Атолл (СИ)
- Еще как верно.
- Если бы вы меня отпустили... я бы мог... постарался бы, если её задержали, постарался бы её освободить и привести к вам...
Моррис умолк, видя, что человек, сидящий напротив, отрицательно крутит головой.
- Нет, мистер Моррис, - сказал Джон Кейн. - Простите, но я вам не верю. За информацию спасибо. Дальше - я сам. Свою женщину мужчина должен спасать сам, если он настоящий мужчина.
- Это верно, - согласился пленный.
Писатель поднялся, поправил за ремнем кольт, проверил автомат. Вверху вигвама еще стоял дым, но дышать уже было можно. Моррис покосился на оружие.
- Хотите убить меня? - спросил худой командир поста.
Джон с удовольствием отметил: хотя в глазах Морриса мелькнул страх, все же он мужества не потерял.
- Ну, если вы дадите клятву, что не будите мне мешать, то я сохраню вам жизнь, - ответил Суперсыщик.
- Чем вы хотите, чтобы я поклялся? - оживился худой.
- А что для вас самое дорогое, тем и поклянитесь.
- Клянусь памятью матери! - подняв руку, как свидетель в суде, произнес Моррис.
- Как же, матерью... - съязвил Диккер, - У него и матери-то никогда не было... Сам же говорил, что из приюта... и приемные родители от тебя отказались, когда ты их ограбил... Тогда ты первый раз попал в тюрягу...
- Заткнись, жаба!
- Крысеныш!
- Вошь лобковая!
- Гниль тюремная!
- Ну, вы тут пообщайтесь, а я пойду на разведку, - сказал Джон.
- Мистер Кейн! Я с вами! - встрепенулся Диккер.
Джон подумал и отказал. Он больше не мог доверять этому человеку. Он запросто мог втянуть его, Джона, в такое сражение, из которого живым не уйти.
- Охраняйте пленного, Диккер. Если я не вернусь через два-три часа, - пленного освободите.
- Как же так?! Вы оставляете меня на произвол судьбы? - чуть не заплакал Диккер. - Мистер Кейн, если я его отпущу, они же меня растерзают!..
Моррис злобно улыбался.
- Ну, тогда убей его, для своего спокойствия, - посоветовал Джон Кейн.
Диккер от неожиданности сел на задницу. А Моррис тяжко закашлялся. Казалось, его вывернет наизнанку.
- Не пойму я вас, - растерялся Диккер. - То вы милуете, то велите казнить... Как вас понять?
- А понять меня, Диккер, очень просто. В жизни каждый делает свой выбор самостоятельно. Я вам не нянька.
Видя, что Диккер все-таки впадает в панику, Джон дал совет:
- Попытайтесь заключить перемирие. Поскольку вы оба виноваты перед Джексоном, то вам лучше мирно не замечать друг друга, чем воевать. Ну что, решил я вашу проблему?
Диккер неуверенно улыбнулся, Моррис нахмурился. Но чувствовалось, что накал взаимной ненависти явно пошел на убыль.
- Вот и хорошо, - сказал Джон Кейн и вышел наружу.
Глава 28
Джон крался по лесу и терзался мыслью, что он все-таки поступил дурно, как сказал бы граф Лев Толстой. А еще он подумал, что нарушил золотое правило Экзюпери - "мы в ответе за тех, кого приручили". "Я приручил Диккера и почти приручил Морриса - и сразу бросил. Если они перережут друг другу глотки, это будет моя вина". "Я приручил Диккера и почти приручил Морриса - и сразу бросил. Если они перережут друг другу глотки, это будет моя вина".
- А если они договорятся? - спросил Альтер Эго.
- Это будет моя заслуга, - ответил Джон Кейн.
- Ага! - воскликнул Альтер Эго. - Ты все-таки тщеславен.
- Благодаря твоему животному эгоизму, - ответил Джон и подумал, что вот доктор, например, не мучился бы такими проблемами. Для него бандит, это бандит. И все, что способствует погибели бандита, то морально. А для него, Джона Кейна, бандит еще и человек... А может, я просто подражаю Достоевскому? А на самом деле, мне вовсе не жаль - ни загубленной судьбы проститутки, ни тем более бандита?
Все-таки в моих смятениях виновата частичка русской души, которая сидит во мне как заноза. Будь я нормальный западный интеллектуал...
Нет, - одернул себя Кейн. - Русское во мне не то, что я рефлектирую, а именно то высокомерное мнение, будто только я, как русский, способен на рефлексию и сострадание, а все остальные обитатели Запада - бездушные манекены. Вот что мне надо выдавливать из себя по капле.
Пока он шел и был занят привычной мозговой деятельностью, в реальном мире сгустились сумерки, а затем почти сразу, как село солнце, наступила тьма. Идти стало трудно, а потом и невозможно. Джон Кейн уперся в глухую стену. На ощупь это был забор, состоящий из бревен, стоймя врытых в землю. Так укрепляли боевые позиции еще древние греки при осаде Трои.
Несомненно, это была крепость Джексона. Джексон-хаус, так сказать. Джон подпрыгнул, вытянутой рукой шлепнул по бревну. Верхушки он не достал. Высокая, однако, стена. Идя вдоль стены, ощупывал, проверяя каждый стык бревен, в надежде, что где-нибудь да отыщется щель. И такая щель отыскалась. Ничто не совершенно в природе, а в сооружениях человека и подавно. Одно бревно имело некоторый изъян и потому не плотно прилегало к другому бревну. Изъян был невелик, не по всему стволу, а лишь длиной несколько дюймов. Но все же можно было попытаться забить туда обломок ветки потолще, чтобы выдержала вес тела человека. Щель была на высоте полутора футов от земли, так что получится хорошая ступенька.