Падение Рыжего Орка (СИ)
Ответить Тихон снова не успел. Раздался тихий всхлип, и все трое мужчин повернули головы к двери палаты. Там по косяку медленно сползала Серафима Андреевна Тихая.
Первым среагировал Глеб Николаевич — потому что врач. Подскочил, успел подхватить. А тут и Аристарх подоспел.
— Сима, Симочка, да ты что…
А у Серафимы Андреевны совсем побелели губы, и пальцы тоже — которыми она вцепилась в ворот рубашки мужа. Сдав женщину на руки ее супругу, Самойлов выглянул за дверь. И в коридоре травматологии послышался громкий голос заведующего.
— Маришка! А, это ты, Рита! Сердечного чего-нибудь, сюда, в VIP, живо!
Постовая сестра бегом сорвалась с места.
А потом, удостоверившись, что с Серафимой Андреевной все в порядке, и она пришла в себя, и щеки порозовели, и муж с сыном хлопочут вокруг нее, Глеб Николаевич собрался уходить. Тихим теперь точно надо побыть узким семейным кругом. Но от двери обернулся и произнес, глядя через всю палату в глаза младшего представителя необычного семейства.
— Ты подумай над тем, что я тебе сказал, Тихон. И дай знать, что решил.
— А тут и думать не о чем, — упрямый взгляд из-под нахмуренных бровей показался Самойлову странно знакомым. — Я понимаю, что у вас, Глеб Николаевич, обо мне не самое лестное мнение сложилось. Но у меня и в мыслях не было винить… — Тихон негромко кашлянул. — Обвинять вашего сына в случившемся. Во всем виноват я сам.
Заведующий кивнул невозмутимо.
— Рад такому решению. Ну, тогда всего хорошего, — взглянул на наручные часы. — До конца времени посещений осталось двадцать минут. А, впрочем… Если что — скажете, что я разрешил. Ну и VIP, опять же.
Самойлов аккуратно прикрыл за собой дверь и пошел по коридору отделения в сторону своего кабинета. Что-то утомили его Тихие, прямо до чрезвычайности, своими откровениями. А странно все же, что ему за все время не позвонил никто. Вот чудо чудное.
__________
— Приветствую тебя, дщерь.
— Привет, пап, — рассмеялась Варя. — У тебя получается говорить? Проверка закончилась?
— Да прямо, — вздохнул отец. — Эти пока всю кровь не выпьют — не угомонятся. Я тебе с отчетом звоню.
— С каким отчетом? — опешила Варвара. В чем ей отец может отчитываться?
— Твоего ненаглядного я перевел из реанимации в VIP-палату, разместил со всеми удобствами. Состояние у него стабильное.
— Он не мой!
— В каком смысле — немой? — изумился отец. — Ничего не немой. Говорил сегодня столько, что слушать — не переслушать. Пока с отцом мирился — прямо соловьем разливался.
— В том смысле, что он мне никто! — потом до нее дошел смысл всех сказанных слов. — Как — мирился? А он что — с отцом в ссоре был?
— О, да ты о своем поповиче, я смотрю, ничего не знаешь, — хмыкнул Самойлов-старший. — Там не то, что ссора, там такая драма семейная — хоть кино снимай, хоть книжку пиши. — И, с внезапным воодушевлением. — Рассказать?
— Не надо! — и тут же пожалела о своих словах, но упрямо продолжила. — Ничего о нем не хочу знать. Ни-че-го!
— Ладно, — на удивление покладисто согласился отец. И вдруг внезапно вопросил строго: — Ты мне тогда скажи, что у тебя с квалификационной работой? Готовишься?
Варя вздохнула. Она точно знала, что такая резкая смена темы разговора значила только одно — отец пришел к каким-то выводам. А если папа пришел к выводам — с этих выводов его бульдозером не сдвинуть. И шут его знает — хорошо это или нет. Знать бы — какие это выводы. Варя еще раз вздохнула и принялась отчитываться о проделанной работе.
Действие тринадцатое. Провинциальная труппа показывает столичным звездам, как надо играть.
Из авторской суфлерской будки, с восхищением: «Во дают коломенские!»
Новый посетитель, нанесший визит к нему в больничную юдоль, изумил Тихона до крайности. Изумление усугубилось тем, что визитер застал Тина врасплох: во время выполнения комплекса упражнений, который ему прописал Глеб Николаевич — заведующий сказал, что чем раньше начать, тем скорее пойдет процесс реабилитации. Выписывать его Самойлов не торопился — из-за довольно сложной пластики сосудов хотел еще понаблюдать в динамике, как себя поведет рука, голова и сердце. А что тут смотреть? Рука не слушалась, голова пухла, а сердце ныло.
