, словно меня подменили на абсолютно другого человека, который видел перед собой единственную цель и шёл к ней, как заведённая кукла. Только спустя время смогла оценить и понять, насколько тяжело далось то судьбоносное решение, перевернувшее всю мою жизнь, определившее её дальнейшее течение. Наверное, душа просто не выдержала свалившейся тяжести и онемела на время. Говорят, когда боль непомерно сильна, её перестаёшь чувствовать.
Когда доползла до тупика в конце, увидела полоски света, пробивавшиеся по краям круглой крышки. Я толкнула её наружу, она слегка покачнулась, но не отворилась. Ухватившись за выступающий шип наподобие дверной ручки стала раскачивать крышку взад-вперёд. Если бы могла развернуться, упёрлась бы в неё ногами.
Кажется, с меня сошло семь потов, пока удалось-таки вытолкнуть заевшую дверцу, и я выползла наружу и скатилась в заснеженные кусты. Потёрла лицо холодным снегом, пытаясь немного прийти в себя, оглянулась на отверстие в скале и поднялась на ноги, чтобы снова закрыть его. Крышка встала на место так, будто слилась с поверхностью серого камня. В другое время я бы рассмотрела внимательнее, что за странная краска покрывала дверцу тайного лаза, больше всего она походила на наклеенные друг на друга тонкие пласты скальной породы. Однако любопытство исчезло вслед за остальными чувствами, осталось лишь понимание, что следует торопиться. Хотя вокруг все ещё царила ночь, я опасалась, что Алекс уже устал меня ждать и уехал.
Отряхнувшись от налипших снежинок, побрела вдоль скалы в сторону ворот. Обледеневшие кусты прогибались под моим напором, а снег набивался в туфли. Холода я не ощущала, скорее наоборот, очень много усилий уходило на то, чтобы пробиться сквозь заросли. Выйдя у основания холма, обнаружила ворота неподалёку. Я очутилась по ту их сторону, как раз снаружи, а чуть поодаль от запертых металлических створок неподвижно замер одинокий всадник. Он смотрел на замок на вершине холма и терпеливо ждал.
— Алекс, — вместо крика вышел шёпот, который баронет попросту не услышал. — Александр, — позвала громче.