Тихон с шипением выдохнул и сердито уставился на собственную левую ладонь. Рука как не своя. Хорошо, что левая. Хотя Глеб Николаевич говорил, что правая рука быстрее бы восстановилась из-за вынужденной нагрузки — для правши, разумеется. Тин попробовал в очередной раз выполнить упражнение и негромко выругался.
— Ай-ай-ай, — раздался за спиной насмешливый голос. — Распивать алкогольные напитки, курить и нецензурно выражаться в отдалении запрещено.
Тин резко обернулся. Поморщился от боли в плече. И раскрыл рот от удивления. В дверях палаты стоял здоровенный рыжий борец-вольник, детский хирург и Варин старший брат в одном лице. Николай был облачен в белый халат, а в руке держал полупрозрачный пакет с ярко-оранжевыми апельсинами. Удивить сильнее было сложно.
— Здорова, — невозмутимо кивнула молодая копия заведующего «травмой» и шагнула в палату. — Как ваше ничего, Тихон Аристархович?
— Привет, — растерянно ответил Тин. Проследил взглядом за апельсинами, пристроенными на холодильник. И понял, что совершенно не знает, что сказать. И почему-то волнуется.
Варин брат сел на стул и кивнул, приглашая к нему присоединиться. Тихон стянул со спинки кровати полотенце, промокнул вспотевшие шею и лицо и устроился на краешке постели.
— Как рука? — деловито, как ни в чем не бывало, полюбопытствовал Николай. Практически с отцовскими интонациями.
Тин решил попробовать ничему не удивляться.
— Нормально. Разрабатываю потихоньку.
— Слышал я твое «потихоньку», — усмехнулся Самойлов-младший.
— Ну… трудно бывает… иногда, — и все-таки решил задать по сути закономерный вопрос. — Чем обязан высокой чести визита?
Сам поморщился едкости своего вопроса. Не то хотел сказать. Не так. Волнуется.
— А я это… — Николай вздохнул, поскреб в затылке. — Ну, в общем, это… Извиниться пришел.
Не удивляться не получилось. Челюсть бы поймать успеть.
— Извиниться?! За что?!
— Как — «за что»? — вполне искренне удивился Варин брат. — За то, что чуть не прибил тебя.
— Ты извиняешься за то, что попытка вышла неудачной?
— Нет! — рявкнул Ник. Трудно у них разговор начался. Но Николай твердо решил поговорить. Потому и пришел — хотя несколько дней настраивался на этот визит.
— Слушай, — вздохнул Тин. Ему тоже было неловко за свои слова. Не то он говорит, совсем не то, что хочет. — Мне твой отец уже все объяснил. Что я все это время после ранения по острию ножа ходил. С этой пулей возле артерии. Так что если бы не ты…
— А ты о ней не знал? — перебил Николай — у него проснулся профессиональный интерес. — Вообще не знал?
— Нет, — покачал головой Тин.
— Как такое может быть?
— Меня же не в больнице оперировали.
— А где? — опешил Николай. — А… как?
— А вот так, — невесело усмехнулся Тин.
Ник вспомнил свою эфиопскую практику и кивнул. Да, может быть и по-разному, и так, в том числе.
— И тебя ничего не беспокоило? — Ник все никак не мог удовлетворить свое любопытство, хотя пришел не за этим. Но уж больно случай интересный.
— Беспокоило, — неловко ответил Тихон. Никак он не ожидал, что будет обсуждать с Вариным братом свое здоровье. Он вообще не ожидал, что тот к нему придет. Хотя в жизни Тина в последние дни неожиданные события — норма. Приветы из прошлого петардами взрываются чуть ли не каждый день. — Ныло на дождь. На смену погоды. Я думал, это последствия ранения. В общем, если бы не ты — помер бы я где-нибудь тихой сапой, поскользнувшись на гололеде. Так что извиняться тебе не за что.
— Да ты и так чуть не сдох от моего удара! — Нику надоело ходить вокруг да около. Он должен сказать все как есть. — Батя мой, конечно, тебя накрутил — чтобы ты заявление на меня не писал за нанесение тяжких телесных. Но ты же реально помирал и…